Управление - Андреас Эшбах

просто, потому что он не знал ни одного имени. Он часто подолгу бродил по участку в надежде встретить кого-нибудь из них, но безрезультатно. Наконец ему пришла в голову идея вести наблюдения рядом со школами, которые посещают девчонки их возраста: в конце концов, должны же они ходить в какую-то школу.

Это оказалось нелегко, потому что ему требовалось веское оправдание, почему он по утрам так часто опаздывает в свою собственную школу, но уже в пятой школе – Луизенштадтской гимназии в районе Пренцлауэр-Берг – он нашел, что искал: туда ходила пышнотелая, которая сидела прямо напротив него и требовала, чтобы он станцевал голышом.

Он подкарауливал ее в обеденное время, незаметно следовал за ней и мало-помалу узнавал о ней всякое разное, например то, что ее звали Дерте. И что одним из ее излюбленных развлечений было ездить на трамвае в город и бродить по тамошним универмагам, особенно по КаДеВе[3].

Когда он разузнал достаточно всего и разработал свой план, то однажды днем застиг ее врасплох, когда она вышла из дома и как раз направлялась к трамвайной остановке. Он преградил ей путь и сказал:

– Привет, Дерте.

Это ее шокировало, потому что она его, конечно, узнала.

– О, – пробормотала она. – Привет, эм… Ойген, так ведь?

Он кивнул и пронзил ее сверлящим взглядом глаза в глаза, отчего ей явно стало не по себе.

– Вот мы и встретились снова, – произнес он, и, вероятно, это прозвучало довольно угрожающе. Вот и хорошо.

– Откуда ты знаешь, как меня зовут? – нервно спросила она.

– О, – промолвил Ойген, – я многое знаю о тебе. Не только, как тебя зовут. Еще я знаю, в какую школу ты ходишь. И чем обычно занимаешься днем.

– И чем же? – дерзко возразила она. – Чем же я занимаюсь?

– Ты едешь в район Шенеберг шляться по КаДеВе, – сказал Ойген. – Позавчера ты стащила оттуда губную помаду, а вчера – платье. Ты надела его в раздевалке под то, которое было на тебе.

– Ну и что? – возразила она и надула губы.

– Твой отец состоит в церковном совете, – продолжал Ойген. – Он бы явно не пришел в восторг, если бы узнал о таком. А это было дорогое платье. Действительно дорогое.

От него не скрылось, как она вздрогнула, когда он это произнес, как и то, что ее голос сразу зазвучал очень жалобно, когда она возразила:

– Ты не сможешь это доказать.

– Смогу, – сказал Ойген и вытащил миниатюрную камеру «Минокс», которую украл, вскрыв чью-то квартиру. – Я сделал фотографии. Мне нужно всего лишь проявить пленку.

Это была ложь. Он понятия не имел, что было на пленке. Но она этого не знала. А благодаря рекламе каждому было известно, что такое «Минокс»: самая маленькая в мире камера и излюбленный шпионский аксессуар.

– Чего ты хочешь? – прошептала она.

– У меня есть вполне справедливое предложение, – сказал Ойген. – Мы сыграем в покер на раздевание. Только ты и я. Если победишь, сможешь загадать желание. Например, чтобы я вытащил из камеры непроявленную пленку и тем самым уничтожил снимки.

– А если победишь ты?

– Тогда я смогу загадать желание, – ответил Ойген. – Ты же знаешь правила.

Она беспомощно огляделась по сторонам, разумеется напрасно, потому что не было никого, кто мог бы поспешить ей на помощь или выручить, если она обратится в бегство.

– Послушай, – наконец сказала она, нервно покусывая нижнюю губу между фразами. – Тогда с покером на раздевание все затеял Короб. Он пообещал денег мне и остальным, если мы присоединимся. Потому что, ну, я обычно не вожусь с такими парнями, понимаешь?

– М-м-м, – протянул Ойген, но и только.

Когда кто-то нервничает и говорит, то лучше всего молчать, ведь для большинства в таком случае не останется другого выхода, кроме как продолжить говорить. Дерте так и поступила.

– Он пообещал, что никому из нас не придется по-настоящему раздеваться, может быть, только снять одну вещь, чтобы все выглядело более реалистично. Он объяснил нам, как раздаст карты и как нам следует играть, чтобы ты проиграл. Честно говоря, я не хотела, чтобы все зашло так далеко.

Ойген поднял брови.

– Ах, так ты не хотела!..

– Сначала нет. – Она отвернулась от смущения. – Но когда все так далеко зашло, я позволила себе увлечься и присоединиться…

– Точно, – сказал Ойген и взмахнул камерой «Минокс». – А теперь ты просто присоединишься еще раз.

Она сдалась.

– Ну хорошо, – со вздохом сказала она. – Где и когда?

– Можем прямо сейчас, – предложил Ойген. – У нас еще полдня впереди. И я знаю местечко, где нам никто не помешает.

Она пошла с ним, что же ей еще оставалось делать? Он привел ее на чердак, напоминавший тот, где они обвели его вокруг пальца и смеялись над ним, а она – громче всех. Крыша была немного ниже, комната меньше, но он точно так же раздобыл и расстелил старые ковры, а ключ от навесного замка, который он приделал, постоянно носил с собой.

Они молча сели, и он начал раздавать карты.

Конечно же, он использовал крапленые карты, только крапление отличалось от того, о котором она знала. Он сделал так, чтобы все выглядело как настоящая игра, позволял ей побеждать снова и снова, притворялся рассерженным, когда казалось, что у него наступила полоса неудач, но, конечно, в конце концов именно она проиграла и сидела голая, пока на нем еще оставались трусы. Что не имело никакого значения – скорее, даже наоборот.

– Ну хорошо, – произнесла она, полная дурных предчувствий, – что я должна делать?

Он объяснил ей.

Она посмотрела на него с нескрываемым ужасом.

– Этого… этого я не сделаю! Я не из таких!

Ойген поднял «Минокс».

– Есть только два варианта. Один из них – ты это сделаешь, а затем получишь пленку. Другой – ты этого не сделаешь, я проявлю пленку, и твой отец получит снимки. И в КаДеВе тоже. Вместе с твоим адресом.

Ее нижняя челюсть задрожала.

– Ты жульничал. Карты были каким-то образом помечены.

– Проигрыш есть проигрыш, – невозмутимо произнес Ойген.

Все закончилось тем, что он откинулся спиной к перекладине, а она встала перед ним на колени и делала с его членом именно то, что он от нее требовал, и все это было настолько волнующе и ощущалось неизмеримо лучше, чем он представлял в самых смелых мечтах, и даже не имело значения то, что она при этом ревела. Наоборот, это делало все только еще более волнующим.

Остальных трех девушек, поклялся он себе, он тоже получит.

6

Хелена долго ждала весточки от Рут. Не могла же подруга исчезнуть, даже не написав ей прощального письма? Не оставив хотя бы адреса, по которому с ней можно было бы связаться? Но ничего подобного не происходило. Рут исчезла из ее жизни и осталась в прошлом.

В школе теперь в начале каждого урока они кричали «Хайль Гитлер!», а классы становились все меньше и меньше, потому