Искушение ночи - Лидия Джойс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Леди Виктория.
Его голос прервал размышления Виктории. Казалось, он на расстоянии прочел ее мысли. Виктория повернулась к нему и почувствовала, что краснеет, смущенная и огорченная тем, что ее застали, когда она ходит босиком по траве, – столь интимный момент не был предназначен для посторонних глаз.
На лице Рейберна не было осуждения. Оно выражало желание, удовольствие и что-то похожее на грусть или зависть.
– Я решила посмотреть, как вы приводите в порядок сад, – сказала она в свое оправдание.
Рейберн кивнул, не в знак того, что принимает это объяснение, а что услышал его, и жестом велел ей подойти. Она подобрала шляпку и подчинилась. Она впервые увидела его при дневном свете и решила рассмотреть, пока просовывала руку под его локоть и входила в дверь. Он казался старше, чем в полутемных комнатах Дауджер-Хауса и еще более темных комнатах Рейберн-Корта. У рта залегли глубокие складки, кожа на носу была загрубевшей. Поскольку он избегал солнца, Виктория полагала, что лицо у него гладкое и бледное, но оно оказалось обветренным, словно у пастуха. Как ни странно, это увеличивало его своеобразную привлекательность, подчеркивало контраст между ним и светскими джентльменами, с которыми она привыкла общаться. Конечно, ни у одного светского джентльмена не могло быть таких сильных рук, такой уверенной походки, как у него. Но при этом сама она не казалась себе ни маленькой, ни слабой, напротив – полной энергии, словно его жизненные силы бросали ей вызов и вдохновляли. Это открытие должно было бы встревожить ее, иона знала, что так и будет, когда она обдумает его позже. Но сейчас она шла в ауре покоя и хотела продлить эти минуты.
Они шли по дому рука об руку, у передней двери она остановилась, чтобы завязать ленты шляпы.
– Нет, – сказал Рейберн, отводя в сторону шляпу. – Нет. Мне больше нравится без шляпы.
Виктория начала было возражать, но передумала. Ей показалось смешным заботиться о какой-то ничего не значащей пристойности, когда вся неделя будет сплошным нарушением правил, когда-либо существовавших в приличном обществе. Она положила перчатки в шляпку и несла ее за ленты, когда шла рядом с герцогом к карете.
На этот раз в темноте кареты между ними не возникло ощущения неловкости. Лакей взобрался на запятки, карета покачнулась, потом тронулась с места – это лошади отъехали от Дауджер-Хауса, предназначенного для супружеской четы и ее цветущего потомства.
– Вы задумали этот дом, когда хотели жениться на ней, не так ли? – тихо спросила Виктория.
– Да, – ответил герцог. Воцарилось молчание. Наконец Рейберн вздохнул:
– Мы должны были пожениться, как только дом будет готов. Мои планы ей не понравились – она находила этот дом слишком скромным для герцогини, а к эстетической стороне дела относилась равнодушно. Я не знал, насколько она невзлюбила его, пока не стало слишком поздно, и даже тогда у меня не возникло желания изменить его. Мне казалось, что он таков, каким должен быть.
– Наверное, вы очень любили ее. – Любить и терять – не так ли устроен этот мир?
Смех его прозвучал горестно.
– Летицию? Никогда. Она красавица, я восхищался ею, как восхищаются произведением искусства. Нет, я не любил эту женщину. Я любил ее образ. В последние двенадцать лет я никого не любил.
Значит, когда-то он любил. Интересно, подумала Виктория, что же произошло. Теперь он притворяется, будто не способен на чувства. Виктория в это не верила.
– Вы любите этот дом, – заметила она. Это было самым легким оправданием. – Трудно найти что-либо более конкретное, не важно, что это неодушевленный предмет.
– Дома никого не осуждают и не презирают. Любить дом легко. – Он говорил небрежно, но в словах его была боль, которая передалась ей.
Она нашла в темноте его руки. Они были холодные. Виктория почувствовала это даже сквозь перчатки. Рейберн крепко сжал ее руку.
Сила его хватки в кромешной тьме была такой чувственной, что Викторию бросило в жар. Она ощутила близость его тела. Рейберн затаил дыхание. Какое-то мгновение они сидели не двигаясь, потом Рейберн привлек ее к себе и поцеловал.
Она ощутила крепкую мягкость его губ, его дразнящий язык. Ей мешали поля его шляпы, и она в нетерпении отвела их назад. Ее пальцы прокрались под его шелковый шарф, чтобы запутаться в темных кудрях на его затылке. Волосы были тонкие и шелковистые, как у ребенка.
Карета резко остановилась. Виктория упала на сиденье, но руки у Рейберна не отняла, даже когда лакей открыл дверцу и опустил подножку. Герцог снова обмотал лицо шарфом, надвинул шляпу, а потом нехотя отпустил Викторию и вышел из кареты в туманную изморось. Виктория вышла следом за ним, опираясь о его руку, и он быстро провел ее в замок.
И тотчас же ощущение близости исчезло, поскольку появилась домоправительница.
– Как долго вас не было! – воскликнула она, торопливо подходя к ним, следом за ней шла служанка. – Вы не снимали шляпы, ваша светлость? Вы же знаете, как я беспокоюсь, глупая старуха. – Она вскинула руки. – А миледи! Юбки! Шляпа! Что с вами случилось?
– Ничего не случилось, миссис Пибоди, – сухо ответила Рейберн, отдавая служанке плащ, шляпу, шарф и трость.
– Сначала нужно было позаботиться о миледи, Пег, – попеняла служанку миссис Пибоди, беря у Виктории шляпу и снимая с нее накидку.
– Не беспокойтесь, – произнесла Виктория, но миссис Пибоди продолжала бранить служанку, когда обе они направились во внутренние помещения.
Виктория смущенно стояла рядом с герцогом. От близости, возникшей между ними, не осталось и следа, разве что воспоминания.
Рейберн поднял брови.
– Я должен поработать. В этом доме мало чем можно развлечься, но если вы позовете горничную, я уверен, она с удовольствием проводит вас в библиотеку.
– Благодарю вас, – только и могла сказать Виктория.
Он нахмурился:
– Вы найдете свою комнату?
Интересно, что он станет делать, если она солжет и скажет, что не найдет? Но она не стала лгать.
– Это единственная комната в доме, которую я могу найти.
Рейберн кивнул:
– Тогда я пошлю Фейна, чтобы он проводил вас к ужину. Пока, Цирцея.
И он ушел.
Глава 8
Байрон чувствовал, что еще немного, и он разгадает ее тайны.
Но хочет ли он этого?
Если характер Виктории можно объяснить какой-то скучной историей из ее прошлого, если все ее сложности имеют простое объяснение, он будет разочарован. Раз нет никакой тайны, нет и причин для интереса, и оставшиеся дни ее пребывания в замке превратятся в приятный, но привычный разврат.