Безродыш. Предземье - Андрей Олегович Рымин

сжимая кулаки от обиды. Себе не хозяева… Три года в батраках с правом выкупа — вот плата за еду и кров от общины для таких, как я. Незавидная доля, но девкам ещё хуже приходится. Для них и второй вариант предусмотрен. Коли в жёны захочет кто взять, то не отцу девки решать отдавать ли. Как староста скажет, так и судьба. А Хван, жадная тварь, отдаст каждому, кто откупные заплатит. У Веи всего два года с лишком осталось.

Ну, точно мне одного из хозяев леса искать, если все свои беды желаю закрыть. Меня ведь ещё и Тишка ждёт где-то. Хоть из посёлка беги и на хутор какой прибивайся. Но и своих здесь бросать душа не лежит, и риск в той затее большой. Не любят в малых посёлках чужих, а в град без бумаг и тем более соваться нельзя — сразу сцапают.

Понурив голову, поплёлся я до хаты ни с чем. В охотники не взяли, но сдаваться не след. Я что-нибудь ещё придумаю умное. Руки, ноги в порядке. Голова на плечах. Спина и та зажила. Силы в себе ощущаю даже больше, чем прежде. Неужели не выкручусь? Выкручусь!

* * *

— Значит, Хван.

Старый Такер задумчиво теребил свою куцую бороду.

— До замера я не охотник, уж точно. А там, если в ловкости хорошие доли найдут, может староста сам и поймёт, что от меня для общины пользы больше в ватаге.

— Не про пользу тут речь, — вздохнул дед. — За сынка своего Хван тебе мстит.

Я аж фыркнул.

— Так меня, наоборот, Патар только и пинает всё время. Ни разу его сам не бил. За что, деда?

— Меня-то не дури, — хитро прищурился Такер. — А то я не знаю, как ты всем троим им подлянки подкладываешь. А что не бил… Так побьёшь же ещё. Хочешь спор на щелбан по макушке.

— Нет уж. Знаю я твои щелбаны.

Руки сами потянулись — макушку прикрыть. Старик прав — Хван с подачи сынка палки мне под ноги суёт.

— Ладно, Кит. Пришло время.

Старый Такер отложил пук травы, что почти разобрал и, кряхтя, поднялся с лавки.

— Пойдём. Покажу чего.

Я кивнул. Пробежался по пятаку, наказал детворе не отлынивать, попросил одну из старух приглядеть и пустился вслед за неспешно шаркавшим к себе дедом. Заинтриговал меня старый. Неужели, ещё что решил задарить мне? Только вот что? Приглянувшийся давеча нож с костяной рукоятью уже на боку. Вместе с ножнами отдал в тот день, когда хортов побили. Молча отдал, без споров. У Халашки тот старый, хоть и не нужен теперь он калеке, отбирать не по совести. Такер всё понимает. Наверное, хочет настрой мой поднять, чтобы нос не повесил.

— Ты, Кит, главное для себя уясни, — начал дед, отворяя дверь в свою маленькую, но добротно построенную землянку. — Охотник — это не тот, кто к ватаге приписан, а тот, кто зверя умеет добыть. Ты своих тритонов уже года два, как бьёшь.

— Тритоны — не звери.

— Звери — нет, — согласился старик. — Но добыча.

Высеченные искры упали на трут. К огоньку Такер тут же поднёс фитиль свечки. Тёмная комната — а ставен на маленьких окнах старик не открывал никогда — обрела очертания. Печка, лавка, стол, забитые утварью полки на стенах, какие-то ящики, два сундука. К одному из последних дед и полез, звеня вынутой из кармана связкой ключей.

— Я ждал, когда ты дорастёшь. Ты дорос. Всё секрет, что скажу.

— Окстись, деда. Когда бы я болтал о чём.

— Даже Вее ни-ни.

— Хорошо. Напугал меня. Что там? Лук дашь?

— Лук большой, — хмыкнул дед. — Отберут его у тебя, и вся недолга. А потом, так и мне прилетит. Раз охотиться открыто нельзя, будешь тайно.

— Это как так?

— Слыхал про силки?

— Тю…

Вся моя радость вмиг улетучилась. Я-то думал…

— Не тюкай, дурень, — рыкнул на меня Такер. — Учить тебя буду. Бесплатно. Воротит он нос…

— Прости, деда!

Вот только ещё не хватало обидеть старика. Он единственный, кто хоть как-то мне может помочь.

— Тут всякие сынков своих приводили. Сулили серебро, — продолжал ворчать Такер. — Да только мне уже не помогут их деньги. Через тебя свои обиды закрою. Ты знаешь, каким я охотником был?

— Знаю, деда.

— Не знаешь ты ничего. Лучшим я был. Но не здесь. На другом краю острова. В деревню эту уже позже попал, когда кое с кем очень серьёзным рассорился.

— Ого, — только и смог сказать я. Впервые на моей памяти старик пустился в подобные откровения.

— Про Вею я не просто так уточнил. Ни Марге, ни ей, никому. Опасный секрет открываю, но выбора нет. Обманул меня Хван. И Лодмур сопричастен. Не явно подставили, но так повернули всё ловко, что от старости я сбежать не успел. Сначала нечестный раздел после доброй добычи, потом, когда меня болезнь одолела, поздно зелье нашлось.

Я слушал и всё больше немел. Аж мурашки по коже. Сколько дед молчал, а тут нате — и разом на голову. Видать, счёл меня взрослым, способным секреты хранить. А секрет ой-ой-ой. За такое убьют, если вскроется.

— Время, Кит — наша самая главная ценность, — продолжал дед, прищурившись.

Сквозняк теребит пламя свечи. На морщинистом лице пляшут тени.

— Всё казалось, что есть запас. Но одна неудача, другая. Глядь, а в отмере на донышке. Хван помочь тогда мог. От проверенных людей знал, что припрятано у него семя с годом. Что тот вшивый год? Отработал бы я, отдал сторицей. Нет, зажал. Сказал, пусто в заначках.

Опустившись на лавку, я, не дыша, слушал деда. Вот значит откуда растут ноги разлада меж Хваном и Такером.

— А богач кто второй после старосты? — продолжал тихо дед. — Только у Лодмура и было достаточно золота, чтобы в граде год в отмер прикупить. Пошёл к нему на поклон, но тот тоже не дал. Чуть тогда не подрались. Завидовал Лодмур мне. Только я, пришлый, во всей общине его троеростом превосходил. Не нравилось ему быть вторым номером. Убрал конкурента.

— Ого! — невольно вырвалось у меня.

А я ещё уважал Лодмура. Вон он гадом каким оказался. Все они здесь гады! Ненавижу их всех!

— И сам виноват я, — вздохнул старик с грустью. — Надо было раньше из этой деревне уйти. Хоть на хутор какой, хоть отшельником жить. Настроили Лодмур с Хваном против меня народ. И в складчину собрать деньги не вышло. Догнала меня старость. А с ней, ты сам знаешь, конец безвозвратный приходит. Весь троерост, сколько бы его не было, в