Похищенная викингом - Кейтлин Крюс

спину, широко развела ноги, руки вытянула вдоль тела, сжав кулаки. Она не просто закрыла глаза, а зажмурилась, да так, что, казалось, все лицо сморщилось от страха перед ударом. Торбранд не ожидал от нее повиновения, оттого ее поведение особенно удивило.

Он мог приблизиться к ней, но остался на месте, неподвижный, чтобы полностью выдержать паузу. Он видел, как поднималась и опускалась ее грудь, как участилось дыхание. Затем запылали щеки, вероятно, воображение ее потрудилось на славу.

Торбранд решил, что пусть так и будет.

— Поражаюсь твоей покорности, Эльфвина, — произнес он и спрятал в бороду улыбку, заметив, каким тяжелым стало ее дыхание.

Правда, она перестала жмуриться, даже открыла глаза, одарив его в очередной раз россыпью золотистых искр.

— Ты не оставил мне выбора.

— Это верно, не оставил. Скажу, что у тебя своеобразные представления о том, что такое плен. Разве при дворе твоей матери или дяди так содержали рабов и пленников?

Эльфвина не сводила с него глаз, на мгновение нахмурилась, хотя по выражению лица было видно, что она не ожидала от него ничего плохого. Торбранду это понравилось.

— Думаю, ответ ты и так знаешь.

— Знаю. — Он придвинулся ближе к ней, ее тревожный взгляд мгновенно переместился на ладонь, которую он положил ей на колено. — Вариантов у таких людей немного, но ты уже получила больше, чем можно мечтать в таком положении. Я приму все протесты, которые созреют в твоей прекрасной головке. Ибо я милостив.

Рука скользнула выше по ее ноге и остановилась — Торбранд наблюдал за реакцией. Эльфвина напряглась, глаза ее распахнулись. Губы цвета спелых ягод разомкнулись. Она подняла руку, словно собиралась дать ему пощечину, но благоразумно ее опустила.

— Вот и умница, — пробормотал он. Теперь, преодолев преграды из ткани платья и чулок он чувствовал, как горит ее тело. — Успокойся.

Она тихо застонала, отчего забурлила кровь. Она дрожала, но больше не пыталась воспротивиться.

Торбранд принялся медленно поднимать подол платья, обнажая ноги. Он разворачивал ее, как подарок, которым она, собственно, и являлась.

Он мог и хотел получить все сразу, но предпочел не торопиться.

Снаружи доносились обрывки фраз — брат и кузен говорили по-ирландски, сидя у огня. Ночь была тихой, безветренной, что лишало возможности случайных разбойников незамеченными подойти к лагерю. Однако можно быть уверенными, что разговоры не усыпили бдительность братьев.

Хотя сейчас он, Торбранд, в более выгодном положении. Он растянулся на шкурах и любуется премилой пташкой, куда более аппетитной, чем любая дичь на вертеле.

Она нервно кусала нижнюю губу. Мужчина глазел на это и становился все тверже. И все же он не собирался спешить.

Вскоре край ее платья достиг талии, дав возможность увидеть больше, хотя на ней все еще были чулки.

Вид кинжала рассмешил Торбранда.

— Думала на меня напасть? — спросил он, не сдержав улыбку.

Эльфвина смутилась и покраснела, затем побледнела, когда он потянул за кончик ленты, который удерживал ее оружие.

— Я взяла его на случай необходимости защищаться в дороге. Я…

— Не шевелись, — предупредил он. На этот раз строже и громче.

Не доставая из ножен, он бросил кинжал туда, где оставил свою обувь; она больше никогда его не получит.

Торбранд провел ладонью по внешней стороне ноги вниз, до самых изящных ступней, и ухмыльнулся, когда она поджала пальчики. Он переместился к ее ногам, встал на колени и надавил большими пальцами на подушечки ступней. Ответом стал протяжный вздох. Вырвавшийся, кажется, против ее воли, так ему показалось. Торбранд молча принялся массировать обе ноги одновременно. Перешел к икрам и коленям, тщательно разминая уставшие мышцы. Было бы лучше, если бы она сняла всю одежду, но он не доверял себе, боялся, что может не сдержаться при виде ее тела и зайти дальше, чем следовало.

Он вспомнил прошлую ночь, взгляд Эльфвины и решил, что лучше помнить, что мама всегда учила его не спешить, что едва ли получится, будь она обнаженной.

Он никогда в жизни не испытывал столь сильного желания, однако хотел дождаться момента, когда женщина сама будет не просто отвечать ему взаимностью, но умолять взять ее.

И не важно, что она заставила его вспомнить, как сильно его руки запачканы кровью врагов.

Разминая ее тело, Торбранд находил все больше мест, прикосновения к которым вызывали стон. Несмотря на искушение, он не прикоснулся к месту между ног, чтобы понять, как там жарко и соблазнительно мягко. И сможет ли Эльфвина сдаться так быстро.

Желание пульсировало, плоть готова была разорваться.

Эльфвина раскраснелась, глаза ее были полуприкрыты, губы влажные, казалось, она сама была готова к соитию. Воистину, эта женщина не так смиренна. Скорее похожа на спелый и сладкий плод.

Торбранд слегка сжал руками ее бедра и во все глаза смотрел на мерсийскую принцессу, неожиданно растревожившую его душу.

Пряди ее светлых волос выбились из косы, уложенной вокруг головы, и беспорядочно разметались в стороны. Нежный овал лица. Едва ли она понимает, как прекрасна. Кроме того, она не лежала, как девственница на жертвенном ложе, принесенная в дар дракону, ожидая, когда вылетит поток пламени. Она сама была тем пламенем, горячим, способным спалить любого, кто к ней прикоснется.

— Торбранд…

— Перевернись, — хрипло произнес он.

Она вздрогнула и растерянно заморгала. Он был горд тем, как владел собой, что его собственная одежда еще на нем. Велик был соблазн сбросить ее, взять эту девственницу, обагрив мех под ней кровью, а затем еще долго наслаждаться ее телом, научив выкрикивать его имя в момент высшего удовольствия.

«Так и будет. Скоро», — сказал он себе.

Плохой гребец всегда винит весло. Торбранд же предпочитал все делать хорошо, не оставляя никому шанса для упреков.

Он ждал, смотрел, как она тяжело дышит, думая, как поступить, а затем одним движением перевернул ее на живот.

— Раздвинь ноги! — скомандовал он и вновь сам исполнил, не дожидаясь, когда на это решится Эльфвина.

Несколько мгновений он бездействовал и любовался видом раскинувшейся перед ним прекрасной женщины.

У нее была длинная шея, красивая линия спины, аппетитно выпирающие ягодицы. От похотливых мыслей он сам едва не застонал. Вздрогнул и принялся мять пальцами ее напряженное тело. Плотский голод его был, пожалуй, сильнее ее мышечной боли.

Опускаясь по спине ниже, и еще ниже, к ногам, он осторожно миновал то место, которое было, пожалуй, самым жарким в ее теле. Она отвечала на его прикосновения, подавалась вперед, будто хотела, чтобы пальцы надавили сильнее. Он представил, как она будет извиваться под ним, стонать от наслаждения, и остановил себя. Этот момент непременно наступит, и впереди у них