Бремя молчания - Хизер Гуденкауф

— Да, наверное, не стоит, — согласился я. Мы переглянулись. — Пошли, — сказал я. — Я сам тебя отвезу.

Мы сели в машину, и я рванул с места. Первое время мы оба молчали, только печка шипела. Через несколько секунд Гриф откашлялся.

— Что говорит Калли? — спросил он, не глядя на меня.

— А как, по-твоему, что она говорит? — ответил я, прекрасно помня, что Калли не издала ни звука — по крайней мере с тех пор, как я к ним приехал.

Гриф снова откашлялся:

— Тони упала, но с ней все было в порядке. Она сразу встала — сама. Сказала, что чувствует себя нормально. Она легла на диван. Когда я уходил, с ней все было хорошо.

— Сейчас ей совсем нехорошо, — сказал я, заруливая на больничную стоянку. Выключив мотор, я повернулся к Грифу: — Гриф, если выяснится, что ты что-то сделал Тони, я приду за тобой. Приду, арестую и посажу в камеру. А потом, ночью, когда никого не будет рядом, я устрою тебе такую сладкую жизнь, что мало не покажется.

Гриф расхохотался и распахнул дверцу.

— Ничего ты мне не устроишь, помощник шерифа! — Он нагло осклабился. — Не-а, не устроишь. Ты ведь у нас праведник, законник… Ладно, бывай! Спасибо, что подбросил. — Он хлопнул дверцей и ушел.

Чтоб ему пусто было, но он оказался прав.

Бен

В семь лет я серьезно увлекся футболом. Мама решила, что мне полезно почаще выходить из дому, тренироваться и завести новых друзей. Я всегда был высокий и крепкий, но спортсменом меня назвать было сложно. Мои ноги казались мне огромными, я часто спотыкался и падал. После того как я сбил трех игроков команды-противника да одного парнишку из моей команды, тренер поставил меня на ворота. Нашел мне лучшее применение, вот уж точно! По габаритам я почти вдвое превосходил остальных, поэтому тренер решил, что я сумею поймать мяч и не дам ему залететь в сетку. Я ловко хватал мячи в прыжке или бросался на мяч всем телом. За четыре матча мне не забили ни одного гола. Вы с мамой стояли на краю поля и громко подбадривали меня. Да, кажется, вы приходили всегда вдвоем. Иногда ты даже выбегала на поле и норовила встать рядом со мной. Судье приходилось останавливать матч. Мама хватала тебя на руки и уносила, говоря всем: «Извините, извините».

Как-то раз отец оказался дома и пошел посмотреть, как я играю. Перед самым матчем прошел дождь, и трава была скользкая. Отец немного опоздал, он пришел, когда матч уже начался и я стоял на воротах в синей футболке с номером четыре и черных вратарских перчатках. Ух и крутые же были перчатки — с такими специальными вставками для лучшей хватки! В них я казался себе настоящим профи. Вы с мамой сидели на расстеленном одеяле, а отец расхаживал по кромке поля. Я все время косился на него, а он все ходил, ходил, ходил — прямо как лев в клетке. Время от времени он орал: «Вперед, ребята! Держите мяч!» Когда я увидел, что на меня бежит нападающий противника, пришлось заставить себя отвлечься от отца. Я пытался сосредоточиться. Выставил вперед руки, согнул ноги в коленях, расставил ноги, стараясь закрыть собой максимум пространства. Все как учил тренер.

— Давай, Бен! — завопил отец. — У тебя получится, возьми этот мяч! Хватай его, держи!

До сих пор вижу летящий в меня мяч — черные и белые пятна вращались так быстро, что мяч казался серым. Мяч полетел мимо меня в ворота; я не успел и пальцем к нему прикоснуться. Я ожидал, что отец начнет тут же орать на меня, а мама попробует его утихомирить. Но когда я покосился на то место, где он расхаживал раньше, то увидел, что его нет. Я оглядел толпу зрителей и, наконец, заметил отца. Он шагал назад, к своему грузовичку.

Тот матч мы выиграли со счетом четыре — один. Мама повела нас в кафе-мороженое, чтобы отпраздновать победу, но мне особенно не хотелось есть. Когда мы вернулись домой, отец ни словом не обмолвился о матче, и мне стало совсем плохо.

Антония

Я вышла на крыльцо навстречу Луису и другому полицейскому, потому что из окна гостиной увидела, что они идут к нашему дому. Спутник Луиса — низкорослый, одет прилично, но не парадно. Туфли на нем дорогие, сразу видно. В руках кожаная папка.

Я приглашаю их войти, и мы рассаживаемся за кухонным столом. У Луиса несчастный вид. Его спутник представляется: Кент Фитцджералд, агент федеральной службы. С трудом удерживаюсь, чтобы не хихикнуть. Он так торжественно представляется — ни дать ни взять супергерой.

— Отдел розыска пропавших и эксплуатируемых детей, — добавляет он, и я сразу серьезнею. Должно быть, лицо у меня озадаченное, потому что Фитцджералд разъясняет: — Мы очень, очень серьезно относимся к пропаже детей… к любому исчезновению детей.

— Никто ведь пока не знает, пропали девочки или нет, — жалобным тоном говорю я. — То есть они, конечно, пропали, но… что вы думаете? Вам что-нибудь известно? — Я смотрю на Луиса. Он отводит взгляд в сторону.

— Миссис Кларк, нам известно столько же, сколько и вам, — отвечает агент Фитцджералд. — Я приехал помочь помощнику шерифа Луису и его подчиненным вернуть девочек родителям. Когда вы в последний раз видели Калли?

— Вчера, около десяти вечера, — говорю я. — Мы вместе смотрели телевизор и ели попкорн. Потом я помогла ей приготовиться ко сну.

— Кто еще вчера вечером был дома? — допытывается Фитцджералд.

— Мой сын Бен. Ему двенадцать лет. Он не досмотрел фильм до конца, часов в девять, кажется, поднялся к себе в спальню. И еще дома был мой муж Гриф. Он пришел около полуночи.

Агент Фитцджералд кивает.

— По словам помощника шерифа Луиса, ваш муж Гриф… Кстати, Гриф — его настоящее имя?

— Нет-нет, прозвище. По документам его зовут Гриффит, но все называют его просто Гриф…

— Так вот, по словам помощника шерифа Луиса, Гриф рано утром собирался ехать на рыбалку.

Я киваю и жду следующий вопрос. Так как агент Фитцджералд молчит, я продолжаю:

— Точно не знаю, в какое время он уехал, но я звонила жене Роджера. Она говорит, что Роджер должен был заехать за Грифом в полчетвертого утра. Рано утром я слышала шум мотора на дорожке у дома, и решила, что это приехал Роджер.

— Будьте любезны, назовите фамилию Роджера, — просит агент Фитцджералд.

— Хоган. Роджер Хоган, — отвечаю я. Руки у меня делаются влажными, голова болит.

— Удалось ли вам связаться с мужем или с мистером Хоганом?

— Лора Хоган звонила Роджеру на мобильный, но связи нет. Гриф тоже не отвечает, у него сразу подключается автоответчик. Извините, мистер Фитцджералд… — говорю я.

— Агент Фитцджералд, — поправляет он.

— Извините, агент Фитцджералд, но для чего вам понадобились Гриф и Роджер? Не понимаю.

— Пока они нам ни для чего не понадобились. Мы просто выясняем, кто где был. — Фитцджералд улыбается. У него мелкие белые зубы и неправильный прикус — подбородок здорово выдается вперед. — Мы отправили запрос в Джульенский участок. Тамошние сотрудники разыскали охотничий домик, в котором должны ночевать мистер Хоган и ваш муж. Возле домика стоит внедорожник Роджера Хогана. Лодочный ангар рядом с домиком пуст. Видимо, они отправились рыбачить вниз по реке. Сотрудник полиции будет дожидаться их возвращения.

Я молчу, хотя все прекрасно понимаю. Уверена, Гриф тут ни при чем.

— Что вчера вечером было надето на Калли? — спрашивает агент Фитцджералд.

— Розовая ночная рубашка с коротким рукавом, она ей до колена.

— А на ногах?

— На ногах ничего.

Агент Фитцджералд умолкает и, опустив голову, что-то черкает в своем блокноте.

— Калли не говорила, что собирается сегодня куда-то пойти? — спрашивает он, не поднимая головы.

Я смотрю на Луиса:

— Ты ему не сказал?

Луис качает головой. Он сегодня вообще какой-то тихий и выводит меня из себя. Я перевожу взгляд на агента Фитцджералда.

— Калли вообще не говорит, — объясняю я, при этом его лицо остается невозмутимым. — С четырех лет.

— Болела? — спрашивает Фитцджералд, поднимая голову и глядя мне в глаза.

— Нет. — Я не отвожу взгляда. — Не понимаю, при чем здесь это. — Я скрещиваю руки на груди, а ноги, наоборот, вытягиваю.

— Калли видела, как ее мать упала с лестницы и потеряла ребенка. Она пережила сильное потрясение, — негромко говорит Луис.

Я смотрю на Луиса. Ага, молчун, проняло тебя!

Агент Фитцджералд подается ко мне — как собака, которая делает стойку.

— Как же вы с ней общаетесь?

— Она кивает, качает головой, показывает пальцами… И еще знает несколько слов на языке глухонемых, — говорю я.

— Что говорят врачи?

— Что она заговорит, когда будет готова. Давить на нее не рекомендуют. — Я встаю и подхожу к окну.

— Ее… кто-нибудь наблюдает?

— Имеете в виду — психиатр? — Я не скрываю злости.

— Извините, агент Фитцджералд, можно мне поговорить с миссис Кларк наедине? — как-то скованно спрашивает Луис. Я отмечаю про себя: он назвал меня «миссис Кларк». Впервые в жизни!