Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве - Джефф Сахадео

институте им. А. В. Луначарского. Впоследствии каракалпакские авторы благодарили московских «друзей» за то, что те «определили путь» развития их национального театра[260]. Такие усилия государства сохранялись на протяжении всей советской эпохи. Саид Набиев из горного района Хорога в Таджикистане в 1960 г. в возрасте 16 лет получил возможность учиться в институте кинематографии в Москве[261], и он присоединился к другим молодым людям, которым предстояло освоить основы ремесла у ведущих российских специалистов, а не в своих республиках.

Победа Советского Союза во Второй мировой войне явилась конкретным свидетельством дружбы народов и основным событием коллективной памяти. В военное время начиная с 1942 г. советская пропаганда подчеркивала особый вклад всех советских народов – от украинцев до кыргызов – в борьбу с немецко-фашистскими захватчиками[262]. Дружба и взаимопомощь как на поле боя, так и в тылу олицетворяли общую историю и судьбу народов Советского Союза. Казахские солдаты удостоились наград за роль в освобождении Ленинграда; а узбекские мирные жители были награждены за размещение миллионов эвакуированных советских граждан в Узбекистане[263]. Государственные дискурсы социализма и модернизма тогда отошли на второй план: в прессе и отчетах для народа восхвалялись страдание и героизм, которые теперь являлись достоянием каждой «патриотической нации»[264].

Идеалы гордости и самопожертвования оживили идею дружбы народов, о чем свидетельствуют рассказы и более поздних переселенцев в Ленинград и Москву, когда они говорят о месте войны в формировании их отношения как к своей малой родине, так и к Советскому Союзу в целом[265]. Фаршад Хаджиев, студент из Таджикистана, который учился в Москве в 1980-х гг., вспоминал: «Мой отец воевал за эту страну. Гитлер за несколько месяцев захватил всю Европу, но им было не победить такое многонациональное государство, как Советский Союз. Одна лишь моя семья потеряла во время войны восемь человек: погибли четверо братьев отца и четверо маминых братьев. Они воевали не за Таджикистан – нет: они воевали за весь Советский Союз»[266]. Джумабой Эсоев, мясник с Памира, попавший по программе повышения квалификации в Ленинград в 1983 г., горячо отстаивал свою веру в то, что «дружба народов действительно существовала». Он утверждал: «Дружба народов по-настоящему была. Мой дедушка воевал плечом к плечу с людьми со всего Советского Союза. Весь Советский Союз вместе сражался с нацистами»[267]. Фридон Церетели, студент из Грузии, учившийся в Москве в 1980-е гг., считал свой опыт подтверждением непреходящего влияния войны. Она сблизила советские народы, которые пережили эту трагедию, чтобы построить великую и единую страну:

Просто такова природа человека: когда кто-то находится в плохой ситуации, он(а) может поделиться своими несчастьями с кем-то и открыть свою душу другим. В Советском Союзе каждый был в тяжелом положении, [когда закончилась война]. Они сблизились друг с другом из-за общей беды, потому что люди помогали друг другу справляться с трудностями. То один с помощью связей раздобудет керосин и поделится им с соседями, то у другого появится несколько пар обуви и так далее. Людям самых разных национальностей приходилось полагаться друг на друга, чтобы выжить. Все были в одной лодке[268].

Победа во Второй мировой войне и послевоенное восстановление дали людям чувства общности, надежности и силы, но, по словам Джасура Хайдарова, в эпоху Горбачева эта дружба разрушилась, что и привело страну к разорению, хотя горбачевское поколение столкнулось тогда с гораздо менее серьезными опасностями, чем послевоенные поколения[269].

Массовое образование, в особенности после войны, было направлено на увековечение дружбы народов. Национальные интеллектуалы, многие из которых получили образование в 1930–1940-х гг. в Ленинграде и Москве, после смерти Сталина работали над составлением истории каждого из народов Советского Союза задолго до формирования СССР. В учебниках, на уроках и в просветительских средствах массовой информации особенно подчеркивались вечное единство и дружба между народами (теперь советскими), которые вместе храбро, пусть и не всегда успешно, боролись с захватчиками, от монголов до нацистов[270]. Студенты вспоминали, какие эмоции вызывали в них такие посылы. Марат Турсунбаев, живший в Самарканде в 1950-х гг., рассказывал: «Чувство интернационализма и равенства впитывалось с детских лет во всех учебных заведениях и по месту работы»[271]. Асылбек Альбиев вспоминал о школьном обучении в Кыргызстане: «И мы думали в таком русле „Один за всех, и все за одного“. И русские, и узбеки и кыргызы – все привыкли к этой идее»[272]. В школах продвигали идеи советского патриотизма, каждая нация считалась связанной с другими добровольным союзом, основанным на взаимных интересах и уважении.

Однако превосходство русских оставалось камнем преткновения в дружбе между советскими народами. Сталин в своем знаменитом тосте за победу над нацистскими войсками в 1945 г. выделил заслуги русского народа: «Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза»[273]. О господстве русских над другими народами говорили теперь в прошедшем времени. В заметках по истории народов Кавказа и Средней Азии, написанных в 1950-х гг., завоевание этих регионов в царскую эпоху характеризуются по-новому: насилие и порабощение народов в имперскую эпоху приуменьшаются. То, что еще десятилетия назад, в 1920-е гг., советские писатели осуждали как воплощение имперской кровожадности и великорусского шовинизма, теперь стали рассматривать как «меньшее зло» по сравнению с западным колониализмом[274]. Теперь национальные историки характеризовали царскую экспансию как «исключительно прогрессивное явление»[275]. В их изложении русские переселенцы на Кавказ и в Среднюю Азию придерживались протосоциалистических идеалов, а администраторы стремились вывести регионы на путь современного экономического развития. В послевоенных учебниках русский народ по статусу приравнивали ко «всем другим, вместе взятым»[276]. Идеи дружбы и братства народов (включая и идею «старшего брата») чередовались в советском дискурсе, создавая эмоциональные связи, которые ставили попеременно любовь, чувство долга и добровольную привязанность выше равенства[277].

Русский язык продолжил свое распространение в качестве универсального языка общения в Советском Союзе в послевоенные годы. Согласно постановлению 1938 г., русский язык стали изучать в школах всех республик Советского Союза для подготовки к военной службе[278]. Солдаты со всего СССР учили русский язык в армии и привезли его домой после Второй мировой войны[279]. Русский использовался как официальный язык в советских учреждениях по всему многонациональному Союзу. Коммунистическая партия видела в широком использовании единого языка шаг к укреплению дружбы народов. А в 1950-е гг. разгорелись споры: лидеры партии и ученые из национальных республик оспаривали первенство русского языка по сравнению с