Другая жизнь - Джоди Чапмен

– Нет, Анна. Стоп.

– То есть как это? – спросила она, глядя на меня расширенными после травки глазами.

Я погладил ее по щеке.

– Я так не хочу.

– А, поняла! – Она скатилась с моих колен и привстала, приподняв ягодицы, а потом посмотрела на меня через плечо. – А так хочешь?

Я поймал ее за карман, притянул к себе и вновь усадил на колени.

– Поцелуй меня – и все.

Анна отстранилась:

– Ты гей, что ли?

– Что? Нет, конечно! По-моему, когда ты сидела на мне, это было вполне очевидно.

– Тогда в чем проблема?

Я вздохнул:

– А то непонятно. Ты накурилась.

– Ой, не начинай, а.

– Я не собираюсь тебе мораль читать и все в таком духе, – сказал я, помня, как плохо это закончилось в прошлый раз. – Просто я так не хочу, вот и все.

Анна расхохоталась и попыталась сползти с моих колен.

– Теперь понятно. Совсем я забыла об этих твоих любимых играх. Вечно тебе надо все контролировать! И плевать, чего я хочу – и когда!

Я отпустил ее, и она отстранилась.

– Никакие это не игры, – сказал я. – А наши с тобой отношения.

Она села и натянула майку, а потом закрыла лицо руками и то ли усмехнулась, то ли всхлипнула.

– Господи, ну что я за идиотка!

– Слушай, мне жаль, что так вышло, – сказал я, осторожно ее коснувшись. – Ты здесь ни при чем. Точнее сказать, в тебе-то все и дело.

Новый смешок.

– Думаешь, я тебя не хочу? – спросил я, тяжело сглотнув. – Я парень вообще-то, а против природы не попрешь. Но мне важно, чтобы ты тоже была со мной в этом самом моменте, в этой самой комнате, и душой, и телом. Ты чертовски соблазнительна, даже когда накуришься, но я хочу, чтобы ты все соображала, когда я тебя касаюсь. Чтобы осознавала, что я тебя касаюсь. А не валялась в отключке.

Анна прикусила губу.

– И как тебе только это удается? – спросила она.

– Что?

– Укрощать меня, не слетая с катушек?

Я закурил еще одну сигарету.

– Я кричу на тебя мысленно.

Мы немного посидели в тишине. Солнце уже закатилось, а гроза, видимо, прошла стороной. Небо приобрело тот насыщенный темно-синий оттенок, какой бывает у него после заката, до наступления темноты. Мама как-то назвала его «сумеречным». Мы с ней тогда сидели на самой высокой точке Уай-Даунс, у большой белой короны, вырезанной когда-то на меловом склоне холма, и смотрели, как в домах внизу загорается свет.

– Я хотела у тебя кое-что спросить, – сказала Анна. – Если можно.

Я молча ждал вопроса.

– О твоей маме. Где она?

В ветвях деревьев запели птицы. Они звали друг дружку домой, в постель, отдыхать до утра. Воздух был спокойным и неподвижным.

Ответил я не сразу. Продолжил курить свою сигарету, чувствуя, как мои легкие и разум наполняются благодаря ей смертоносным покоем, а потом затушил окурок. Сел в тени, чуть поодаль от Анны, и впервые в жизни рассказал историю моей матери.

А когда я закончил, Анна закрыла лицо руками и заплакала.

Начало девяностых

После того как все случилось, Стелла стала уделять нам значительно больше времени. Она возила нас в школу в дни, когда папа работал или когда мамы других детей не могли нас подбросить. Если нужна была новая форма, именно она везла нас в «Маркс-энд-Спенсер», чтобы подобрать одежду по размеру, а когда в школе устраивали благотворительную ярмарку, на которую полагалось приносить домашнюю выпечку, Стелла покупала пирог в кондитерской.

Когда она привезла нас из цирка, мы с Сэлом съели за кухонным столом свои хеппи-милы и отправились спать. Переодевшись в пижаму, я немного посидел на лестнице, прислушиваясь к тому, как тетя моет посуду. Я просунул голову между перилами так, что они плотно сжали мне виски, зажмурился и представил, что это мама.

Она заглянула в гостиную, чтобы попрощаться с папой, а потом пошла в прихожую и сунула руки в рукава своего пальто.

Папа вышел следом, спрятав ладони в карманы. Я наблюдал за происходящим сверху, воспользовавшись тем, что на втором этаже у лестницы нет ни одного окна и можно прятаться от чужих глаз в полумраке.

– Стало быть, все прошло отлично?

– Да, отлично, – подтвердила Стелла, застегивая пуговицы. – Просто прекрасно. Мы поели сладкой ваты, а еще я разрешила им поиграть на автоматах. Думаю, у меня получилось отвлечь его от твоего отсутствия.

Папа рассеянно кивнул, позвякивая монетками в кармане.

– Я тут подумал… – начал он и почесал затылок. – Может, тебе перебраться к нам? Свободная комната есть, мы ее для тебя обустроим. Так тебе будет проще – не придется мотаться туда-сюда каждый божий день.

Стелла сунула руки в карманы пальто и вздохнула:

– Нет, Пол.

Папа выпрямил спину:

– Стелла, ты им нужна.

С губ тети сорвался невеселый смешок, и она покачала головой:

– Нет, кто им нужен – так это родной папа.

– И что мне делать? Я должен зарабатывать нам на хлеб. Не могу же я еще и одежду стирать и застилать кровати!

Стелла шумно втянула ртом воздух.

– Ты предостаточно времени проводишь со своими работягами. Но не забывай о том, что и у меня есть работа!

– Разливать пиво в пабе, – язвительно заметил папа.

– Ну ты особо-то не зубоскаль, все-таки возиться с грязными автомобилями за тридцатку в день – не шибко лучше. – Стелла наклонилась и подняла с пола свою сумочку. – Я рада, что могу время от времени помогать тебе с ребятами, Пол, но пойми, у меня своя жизнь.

– Но своей семьей ты при этом не обременена, – напомнил он.

Стелла метнула на папу неодобрительный взгляд.

– Если бы я хотела своих детей, они бы у меня уже были, – сказала она.

– Мои сыновья рады будут это услышать, – парировал он. – Они в тебе души не чают. А тут выясняется, что тебе намного интереснее играть в бинго и опрокидывать стакан за стаканом в обществе каких-то дерзких юнцов, чем сидеть с собственными племянниками!

Стелла достала ключи и легонько их встряхнула.

– Ты и представить не можешь, до чего я люблю этих мальчишек, но им нужна не я. Я ведь не забыла, как все складывалось между тобой и папой, когда мы были детьми. Неужели ты желаешь собственным детям такой судьбы?

Папа потупил взгляд.

– Найми экономку, – посоветовала тетя и открыла дверь. – В понедельник заеду, привезу запеканку.

* * *

Сэл умел очаровывать девушек.

В школе за ним увивалась целая куча поклонниц. Причем это были не абы какие девчонки, а модницы. Таких всегда