Собрание стихотворений - Антонин Ладинский

128–132. ПОЭМА О ДУБЕ

I. «Тростник в зефире вдохновенья…»

Тростник в зефире вдохновеньяТрепещет, гнется, слезы льет.Он существует, он — растенье,Он мыслит, чувствует, живет.

Тростинка слабая не можетБороться с Богом: прах и тень.Благоразумие отложитКопеечку на черный день.

Как в школьной басне Лафонтена:Склонись, о смертный, пред судьбой,Чтоб долго жить, чтоб в царстве тленаУкрасил мрамор путь земной.

II. «Предпочитаю гибель дуба…»

Предпочитаю гибель дубаСредь молний и орлиных сил,Прекрасный голос, громы, трубы,Трезубец бури, шум ветрил!

Предпочитаю шаг нелепый,Шум черных платьев на балу,И дуб, разбитый небом в щепы,Любви трагической золу.

Приветствую удары грома,Мильонные тиражи книг,Народ средь бури ипподромаИ птиц стальных моторный крик.

Или в классической манере:Минервы ветвь, перунов глас,И лавр, и перси юной дщери —Героям, посетившим нас.

III. «Душа, ты счастье, гибель, муки…»

Душа, ты счастье, гибель, мукиРазделишь с тем, кто одинок,С рабом фракийским, что разлукиПеренести в плену не мог.

С тем зверем, что в последней драме,Уже сраженный тучей стрел,Затравленный навеки псами,Сражался, умирал, хрипел.

С тем кораблем (о моря влага!)Что под огнем эскадр, в аду,Не опустил на мачте флага,А предпочел пойти ко дну.

Так дуб шумел на поле зреньяПод христианским небом бурь,Не веря, не ища спасеньяИ не надеясь на лазурь.

Но ты течению покояБиенье сердца предпочелИ биографию героя —Возне трудолюбивых пчел.

IV. «Наш климат — музы и стихии…»

Наш климат — музы и стихии.Я посетил сей страшный мирВ его минуты роковые,Я разделил с богами пир.

Я видел близко гибель Рима,На стогнах травку, где сенат,Эскадру кораблей средь дыма…Галеры? Дым из труб? Закат?

Я видел дуб в бореньях бури,В сияньи молний голубых,Геракла, бьющегося в шкуре,И час, когда герой затих.

V. «Зачем ты арфа, а не доски!..»

Зачем ты арфа, а не доски!Ты был бы мирным кораблем,Носил бы синие матроски,Пришли бы тараканы в дом.

Мой брат, я видел, как без словаТоржественно ты погибалПод гром «Бориса Годунова»Среди лесных концертных зал.

Мой брат, в железной страшной клеткеМеталась буря бытия,И, сорванный с родимой ветки,Кружился в этой буре я.

Нас погубила буря эта,Шум платья на балу пустом,И слабость бедного поэта —Медь музыки и счастья гром.

А вы, тростник благоразумный,Склонитесь же (в который раз),Чтоб уцелеть сред бури шумной.Вы всех переживете нас.

133–135. ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ ПОЭМА

1. «Ты — странный мир, где руки…»

Ты — странный мир, где рукиКак лед, и пламень — рот,Где люди терпят мукиИ вечный снег идет,

Где путник в упоеньиТвердит пред смертью стих,Внимая в отдаленьиПризывам арф твоих.

Ты — странный мир, где груди —Ледок, а сердце — сад,Где погибают люди:В цветке смертельный яд.

На карте приключенийТы — царство пихт для нас,Край северных оленей,Ты — атлас, где атлас.

Но в стуже мирозданья,Средь ночи мировой,Как тушь для рисованьяЧернеющей, глухой,

Ты всё, что есть в поэтеС небес — небесный страх,Смерть лебедя в балетеИ Моцарт, весь в слезах…

2. «Жил смуглый и печальный…»

Жил смуглый и печальныйВ Аравии поэт.Журчал фонтан хрустальныйВ садах его побед.

Он алгеброю хлябиПоэзии сверял,Друг звезд и астролябий,Шатров и книжных зал.

Вращался глобус в залеПланетой голубой,И звезды озарялиВ пустыне путь земной.

Шел караван верблюдов.И не было водыНа донышке сосудов.О, жажда! Где ж сады?

Как пальму или воду,Тебя искал араб,Как воздух и свободуГалерный ищет раб.

Оазис в отдаленьиВозник — глазам обман.Как робкое волненье,Газель мелькнула там.

И он с тоской газелиТвои глаза сравнил,Уже средь пальм, у цели,Уже совсем без сил.

3. «Я тоже в катастрофе…»

Я тоже в катастрофеОт молний погибал,Но не за чашкой кофе,Не средь арабских зал,

А в хладе упоенья,Средь северных земель,Где смертным утешенье —Олень, а не газель.

Верблюд или пирога,Снег или виноград,Одна у нас дорога,Соперник и собрат —

Где музыка и пени,Где арфы, слезы, лед,Где пальмы и олени,И тихо снег идет.

136–138. АЛЕКСАНДР

I. «Восторженное щебетанье…»

Восторженное щебетаньеНаивных школьниц и птенцов.Счастливое существованьеСамодовольных и глупцов.

Все, что считается нормальнымБлагоразумным бытием —В тепле печном и одеяльномСпанье, еда, пилюль прием.

Как будто ночь в росе, в крапиве,Не слаще неги полотна?Как будто — с гробом в перспективеБессонница глупее сна?

II. «Жизнь, ты — разбитое корыто…»

Жизнь, ты — разбитое корыто,Свинья под дубом, теплый хлев.Еще — ослиное копытоИ зубы потерявший лев.

О, вся пустыня трепетала,А кони испускали храп,И львица низко приползала,Ложилась у прекрасных лап,

Когда ревел он в львиной страстиИ мускулами животаГнал воздух из горячей пасти,Хлестал песок свинцом хвоста.

Как наполнялись кислородомЕго ребристые бока!Как он запомнился народам,На всех гербах, во все века!

Но смуглая дщерь ИзмаилаНа эту шкуру не легла,Напрасно сердце не пронзилаЕму арабская стрела.

С последней воздуха затяжкойЗачем не умер он, взревев!Теперь питайся манной кашкой,Беззубый и плешивый лев.

III. «Иной была жизнь Александра…»

Иной была жизнь Александра —Смерть в Персии в расцвете лет,Как буря, в молниях меандраНа пурпурном плаще побед.

О смертный, не играет ролиКоличество в судьбе людей:Здесь музыка сильнее боли,А роза больше многих тлей.

Есть в жизни только два решенья,И надо выбирать спеша:Мир — маленькое уравненьеИ — гибель, музыка, душа.

На выбор, сын: судьба герояИ пурпуром прикрытый прахИль только место в общем строе,За бытие привычный страх.

Смерть рано иль писца забота,Весь мир иль пузырек чернил,Олимп иль скифская мерзлота,Никея иль спина без крыл.

Зачем, грудь девушки волнуя,Мы не погибли в двадцать лет,Соединяясь в поцелуе.Но Александру равных нет.

139–141. СТИХИ О КАВКАЗЕ