Пустующий трон - Кен Лю

Все наши блюда нужно готовить сразу в двух местах: на кухне и на главной сцене. Пока Мати с прочими занимаются пищей, я пойду разогрею аудиторию.

Не успел Кинри задать ей очередной вопрос, как Одуванчик ускользнула на главную сцену, привлекая всеобщее внимание своим струящимся шелковым платьем, напоминающим яркие крылья бабочки.

Кинри оглянулся и с разочарованием отметил, что решетка с зеркалами уже превратилась в параболическую мозаику с высокой отражающей способностью. Ему хотелось самому сложить зеркала. Из центрального углубления в каркасе торчал металлический стержень с плоским кольцом на конце. Кинри уже видел, как работает это устройство, но не знал, действительно ли оно улучшает вкус еды.

Рати осторожно повернула агрегат, подставив солнцу параболическую поверхность. Тем временем Арона и Мота покинули сцену.

Види заметил, что Кинри выглядит растерянным.

– Пойду предупрежу Мати, чтобы готовилась к выходу, – сказал он юноше. – Поможешь принести яйца? Нужны все, какие найдешь в фургоне.

Кинри помчался к фургону и нашел в углу набитые соломой ящики. Хотя «Сокровищница» и скупила на рынке все экзотические ингредиенты, продукты попроще были по-прежнему доступны.

Разворошив солому, Кинри собрал яйца: гусиные, утиные, куриные, перепелиные, а также фазанов и голубей. Затем осторожно отнес корзину на сцену-кухню.

Одуванчик поднялась на главную сцену и представилась помощницей повара, которой поручено рассказать о незнакомых зрителям кулинарных приспособлениях «Великолепной вазы».

Лоло и Сэка, до того развлекавшие толпу историей о разбитом оракуле, поприветствовали новую ведущую. Одуванчик была девушкой бойкой, красивой и совершенно не стеснялась выступать перед публикой.

– Дамы и господа, достопочтенные судьи. – Одуванчик уверенно говорила в рупор. Она привыкла выступать перед гостями на дворцовых пирах и не боялась раскрыть себя, зная, что здесь не присутствует никто из высокопоставленных чиновников. – Надеюсь, вы помните, что приготовление и поглощение пищи не просто поддерживает наше существование. Еда – это своего рода язык. Разжевывая для нас жесткое мясо и овощи и скармливая их нам по ложечке, когда мы сами еще не имеем зубов и не умеем говорить, родители таким образом общаются с нами. Мы, в свою очередь, выражаем родителям любовь, готовя их любимые блюда и оставляя на алтаре предков, когда их уже нет рядом. Готовя и принимая пищу, мы воздаем дань прошлому и с надеждой заглядываем в будущее. Проделав путь от Дзуди до Гинпена, от маленькой таверны до знаменитого зала гостеприимства, удовлетворяя вкусы простых тружеников и высоких вельмож, госпожа-хозяйка Васу и повар Мати Фи никогда не боялись экспериментировать, сохраняя при этом славные традиции. Сегодня вы своими глазами увидите новаторско-традиционные кулинарные решения. Но раз уж мы соревнуемся за звание лучшего ресторана Гинпена, логично будет приготовить блюда, отдающие дань истории этого города. Позвольте мне поведать вам, что же было дальше с королем и авгуром…

И девушка принялась вдохновенно рассказывать:

– Когда через три дня верховный авгур вышел из Великого храма Луто, в руках у него были чертежи новой машины.

«Вот кривые стены, о которых говорилось в пророчестве, – сказал он королю. – Помните, как сложились осколки панциря относительно друг друга? Словно бы пара раскинутых для объятия рук: одна – отражение другой. В этом и заключалась подсказка владыки Луто!»

Бамбуковые решетки, сконструированные авгуром, напоминали мачты морских кораблей, на которых были установлены латы, но не паруса. Эти мачты расположили по всему побережью Хаана. К каждой авгур приставил рабочих, которые должны были поворачивать мачты, согласно приказам, полученным из столицы.

«Но как эти мачты нас защитят? – удивлялся король. – Латы прямые, парусов нет!»

«Доверьтесь мне, ваше величество», – промолвил верховный авгур.

Вместо того чтобы натягивать на латы паруса, он попросил каждую семью Хаана пожертвовать по зеркалу. Кто-то принес большие бронзовые зеркала для гардероба, а кто-то – маленькие дорожные дамские зеркальца; кабаки и дома индиго отдавали новые зеркала, а храмы и лекционные залы – старинные. Все эти зеркала прикрепили к мачтам, отчего они стали похожи на гигантские паутины, сверкающие от капель росы…

На сцене-кухне Види между тем уговаривал переволновавшуюся Мати, а Лодан успокаивала ее.

– Ты же повар, – говорил Види, – это твоя работа. А мы все, прямо скажем, так себе кулинары. От моего омлета вас, пожалуй, вспучит.

– Да я никогда еще на солнце не готовила! – возражала Мати.

– И что? Одуванчик ведь сказала: будете готовить знакомые блюда. Это самая обычная жаровня, только вместо открытого огня…

– Постойте, – перебила Лодан, заботливо обнимая жену за плечи. – Я правильно понимаю: вы хотите, чтобы Мати сделала омлет? На кону стоит судьба нашего ресторана, мы уже с разгромным счетом продули первый раунд, а вы предлагаете ей приготовить омлет?! Да любой повар в самой замшелой забегаловке его с завязанными глазами соорудит!

– Тсс! – шикнул на нее Види. – Не надо кричать! Разумеется, это будет не простой омлет! Мати, возвращение к основам – отличная идея, но кое-что нужно будет сделать иначе…

Мати поставила черную плоскую сковороду на кольцо, подвешенное над зеркальной поверхностью, и сбрызнула ее маслом – точнее, особым раствором, приготовленным Ароной.

Зрители и судьи разделились. Одни внимательно наблюдали за кухней «Великолепной вазы», на которой после воодушевляющей беседы с помощниками вновь появилась Мати, а другие – за главной сценой, где Одуванчик продолжала рассказывать завораживающую историю:

– Когда первый воздушный корабль Ксаны появился на горизонте, верховный авгур отдал приказ. Группы солдат, ученых и даже крестьян дружно повернули зеркальные паруса, чтобы лучи солнечного света отразились на корабле. Силы многих были отданы ради одного дела – так когда-то строились и изогнутые городские стены.

На кухне солнечные лучи отражались от зеркал точно в дно черной сковородки. Види Тукру и Рати Йера играли на кокосовой лютне и бамбуковой флейте на манер оркестра небольшой фольклорной труппы. Види заодно постукивал палкой по ящику, чтобы выдерживать ритм, и сопровождал все горловым пением: голос его был потусторонним и вкрадчивым, одновременно напоминающим о шуме залитых солнцем морских волн, кряхтении гребцов воздушного корабля, ниспосланной разгневанными богами буре и стойкости защитников города.

От пения Види одна девушка в толпе просто остолбенела. Светловолосая, голубоглазая, с бронзовой, покрытой синими татуировками кожей, она приехала в Гинпен с архипелага Тан-Адю, чтобы изучать искусства Дара. При звуках родного горлового пения, которого она не слышала уже несколько лет, бедняжка прослезилась.

Когда масло в сковородке зашипело, как будто из ниоткуда вдруг повалил дым, затянув всю сцену. Этот странный дым держался внизу, скрывая ноги Мати, но оставляя видимыми верхнюю половину ее тела и солнечную жаровню. Казалось, будто повариха парит в облаках. Бывалые путешественники среди зрителей распознали дымовое искусство Арулуги, почти неизвестное в Гинпене.

Внезапно