Присутствие. Дурнушка. Ты мне больше не нужна - Артур Миллер

Шеф полиции Ладрэн, коротышка весом в двести девяносто фунтов, чье брюхо начиналось, кажется, сразу под нижней челюстью, был здесь единственным гаитянином. Он довольно рассмеялся:

— Ерунда все это. На свете множество похожих людей. Буду — это религия, такая же, как все другие, за исключением того, разумеется, что в ней больше магического. Вы лучше вспомните про евангельские пять хлебов и про хождение по воде.

Разговор перешел на магию, игра возобновилась, Лили снова обратилась к газете. Винсент и Левин вернулись на балкон, где уселись рядышком лицом к гавани. Винсент, единственный чернокожий, с которым Левину выпало поговорить с тех пор, как он в колледже бросал мяч в корзину, произвел на него большое впечатление. Он уже знал, что этот мощный малый происходит из бедной семьи, но сумел получить научные степени в Оксфорде и в одном из шведских университетов, а теперь возглавляет ооновское агентство, занимающееся восстановлением лесонасаждений в странах Карибского бассейна. Левин радовался тому интересу, какой проявляет к нему Винсент, а также восхищению, с каким тот относится к Прусту.

— Вуду — это серьезно? — спросил Левин.

— Ну, вы же, наверное, знаете эту поговорку: Гаити — это на девяносто процентов католики и на сто процентов вудуисты. Лично я считаю, что это в большей степени раздражающий и мешающий фактор, нежели что-то еще. Но полагаю, что все религии в основе своей являются одним из способов социального контроля, так что не воспринимаю спиритическую сторону вудуизма слишком серьезно. Этой стране нужны ученые и вообще люди, умеющие ясно мыслить, а вовсе не маги и колдуны. Но можно считать, что это, как и многое другое, имеет и полезные достоинства. Говоря по правде, я и сам им пользовался. — Каждое свое утверждение он старался смягчить легким смешком.

Как он объяснил, он организовал здесь высадку нескольких тысяч саженцев быстрорастущих деревьев, поскольку основным топливом на острове остается древесный уголь. Не прошло и года, как все маленькие саженцы были вырублены и вывезены на дрова.

— Уже после того, как я кончил злиться и яриться, — рассказывал он, — я однажды зашел к своему парикмахеру, и он предложил мне разыскать местного унгана, жреца культа вуду, который может помочь мне. Я нашел этого малого, дал ему денег, и он организовал и провел церемонию освящения земли, на которой были высажены деревья. На церемонию посадки собралась огромная толпа народу. И после этого в течение трех лет никто не покушался на священные деревья, пока они не начали плодоносить. Должен признать, мне не нравилась эта идея, но она сработала. — Минуту помолчав, он спросил: — А вас чем Гаити заинтересовал?

— Да я и не знал, что он меня заинтересовал, — сказал Левин. — Но он меня как-то к себе притягивает, тут есть нечто такое в атмосфере, какая-то таинственность… ну, не знаю…

Он посмотрел на черное лицо собеседника, освещенное желтоватым светом, падавшим из гостиной, и выделявшееся на темном фоне воды в гавани и редких огоньков нищего города внизу, и его поразила странность ситуации, а вместе с нею и внезапное осознание того, что он сейчас словно погрузился в море и болтается в воде вверх ногами. Ему нравилось ощущение полной безопасности, но он жаждал риска, как истинный художник, а не прозябания в повседневных заботах о бизнесе. «Я прыгаю на одной ножке, а вторая висит в воздухе над пропастью», — признался он однажды Адели после того, как они закончили играть дуэт Шуберта, который чуть не поверг его в слезы.

— Вам с женой не хотелось бы получше познакомиться с этой страной? Мне завтра нужно будет съездить осмотреть новый сосновый лес. — Винсент смотрел прямо на него, широкоплечий мужчина за тридцать, бесконечно в себе уверенный и свободно чувствующий себя в этой стране черных.

Левин тут же согласился — он очень хотел поближе познакомиться с этой чужой и странной страной. Его страшно удивило собственное нетерпение и предвкушение, он уже почти забыл о чем-то подобном, а эта способность, оказывается, все еще жила в нем. Перед мысленным взором промелькнуло любимое лицо Пруста. Словно мертвый цветок, подумалось ему.

Часть II

Увидев на подъезде к отелю «Густафсон» маленький «остин», Ад ель сразу же извинилась и ушла; ей не хотелось провести весь день на его заднем сиденье, она предпочла просто побродить по городу, осматривая достопримечательности. Вообще-то она планировала всего лишь немного пройтись вокруг отеля; колониально-французский облик этого не подвергшегося перестройкам здания напоминал ей какой-то древний затонувший артефакт. Глядя на высокие окна, затянутые металлической сеткой, она легко могла представить себе Джозефа Конрада[22], проходящего мимо или сидящего в одном из огромных плетенных из ротанга кресел в холле, а кроме того, тут наверняка имеется немало магазинчиков, в которые Марк ни за что не согласится заходить — у него на такое никогда не хватает терпения. Она радостно помахала вслед отъезжающей машине.

Когда «остин» проезжал мимо нее, солнце еще стояло достаточно низко, чтобы освещать ее лицо под широкими полями черной соломенной шляпы; свет был мягкий, казалось, он, поднимает ее в воздух и поддерживает там; Левин обругал себя за то, что не слишком часто занимается с нею сексом. Когда это было в последний раз, неделю назад? Возможно, даже больше. Его охватила неясная тревога. Перебрасываться ироническими замечаниями и мудрыми наблюдениями — отнюдь не метод заменить жесткие столкновения, такие, как бывали у него в бизнесе, и он решил попытаться как бы узнать Адель заново. Семь лет брака, а они уже почти совсем перестали изучать и исследовать друг друга. Нужно прекратить прятаться в свою раковину. Нужно снова научиться видеть и слышать.

Винсент вел машину по главной улице города, объезжая телефонные столбы и провисшие оборванные провода. Некоторые оборванные концы валялись подобно безумным запоздалым мыслям прямо посреди улицы или в нескольких футах от бордюрного камня, другие на тротуаре. Выступающие за линию фасада вторые этажи скрывали своей тенью внутренние помещения магазинов, выходящих на улицу; по большей части в них, кажется, чинили какие-то горшки, разбитые автомобильные бамперы и сломанную мебель. В огромном магазине на углу продавали автомобильные покрышки, кухонные плиты, холодильники, мясо, рыбу, одежду, обувь, керосин и бензин. Окна банка сияли чистотой, и сквозь них Левин видел молодых женщин-кассирш в накрахмаленных белых блузках, торжественно исполняющих обязанности на работе, наверняка считающейся лучшей в городе. На тротуаре остановились два аккуратно одетых неулыбчивых бизнесмена и с большим достоинством пожали друг другу руки в знак утреннего приветствия. В этой стране все еще хватало времени на любые посторонние дела.

Винсент то и дело выкручивал руль, сворачивая то в одну, то в другую сторону.

— Английская машина, очень жесткое рулевое управление, — смеясь сказал он. — Жесткое, но работает очень четко. Эту машину сделали, чтобы укреплять волю владельца. Кажется, мне больше приходится ее толкать, чем водить. Если прошел слух, что сюда наползает туман, она ни за что не станет заводиться.

Дома постепенно редели, и теперь на удивление приличная асфальтовая дорога вилась между хижинами и маленькими огородиками, в которых почти во всех возились женщины, в то время как мужчины сидели поблизости и болтали с ними или с приятелями.

— Кажется, мужчины здесь ничем особенно не занимаются, — заметил Левин.

— Как в Африке, — ответил Винсент. — Мужчина всегда ходил на охоту, а женщина занималась хозяйством и огородом. Конечно, здесь уже не на кого охотиться, ничего не осталось. Некоторые действительно работают, но им нужно образование. Отчаянное положение, безнадежное. Страна еще не начала по-настоящему жить, даже просто существовать.

— А что они могут экспортировать? — спросил Левин. Почти на каждой хижине висела написанная от руки вывеска, предлагавшая reparations pneu, ремонт автошин. — Помимо услуг по ремонту?

— Бокситы. Руду для выплавки алюминия. Раньше тут было и золото. Немного, но и того давно уже нет.

Левин обнаружил, что обдумывает пути выхода из такого положения.

— А что им даст образование? Помимо возможности эмигрировать?

— Для начала поможет заполучить приличное правительство. Уже одно это будет здорово. — В голосе Винсента появились совсем мрачные нотки. Он вдруг перестал шутить; Левин даже удивился. Это напомнило ему его собственные политические споры в колледже много лет назад.

Машина уже полчаса взбиралась по склону вдоль густых сосновых зарослей, воздух теперь казался свежее и прохладнее.

— Кому все это принадлежит?

— Государству. Только политики и чиновники все время воруют лес.