Бремя молчания - Хизер Гуденкауф

— Почему ты так думаешь? — тихо спрашивает Фитцджералд.

— Потому что она всегда туда ходит. Когда хочет спрятаться от родителей или побыть одна, она всегда идет в лес! — кричит Бен.

Фитцджералд шепчет тихо-тихо:

— А если у нее не было выбора?

Бен убегает.

Антония

На кухне разговаривают на повышенных тонах. До меня доносится имя Джейсона Мичема.

— Ради всего святого, что здесь происходит? — сердито спрашиваю я, распахивая дверь на кухню. — Что вы ему сказали? Неужели вы считаете, будто Бен в чем-то виноват? Он старается помочь, да поймите же вы!

Я в бешенстве. Заезжий агент выгнал моего сына из собственного дома, а Луис сидел сложа руки! Он опустил голову, точно так же он вел себя в семь лет, когда понимал, что угодил в переплет. Зато агенту Фитцджералду как будто все нипочем. Конечно, ему-то какое дело до нас! Приехал, всех перебаламутил, а когда все закончится, уедет и забудет… Так я ему и говорю.

— Я схожу за ним, — предлагает Луис, но я качаю головой.

— Не надо. Бен сам разберется. Я точно знаю, куда он побежал. Я сама пойду за ним и заодно поищу Калли. Все остальные, кажется, только тем и заняты, что обижают родных пропавшей девочки! — бормочу я себе под нос.

— Это вы не очень хорошо придумали, миссис Кларк, — возражает агент Фитцджералд. — Вы не помогаете следствию.

— А как же Бен? — вскидываюсь я. — Кто ему поможет? И при чем здесь поганый Джейсон Мичем? Тот случай не имеет никакого отношения к Калли! Не понимаю, зачем вы вообще про него вспомнили!

Заметив, что кричу, я заставляю себя успокоиться. Сейчас нельзя терять выдержку. Отдышавшись, я продолжаю:

— Помощник шерифа, вы меня удивляете. Зачем вы с агентом Фитцджералдом раскопали ту давнюю историю? — Я скрещиваю руки на груди и перевожу взгляд на агента Фитцджералда: — Объясните, пожалуйста, что я, по-вашему, должна делать. А заодно расскажите, что вы сами намерены предпринять для поисков моей дочери!

Агент Фитцджералд встает и тоже скрещивает на груди руки — совсем как я. У психологов это называется «зеркалит». Наверное, таким штукам его научили в спецшколе. Он хочет, чтобы я расслабилась.

— Мне жаль, что я огорчил вашего сына. И все же вынужден повториться. Мы обязаны рассмотреть дело со всех точек зрения. Вам не приходило в голову, что кто-то мог обидеться на вас, вашего мужа или Бена, а обиду выместить на Калли? Я не утверждаю, что так оно и есть, но мы обязаны все предусмотреть. Кстати, помощник шерифа Луис понятия не имел, что я буду обсуждать с вами давнишнюю ссору Бена и Джейсона. Пожалуйста, не вините его. — Фитцджералд явно раздосадован.

Я недоверчиво качаю головой:

— В чем дело? Вы что, играете в хорошего и плохого полицейского? А теперь послушайте меня. Делайте, что считаете нужным, но если к шести вечера Калли не будет дома, я обзвоню всех знакомых и организую свои поиски. Мы пойдем в лес. Я знаю, она там, и я ее найду.

— После наступления темноты идти в лес нельзя, — отвечает Фитцджералд. — Но вполне вас понимаю. Сейчас мы как раз организуем полномасштабные поиски. Ключевое слово — «организуем». Нам не нужно, чтобы толпа людей шлялась по лесу и глазела по сторонам — вдруг кто-то заметит девочек. Возможно, придется привлечь кинологов; если толпа добровольцев затопчет следы, собакам будет трудно искать. Наши сотрудники обходят тропы вблизи опушки. Если понадобится, вызовем подкрепление. Миссис Кларк, мы делаем все возможное для розыска вашей дочери… Но мне непременно нужно побеседовать с вашим сыном. Он обиделся и убежал, но этим он не поможет Калли.

— Ради Калли Бен готов на все, — говорю я сквозь зубы.

— Охотно верю, что так и есть, миссис Кларк. До скорой встречи. — Фитцджералд поворачивается к двери.

— Погодите! — кричу я ему вслед. — Что вы собираетесь делать сейчас?

— Проверить кое-какие предположения. Мы поговорим с соседями и некоторыми другими лицами, а попутно будем искать Калли и Петру.

— Какие еще предположения? Какие еще «другие лица»? Вы что-то знаете? — спрашиваю я в отчаянии.

— Пока ничего конкретного, миссис Кларк. По крайней мере, ничего такого, о чем можно было бы сообщить вам. Кстати, имейте в виду: скоро сюда примчатся представители СМИ. Сейчас огласка нам на руку. Только прошу вас, не говорите журналистам ничего, кроме того, что ваша дочь пропала. Раздайте всем, кому только можно, фотографии девочек. Чем больше людей увидят их лица, тем скорее их найдут. Скоро к вам приедут криминалисты; они соберут в доме необходимые улики. Прошу вас, пока не заходите в комнату Калли, чтобы не повредить возможные улики и не затоптать следы. Если можно, в то время, когда криминалисты будут осматривать ваш дом, побудьте у друзей или родных. Только сообщите им, где вас можно найти. До скорой встречи, миссис Кларк. До свидания!

Они уходят, и я не успеваю ответить, что не хочу покидать дом. Бен куда-то убежал, Калли пропала, и я совсем одна — только у входа стоит полицейский. Ужасное чувство! Я выхожу на улицу, стараясь решить, к кому можно заявиться без предупреждения. Кому захочется принимать участие в такой темной истории? Может, пойти к миссис Норленд, нашей пожилой соседке? Она мне все равно что близкая подруга — ближе ее у меня никого нет. Правда, общаемся мы нечасто, в основном просто машем друг другу со двора. Я оглядываю сад, который не мешает прополоть, и решаю сначала подождать каких-то новостей, а уже потом идти к миссис Норленд. Не позволю какому-то чужаку выгонять меня из собственного дома! Иду в сарай за садовыми перчатками, лопатой и ведром. Я уже много дней не поливала и сейчас не стану. Вода тут же испарится на палящем солнце, и растения совсем зачахнут.

Наш сарай очень старый — он покосился, потемнел, краска облупилась. Беру садовые принадлежности и мельком смотрю на четыре затянутых паутиной канистры с бледно-желтой краской. Давным-давно братья разъехались, а следом за ними уехал отец. Он признался мне, что здесь ему очень одиноко без мамы. После того как мы с Грифом поженились, отец отдал мне ключи от белого облупившегося двухэтажного дома и пожелал, чтобы мы были здесь счастливы. Тогда мне было восемнадцать лет.

Мне до сих пор хочется жить в доме желтого цвета. Я часами торчала в хозяйственном магазине, разглядывая образцы краски, и пыталась выбрать для своего дома самый красивый цвет. Через неделю после свадьбы я лично приволокла краску домой; Гриф улыбнулся и обещал покрасить дом. Да так и не покрасил до сих пор. Тогда мне было восемнадцать. Сейчас мне тридцать один год, а дома желтого цвета как не было, так и нет.

Я снова выхожу под палящее солнце и внимательно оглядываю клумбы. Не знаю, за что хвататься. Все клумбы сильно заросли, последние несколько недель было так жарко, что не хотелось выходить. На грядках полным-полно перезрелых помидоров и цукини. Цветки кошачьей мяты пожухли, стебли пожелтели. Чуть поодаль чернеет кусок голой земли. В начале лета я посеяла там газонную траву, но она не взошла. Наоборот, соседние участки тоже облысели, и теперь посреди огорода чернеет прямоугольник примерно полтора метра на метр. Подхожу ближе, споткнувшись о поникший стебель переросшего ревеня, вглядываюсь в прогалину. На черной земле отпечатались два следа детской босой ножки. Рядом с детскими следами — следы мужских ботинок. Они совсем рядом. И дальше еще два отпечатка мужских ботинок, немного смазанные. Я замираю от ужаса. Следы совсем свежие, сразу видно. Я наклоняюсь, набираю горсть земли, растираю ее между пальцами. Быстро вскакиваю, бегу в дом, чтобы рассказать обо всем полицейскому и позвонить Луису.

Мартин

Перед уходом Фитцджералд и Луис советуют нам некоторое время побыть у родственников или друзей. Они уверяют, что с близкими людьми нам будет спокойнее. А если мы останемся дома, к нам обязательно кто-нибудь придет и повредит возможные улики.

— А если Петра вернется? — спрашивает Фильда. — Я хочу остаться здесь и ждать ее!

Ее уверяют, что в доме останется сотрудник полиции и родителей постоянно будут держать в курсе дела.

Мы едем к матери Фильды. Миссис Моурнинг встречает нас в слезах и тут же начинает кудахтать над Фильдой. Вид у Фильды и правда плохой; мы с тещей оба убеждаем ее прилечь.

У нее болит голова — я роюсь в аптечке, ища таблетки, которые снимут боль. Если честно, ей сейчас не помешает кое-что посильнее, но я ни за что не дам ей сильнодействующее успокоительное. Наливаю в стакан холодной воды и вместе с лекарством несу в спальню. Фильда свернулась калачиком под стеганым одеялом, сшитым собственноручно ее матерью. Сейчас она кажется очень маленькой и какой-то постаревшей. Я замираю на месте. Поразительно! Фильда всегда в движении, она очень живая и энергичная, сильная от природы и молодая. Я не привык ухаживать за ней, наоборот, это она всегда ухаживала за мной. Странно, ведь я прожил холостяком до сорока двух лет и, пока не встретил Фильду, прекрасно заботился о себе сам.