…Началось в Республике Шкид - Евгения Путилова

Но уже в какой-то мере этапной для себя работой он считает повесть «Часы»: над ее началом он просидел несколько недель и потратил чуть ли не семьдесят листов писчей бумаги, прежде чем нашел верный тон, точный голос рассказчика. Он вспоминает, как удивил его поэт Н. А. Заболоцкий, когда сказал ему, что «Часы» написаны гекзаметром и в подтверждение несколько нараспев прочитал:

С Петькой Валетом случай вышелГулял Петька раз по базаруИ разные мысли думал.И было Петьке обидно и грустно:Шамать хотелось и не было денег шамовки купить.

В словах Заболоцкого автору повести почудилась даже насмешка: «при чем тут гекзаметр?» Ему самому было ясно другое: «повесть написана сказом, от лица беспризорного паренька, в ней очень явственно звучат разговорные, житейские, очень простецкие интонации». Лишь потом он понял: «ухо поэта уловило то, чего не мог обнаружить даже слух автора», понял, почему, как бы и сам не замечая этого, выбрал для начала именно гекзаметр. «Несоответствие торжественной поступи гомеровского стиха» и истории с украденной пампушкой создавало замечательный комический эффект.

Но писатель был прав, когда говорил и о сказовой, разговорной интонации повести; одно здесь замечательно сочеталось с другим. Называя «Часы» вершиной раннего творчества Пантелеева, восхищаясь тем, как проявилась сила писателя в языке повествования. К. Чуковский увидел в этом рассказе совершенное владение жаргоном улицы 20-х годов. Жаргоном, стихийно созданным беспризорными «детьми и подростками, прошедшими через воровские притоны, барахолки, отделения милиции и т[ак] д[алее]». Отсюда такое ощущение достоверности эпохи, людей, события.

В «Часах», пишет Л. Пантелеев, «автор сдавал экзамен на художника… Работа шла по всем направлениям: и над языком, и над фабулой, и над композицией». Еще большее понимание и чувство того, что значит в художественном произведении слово, пришло к писателю в работе над следующей повестью — «Пакет» здесь проявилась та «художественная достоверность языка» писателя, которую К. Чуковский определил как «мускулатуру таланта».

В «Заметках о ремесле и мастерстве» Пантелеев рассказывает о том, как просиживая ночи напролет, он делал всего лишь десять-двенадцать строчек за «смену». Что же, спрашивает он, «мне не работалось, не писалось? Нет, очень даже писалось. Редко в своей жизни я работал с таким подъемом, с таким высоким упоением… как в этот раз». Просто эти десять-двенадцать строчек и были результатом, теми «граммами радия», которые добываются «из тысячи тонн словесной руды». Вместе с тем сюжетная основа повествования кажется ему довольно банальной, успех повести он приписывает только «слову, словам, их музыкальности, их звучности, их удачному подбору, сочетанию, точному соответствию фонетики и семантики». Тут с писателем согласиться полностью не хочется: успех «Пакета» — и это проверено временем — заключен и в сюжете, и в образе главного героя.

В «Пакете» все повествование ведется от первого лица. Автор как бы передоверил самому буденовцу Пете Трофимову поведать о случившихся с ним многочисленных происшествиях.

Что это значит — вести рассказ не от автора, а от вымышленного героя? Как это делается? Каким путем достигается?

Пантелеев делится с читателем интереснейшими размышлениями: в «Пакете», как и во всяком другом сказовом, монологическом произведении, «автор — не только писатель, сочинитель, рассказчик, но еще в какой-то мере и актер». Он играет роль своего героя, и, как всякий актер — будь то Бабочкин в роли Чапаева или Качалов в роли Гамлета, — он тоже должен полностью здесь перевоплотиться в буденовца Петю Трофимова, сжиться с этой ролью до конца. Вот потому, оказывается, и работа над «Пакетом» шла так медленно: «каждое неточное, неверное, фальшивое слово резало ухо» и приходилось вычеркивать его, писать заново, зачеркивать новое, искать десятое, двадцатое…»

«Пакет» начинается с загадочных слов: «Нет, дорогие товарищи, героического момента в моей жизни я не припомню. Жизнь моя довольно обыкновенная, серая». Начало это дало повод ко всякого рода предположения: почему «нет»? С кем он спорит? Кому возражает?

Чтобы ответить на эти вопросы, надо обратиться к истории написания «Пакета». Она тем более примечательна, что связана с рождением пионерского журнала «Костер».

В 1931 году в редакции детского отделения Госиздата возникла мысль об издании в Ленинграде детского альманаха. Один из будущих авторов М. Зощенко, предложил делать каждую книгу альманаха так, чтобы все рассказы в ней были на одну тему. «Например, — сказал он, — пусть первая книга будет о героях. Пусть каждый из нас расскажет о каком-нибудь замечательном поступке в жизни того, от чьего имени ведется рассказ».

Пантелееву было поручено придумать какое-нибудь интересное вступление для всего альманаха. Вступление придумалось такое: дело происходит в Крыму, в пионерском лагере. Поздно вечером ребята сидят у костра, говорят о «страшном». В это время из-за кустов появляется старичок, он заблудился и ищет дорогу. Его просят посидеть с ребятами, но уже поздно. Он приходит назавтра и приводит из санатория, где отдыхает, еще несколько человек. Гостей ссаживают у костра и просят, чтобы каждый из них рассказал о каком-нибудь героическом случае. Один из гостей — Петр Васильевич Трофимов, бывший кавалерист, буденовец, участник гражданской войны. Он очень скромен, и свой рассказ он начинает словами: «Нет, дорогие товарищи, героического момента в моей жизни я не припомню».

Во время работы над рассказами писатели (а среди них были М. Зощенко, О. Берггольц, Н. Тихонов, Р. Васильева) про гостей-рассказчиков забыли. Но пионерский костер свою роль сыграл: он дал название альманаху. После «Костра первого» через год вышел «Костер второй». А через несколько лет стал выходить уже не альманах, а ежемесячный пионерский журнал «Костер, существующий и поныне.

В «Пакете» тоже нет никаких пионеров, однако первая фраза не оказалась случайной: она стала ключевой для всего облика главного героя. Рассказывая о том, как он ехал с поручением в штаб фронта и как дважды за один день ему пришлось прощаться с жизнью, Петр Трофимов представляет эту полную драматизма историю как «совсем небольшой пустяковый случай», вроде бы незначительный эпизод: как он однажды на фронте засыпался».

В этом несоответствии между тем, как сам герой оценивал все с ним происходящее, и подлинной значимостью его поступков и заключается во многом эффект повести, ее внутренний нерв, ее удача. Петр Трофимов себе цены не знает, но ему хорошо знает цену автор, и, хотя форма сказа как бы и лишает автора права вставить даже словечко, а позволяет лишь проигрывать роль героя, писатель оказывается здесь таким замечательным режиссером и актером, что создает подлинный спектакль: шумный, веселый. Посмеявшись вволю, его «зрители» уйдут, однако, с глубоким впечатлением от чего-то не только смешного, но и драматического, серьезного, глубокого; юмор, шутка, смех не только не помешают, но скорее помогут им оценить в настоящем свете мужество, преданность делу и многие другие высокие качества Пети Трофимова.