Моя небесная жизнь: Воспоминания летчика-испытателя - Валерий Меницкий

Ох уж эта мальчишеская натура всё немного преувеличить и приукрасить, возвеличивая себя! Потом-то я понял, почему всех остальных ребят так разнесло и разбросало по воздуху. Конечно, в их неудачном приземлении виноват был всё-таки я. Если бы я вовремя выполнил команду Савкина, то все бы, наверное, оказались в районе аэродрома. Но я этот процесс, честно говоря, затянул, и все, за исключением меня, разлетелись кто куда.

Вот так и закончился мой первый прыжок. Из-за сильного возбуждения я даже не мог оценить всю прелесть первого в жизни полёта на самолёте. Помню, когда поднимались вверх, набирая высоту, я старался смотреть в иллюминатор. Но его отверстие было слишком мало для того, чтобы что-то увидеть. Кроме того, нам мешали громоздкие парашюты старого образца — ПД-47. С ними не только оборачиваться, но и сидеть было нелегко. Единственный пейзаж, который я наблюдал с самолёта, был тот, что виднелся в проёме двери во время ошарашившего нас «великого сидения» Савкина на краю воздушной пропасти. Наверное, этим своим действием он просто хотел успокоить нас и внушить доверие к небу. Но в тот момент он достиг, пожалуй, обратного эффекта — все ещё больше заволновались. Хотя позже, разговаривая на земле, мы оценивали его поступок восторженно. Для нашего воображения и скромного парашютного образования это было нечто. И его авторитет в наших глазах ещё больше возрос.

Надо сказать, в нашей и в соседней эскадрильях все прыжки закончились без происшествий. И это было очень хорошим результатом. ПД-47 — парашют с точки зрения спортивной очень неповоротливый. А вот с точки зрения надёжности для первоначального обучения и тренировки курсантов он очень хорош. Хотя скорость снижения для первоначального обучения могла бы быть и поменьше. В результате после первого прыжка многие из нас имели шишки и синяки. Но воодушевление на земле царило необыкновенное. Все чувствовали себя героями. И надо простить каждому из нас тогдашние бесшабашные рассказы о том, кто как управлял своим парашютом, обходил препятствия и воздушные ямы, умело управляя стропами. Для многих, как и для меня, это было первым соприкосновением с небом, первым решительным шагом в дорогую нашему сердцу авиацию. Добавлю, что и материальное вознаграждение за этот решительный шаг тоже соответствовало его значению. Мы получали тогда в месяц свои курсантские 8 рублей 20 копеек. А за этот прыжок нам вручили сразу по десять рублей. За все последующие давали тоже неплохо — пять рублей. Так что с материальной точки зрения это был достаточно выгодный спорт. Но разбогатеть посредством прыжков мы как-то не стремились. Я даже сумел увильнуть от награды — дополнительного прыжка. Под видом футбольной тренировки. И это устроило всех. Был доволен я, потому что все и так знали, что я награждён за точное приземление дополнительным прыжком. Довольно было командование полка, которому из-за меня не хотелось делать лишний вылет. Кроме того, довольна была и финчасть — ей дополнительные выплаты за прыжки тоже не доставляли особой радости. В результате всеобщего удовлетворения я продолжил свою дорогу в небо, не причинив финансового и иного ущерба своей воинской части…

По ночам уже грезилось небо, но перед тем как подняться в него, нам предстояло изучить множество документов и наставлений по производству полётов, штурманской службе и т.д. Преподавалось нам всё это весьма схематично. Надо было изучать эти документы вне зависимости от их практической нужды и пользы для нас. Они напоминали устав караульной службы: это разрешается, а это — запрещено. В результате все эти «разрешается-запрещается» помнились только до сдачи экзаменов. Но как только последние сдавались, обычно всё тут же забывалось. Если бы кто-нибудь мог нам чётко объяснить, ради чего надо знать это правило, тогда другое дело! Но вместо этого нам постоянно твердили, что инструкции написаны кровью и поэтому их надо зубрить наизусть. И это действительно было так. Но никто не объяснял, почему, в результате каких жертв и ошибок пришли к данному правилу. К сожалению, только потом я понял, что такие наставления, особенно по части выполнения полёта, надо чётко знать и понимать. Именно в них записаны те каноны безопасности, которые должен соблюдать лётчик. И прочно опираясь на них, он уже может позволить себе, когда возможно, более гибко относиться к этим правилам.

19. ПЕРВЫЙ ПОЛЁТ

Говорят, каждый лётчик помнит свой первый самостоятельный полёт. Вот чего не помню, того не помню. А первый мой полёт с инструктором запечатлелся на всю жизнь.

Было очень красивое утро. На небе — ни облачка. Почти абсолютный штиль, может, только лёгкий-лёгкий ветерок — 1–2 метра в секунду. Словом, как говорили инструкторы, погода — просто по заказу. В группе нас было семь человек, я летел, кажется, третьим или четвёртым.

Наконец настала моя очередь. Я сел в самолёт, а дальше, всё делал машинально и автоматически. Запуск двигателя. А значит, надо следить за его температурой. Я, конечно, ничего не видел. И только когда инструктор задавал вопрос: «Какая температура?», я смотрел за этим параметром. И, кажется, отвечал впопад. Потом мы рулили, и больше, как вы понимаете, рулил инструктор. На технику взлёта я тоже не обратил никакого внимания. Я весь был поглощён самим процессом разбега самолёта и ожиданием его отрыва от земли. Когда этот отрыв состоялся, надо было постоянно смотреть вперёд под определённым углом. Вместо этого я посмотрел вбок, где только и можно было увидеть землю, а затем устремил свой взор вниз, что совершенно нельзя было делать с точки зрения лётной безопасности. Я даже не понимал, что самолётом управляет инструктор, и, как мальчишка, следил за действом, которое разворачивалось внизу. Я смотрел на поля, разбитые на разноцветные квадратики: зелёные, коричневые, чуть желтоватые — очевидно, цвели какие-то растения. Меня поразила удивительная гамма красок лесов и полей. Инструктор что-то говорил мне, объяснял свои действия, а я постоянно смотрел на небо и на землю и сравнивал живительные краски природы, которые открылись передо мной во всём своём многообразии и так взбудоражили моё сознание, что молчаливому восторгу не было предела. Пока меня не возвратила к жизни резкая фраза инструктора:

— Где аэродром? Куда надо лететь?

Естественно, я не видел аэродром. Я знал только, что направление на него указывала стрелка радиокомпаса. Я ответил. Инструктор удивился тому, как я Неплохо ориентируюсь. Какая там ориентация! Я не знал, над чем мы находимся, в какую зону летим, хотя нам дали номер зоны и курс на неё. Ничего этого я не видел и не понимал, а только восхищался разноцветным полотном земли, простиравшимся перед моим взором. Я выполнял контрольный полёт, где должен был производить положенные действия. Но всё внутри меня кипело от радости, а, может, и от непонимания того, что происходит. Внутри меня творилось что-то невообразимое!