Голова сломанной статуэтки - Ярослав Дмитриевич Склянной

свои мысли, что он не понимал того, что происходит, и не узнавал глазами тех мест, которые, казалось бы, он постоянно проходил и посещал на протяжении всей своей жизни.

Вообще он в какой-то момент чуть ли не подумал, что находится в другом городе, что его также не на шутку напугало. Однако не всё это так его волновало:

«Что мне не нравилось?..» – звучал в его голове печальный вопрос. А может и не в голове. Он иногда то произносил вслух, то мычал этот вопрос. Он начинал сильно бредить. В этом бреду чего только не было. Сочетались воспоминания от чтения Карла Маркса с трактатом логики, затем первый поцелуй с Василисой Штормовой, а там бац и кружка пива в баре с Андреем…

– А где, собственно, Андрей? – с прежней растерянностью подумал Иван, после чего поднял голову чуть выше и увидел на пригорке силуэт человека, который его звал к себе. Выглядел он не как человек из росгвардии, поэтому это уже обнадеживало, давало надежду.

Он пошёл по направлению к пригорку.

…

«Ты ведь был не таким раньше» – вспоминал наш неудачливый революционер. А чего он то добиться хотел? Он вообще, чего добиться этим вздумал? Неужели с ума сошел?..

Он ещё какое-то время так думал, пока шёл к пригорку. Однако, чем ближе он становился, тем яснее становилась ситуация. Андрей пропал из той комнаты, Василиса Штормова также… Однако сейчас его кто-то зовёт. Кажется, что-то сходится… Однако не только в голове что-то прояснялось, хотя, конечно, на главный вопрос никто и никак ему бы не помог ответить, зато теперь он стал узнавать тот район в котором он находился – это то самое место, где скоро должен был начаться лес, а затем и тот склон, на котором он то ссорился со старым другом – Сашкой, то знакомился с Андреем, то в последний раз собирал ещё маргинальную Ложу апокалипсиса. Всё вокруг было настолько странным, что казалось – будто он ходит в какой-то грустной сказке. Стены зданий города, когда он уже наконец вышел на небольшую низменность перед лесом, стали рушится, но не как это обычно происходит, а просто уходить под землю, вместе с теми кусками земли, которые там были. Буркин этого очень сильно испугался. Он кинулся бежать назад, но та же земля не восстанавливалась, всё куда-то пропало. Пустота была под теми бескрайними просторами, которые исчезли из-под его ног. У Ивана Сергеевича появились слёзы, и он сел на край земли – посмотрев куда-то вниз. Оказалось, что в воздухе остался обычный островок – тот самый холм, на вершине которого горело несколько огней, лес, и маленькая полянка, на углу которой он сидел. Звёзды также пропали – вокруг стало темно настолько, что можно было бы поверить, что мир просто накрыли тёмным одеялом, однако мир рухнул, что видел и сам Иван Сергеевич Буркин. Он продолжал так сидеть, пока та пара капель слёз не стекла окончательно с его лица, после этого он встал, и развернулся. Он не мог испытывать чувств, он шёл теперь в тумане и в жизни, и в уме, и в сердце. Всё пусто – но есть что-то в этом мире, и оно мощное.

На самом пригорке Иван увидел сидящего лицом в пропасть Андрея Беспалова, который сидел в позе лотоса и что-то бормотал про себя.

– Присаживайся. – Сказал Андрей Ивану, явно услышав то, как тот задевал траву своими ногами. Но и так, как Ивану уже нет смысла как-то не доверять своему «другу», то он просто подошёл и сел.

– Не правда ли тут уютно? – спросил Андрей.

– Где мы? – по-простому спросил Буркин, даже сняв с себя плащ – так как там было тепло, несмотря на глубокую темень, которая ассоциировалась с ледяной ночью.

– Это не важно. – говорил поучительным тоном Андрей.

– С чего ты это взял? – спросил Буркин.

– Ведь тебе же было не важно – где делать свою «революцию». – как бы упрекая говорил он про Иван Сергеевича.

После этих слов лицо Ивана упало в грусть, а за ними, между тем, упал в бесконечность и сам лес.

– Послушай. – как бы подводя разговор к главному, заявил Андрей Беспалов.

– Что?

– Выбирай, или я, или ты. – твёрдо сказал Андрей.

– Ты о чём? – спросил Иван, после чего за ними ещё несколько метров земли упало в бездну – остров их становился всё меньше.

– О славе, о почёте. – твёрдо и гордо говорил Андрей.

– Не пойму… – продолжал Иван Сергеевич, после чего земля продолжала вокруг них испарятся.

– Я о славе, которая пойдёт за тем, кого ты выберешь. – закончил Андрей, однако увидев непонимание Ивана Буркина, а также продолжавший разрушаться остров – продолжил, – Подумать только – мы с тобой создали идею. – Восхищённо продолжал Андрей Беспалов, – за нами пошли люди. Мы как жрецы древнего время, как те толстосумы из теликов и каналов на стриминге – нас слушают. – твёрдо продолжал речь этот «рыцарь». – Только мы сделали вещь куда более серьёзную и сложную – это позволит ей жить долго.

– И наша вещь куда более беспощадная, от чего она будет жить вечно. – сказал Иван Сергеевич, который почти всё понял.

– В этом ли не прелесть. – хладнокровно продолжил Андрей. – Помимо прочего я ещё и избавился от всех конкурентов.

– Ты утроил это всё?

– Ну как, я подкупил бездомного, которому нужно было напасть на главу «союза будущего», а его в свою очередь этот глава зарезал. После этого то он и ходил таким встревоженным и пытался всё побыстрее сделать. – он закончил к этому времени говорить и встал, однако Иван продолжил сидеть. И нет, у него не было лица полного страха, он просто пытался понять: «Что?»

– Ну так, – решил закончить Андрей, – кого ты выберешь для продолжения нашего дела. Иван собрался с мыслями и встал, после чего уверенно сказал:

– Да.

…

Очнувшись, Иван как обычно почистил зубы, ответил своим друзьям с университета на счёт учёбы, прогулок и так далее. Он вышел из всех незнакомых ему бесед – в том числе из «Ложи апокалипсиса», в которую, быть может, как и во все другие, его пригласили мошенники.

Затем был обычный день.

Потом, на выходных, он собрал, неожиданно, с утра вещи и куда-то поехал.

– Да, один билет.

…

Солнце грело лицо Ивана Сергеевича. Он слушал разбивающиеся о пляж волны, и медленно посасывал коктейль, который купил у местного чёрного в его лавке. Знаете этот колорит «этнической трудоустроенности» в США. Да, Буркин находился уже в Майами и грел свои булки о здешнее,