В тени кремлевских стен. Племянница генсека - Любовь Брежнева

за пределами моей компетентности, поэтому всё, что здесь написано о заговоре, всего лишь свидетельство, а не логичный вывод. Я старалась передать лишь то, что донесла моя память.

Как воспринял народ снятие Хрущёва? Мне помнится, спокойно, с одобрением, многие – с облегчением. Никиту сняли – так ему и надо! Его косноязычие, малограмотность, метание от одной реформы к другой – всё это не могло не вызывать у народа злобу и насмешки. Он сажал в тюрьмы людей, закрывал церкви, издавал бестолковые и глупые по своей невыполнимости приказы и распоряжения и вносил не столько нового, сколько суеты, шумихи и неразберихи. Эгоцентрик, шарахающийся из стороны в сторону в поисках сказочного чуда… «Мыкыту пора одёрнуть, – как-то сказал при мне дядя. – Зарвался!»

До сих пор Брежнева частенько упрекают в прессе за то, что он возглавил заговор против своего покровителя. Безусловно, Леонид Ильич был многим обязан Хрущёву, но угрызениями совести не мучился. Он считал, что «не только Аппарат созрел для того, чтобы Хрущёв, стоявший у всех костью в горле, ушёл с поста, но и народ».

Никита Сергеевич действительно потерял голову от власти. Стал оскорблять членов Политбюро и принимать единоличные, не всегда правильные решения.

Однажды, проезжая по полям Тульской области, не увидев на них своей любимой кукурузы, он тут же поставил вопрос о снятии с должности первого секретаря Ивана Харитоновича Юнака. Получив от Хрущёва телеграмму, Леонид Ильич тут же собрал Политбюро и с общего согласия приказ отменил. Этот инцидент послужил поводом для «дворцового переворота».

Никита Сергеевич всегда относился к дяде с симпатией и часто повторял:

– Вот смотрите на Леонида. Мало, что он красавец, гроза баб, а как его люди любят. Они ж за ним в огонь пойдут и в воду.

Он также как-то сказал:

– Брежневу не надо бороться за власть, люди сами его толкают. Удивительно обаятельный и милый человек.

* * *

Перед моим отъездом в Америку мы с отцом посетили Новодевичье кладбище. Положили букетик фиалок на могилу моей бабушки Натальи Денисовны Брежневой. Постояли, помянули добрым словом. Отец всплакнул. Взяв у сторожа банку из-под кабачковой икры, полили анютины глазки, особо нежно и трогательно выделявшиеся на фоне тяжёлого гранита.

Постояли у могилы недавно умершего первого мужа Галины Брежневой Жени Милаева. Пошли дальше – к могиле Хрущёва. Долго стояли у памятника одарённого, но непредсказуемого политика.

Рядом покоилась его жена Нина Петровна.

Незадолго до своей смерти Никита Сергеевич пригласил брата Брежнева на дачу в Петрово-Дальнее. Отец предложил мне присоединиться, и я с радостью согласилась. Да и можно ли было упустить такой случай!

Не зная, как отнесётся к нашему визиту эмоциональный Хрущёв, я немного волновалась. В слишком близком родстве мы были с его обидчиком Леонидом Брежневым. Опасения были напрасными. Встретили нас очень радушно.

– Ждали, ждали, – сказал Хрущёв, обнимаясь с отцом. – А ты, Яша, постарел.

И как-то жалостливо посмотрел на отца. Я знала, что они бывали вместе на приёмах и на охоте и выпили не одну бутылку коньяка.

Наш визит, запланированный на полчаса, затянулся на три. Я с любопытством разглядывала человека, имя которого не сходило много лет со страниц прессы. Ничего не осталось от былого величия. Передо мной сидел старик с круглым, добродушным лицом со знаменитой бородавкой. Мешки под глазами, дряблый подбородок, нетвёрдая рука со старческими веснушками…

Нина Петровна, его жена, пригласила нас остаться на обед. По отзывам моего дяди она была сухим и не очень добрым человеком, но со мной обошлась ласково. Встав за чем-то из-за стола и проходя мимо моего стула, погладила меня по голове:

– Кушай, Любушка, кушай.

В столовой было по-домашнему уютно, обед приготовлен хорошим поваром, обстановка сложилась непринуждённая, так что разговор отца с Никитой Сергеевичем сладился.

Нина Петровна расспрашивала меня о семье, детях, работе, рассказывала про внуков, жаловалась на здоровье.

– Дочка-то на вас, Брежневых, как похожа, – неожиданно сказал Никита Сергеевич, глядя на меня.

Мне стало не по себе. Но в его голосе не было обиды. Поймав мой взгляд, он сказал:

– Что ты так на меня смотришь, Любушка? Тогда мне и впрямь казалось, что твой дядя мне хребет сломал. Ничего… – Он помолчал. – Только нос разбил.

– Носы мы начинаем разбивать с раннего детства, – заметила я.

– На мне тоже грехов хватает, – продолжал Хрущёв тем временем. – Помнишь, Яша, Василия, сына Сталина? – спросил он, повернувшись к отцу. – Снился он мне тут как-то. Нос у него ещё был такой, русский что ли очень…

И замолчал.

Из долгого разговора я запомнила рассказ Никиты Сергеевича о генеральном секретаре Югославии Иосифе Броз Тито. После восстановления дипломатических отношений между странами он вновь стал приезжать в СССР.

В один из таких визитов его повезли полюбоваться крымскими красотами. Устроили, как полагалось по программе, царскую охоту. Броз Тито удалось подстрелить оленя, и Хрущёв по этому поводу закатил банкет.

Там был и мой отец. В разгар веселья Тито, наполнив два стакана коньяком, подошёл к Хрущёву и сказал:

– Давай, Никита, выпьем за нашу встречу!

Хрущёв, не будучи большим любителем алкоголя, ответил:

– Нет, я пить не могу. Выпей вот с Яшей Брежневым. Он у нас здесь самый молодой.

– Ну тогда мой помощник выпьет за меня. Заодно посмотрим, чья возьмёт, – наша, югославская, или ваша, русская, – сказал Тито.

Отец с помощником выпили, закусили. Тито налил ещё по стакану:

– Посмотрим, ребята, кто крепче, русский Иван или югославский Милош.

Выпили по второму кругу.

На следующее утро Тито должен был улетать в Белград. Звонит Леониду Ильичу и спрашивает, как чувствует себя его брат.

– По-моему, хорошо.

– А что он сейчас делает?

– В бассейне плавает, – ответил Леонид.

– А моего помощника разбудить не могут. Стало быть, – сказал Тито, – вы, русские, крепче нас, югославов.

И повесил трубку.

Никита Сергеевич, рассказав эту историю, долго смеялся:

– Сыграл ты, Яша, важную политическую роль в советско-югославских отношениях. Я тебя даже наградить хотел.

– Чего ж не наградил? – тоже смеясь спросил отец. – У меня тогда два дня голова болела.

Вспомнил Хрущев с горечью своих бывших коллег Геннадия Воронова и Петра Шелеста, предавших его во время заговора.

– Представляешь, Яша, после моей отставки никто ни разу не пришёл навестить. Даже на праздники не звонят. Чего им теперь-то бояться?

Перед уходом Никита Сергеевич пригласил нас полюбоваться своим огородом и системой поливки, которую сам придумал. Долго и подробно объяснял её устройство и даже продемонстрировал, как она работает. Был он в тот день разговорчив, доброжелателен и не хотел нас отпускать.

Когда мы подходили к дому, я обратила внимание на деревянное изображение восходящего солнца над крыльцом: