Посмотри, отвернись, посмотри - Елена Ивановна Михалкова

как крышка гроба. Недавно хоронили соседку, тетю Валю с третьего этажа, так что я в курсе.

Мне не открыть дверь, если только не обломится везуха и кто-нибудь из взрослых не зайдет в подъезд, когда я буду колотиться изнутри. Если нет, папаша сгребет меня как котенка, уволочет домой и там…

Я пробежала один пролет вниз, второй… Взглянула вверх – и увидела отцовские ноги в тапочках. Не особо он спешил! Знал, что теперь мне никуда не деться.

Вдруг дверь за моей спиной приоткрылась. Из квартиры на третьем этаже, в которой раньше жила тетя Валя, высунулся толстый старикашка. Повел носом, оценил расклад… Распахнул дверь пошире и попятился.

Ну да, он был похож на паука! И что с того? Вика при каждом удобном случае талдычила про мужиков, которые делают с детьми всякие гадости. Но этот-то был старенький! Значит, не мужик.

А главное, от папаши меня отделял один лестничный пролет. С него станется запихать разлетевшийся мусор мне в горло. У отца вообще бывают довольно причудливые идеи.

Конечно, тогда я так не выражалась. Мыслишки у меня были куда проще. «Мне капец», – вот что я думала своей семилетней башкой.

Я нырнула в спасительный коридор, и старичок-паучок проворно запер дверь. Замок не издал ни звука. Я привстала на цыпочки, прижалась к глазку и увидела, как папаша топает вниз. Минуту спустя он появился снова, озираясь, будто обворованный. Я прыснула и зажала рот ладонью. Ну и рожа! Он не мог понять, куда я подевалась. Дверь-то не хлопала!

– Пойдем, – сказал хозяин жилища. – Вряд ли тебе в ближайшее время стоит появляться пред его рассерженными очами. Ты так не считаешь?

– Чево?

Он усмехнулся.

– Я говорю, лучше тебе пересидеть у меня, пока твой отец не угомонится.

Я кивнула, настороженно глядя на него. Предостережения Вики всплыли в памяти.

– Хочешь, спустимся на первый этаж, я открою тебе дверь, – предложил старикашка. – Или ты можешь разделить со мной скромную трапезу.

– Чево?

– Позавтракать. Твой папа сегодня начал выступление очень рано. Я еще был за столом.

Только сейчас мой нос учуял ароматы из кухни. Пахло так, что я сглотнула слюну.

Попрошайничать нельзя. Нечаевы ни у кого не клянчат еду! Вика учит: чем сильнее хочешь есть, тем меньше показывай, что голодна.

– Я бы что-нибудь съела, – пробормотала я наконец.

– Слышу речь воспитанной леди! Что ж, прошу к столу. Только сначала помой руки.

Яичница с ветчиной. Ржаной хлеб, густо намазанный маслом. Кофе в игрушечной чашечке. Я удивилась: такой старый дядька, а пользуется кукольной посудкой.

Но какая же она была красивая!

– Зовут меня Карамазов, – сообщил хозяин, поджаривая для меня яичницу. – Выдающаяся фамилия, даром что придуманная. Я люблю ее звучание, оно облагораживает самый воздух этого простодушного городка. Можешь обращаться ко мне именно так. А как твое имя?

– Александра Нечаева. – Я ни слова не поняла из того, что он сказал.

– А как тебя зовет сестра?

Я удивилась, что он знает про Вику.

– Сашей…

– С твоего позволения, я буду использовать оба имени. Александра означает «защитница». Ты не усматриваешь в этом некоторую иронию?

Я молча таращилась на него.

– А мне как вас называть? – наконец спросила я.

Он негромко засмеялся. Смех у него был такой, будто суп перекипел в кастрюльке.

– Ка-ра-ма-зов. Поняла?

– По фамилии, что ли?

– Именно. Вот попробуй: «Карамазов, нет ли у вас чаю»?

– Карамазов, нет ли у вас чаю?

– Умница!

– И сосисок! Карамазов… – добавила я на всякий случай.

– Допускаю, что есть. Это предположение требует проверки.

Говорил он, конечно, чудно! Но накормил меня до отвала. А сосиски порубил и обжарил в сливочном масле на такой же малюсенькой игрушечной сковородочке! Я от счастья чуть не умерла. Они там пузырились и подпрыгивали, как лягушата.

– Вы что, гномик? – спросила я, когда он положил передо мной крошечный бутерброд с икрой. Половина орешка, а не бутерброд!

– Гномик? – Он снова забулькал. – Может быть, может быть! Между прочим, они довольно недобрые существа, хоть и способны осчастливить человека.

– Чево?

– Ну все, с меня довольно. Пойдем с тарталеткой в гостиную.

– От тарталетки слышу!

Вика говорит: если тебя оскорбляют, никогда не молчи. Иначе зачморят. Только на учителей нельзя огрызаться и на родаков. На родаков – потому что врежут. А на учителей – потому что донесут родакам, и тогда они врежут.

«С меня довольно!» – говорит. А у самого мордень ни разу не довольная.

Мои слова Карамазов пропустил мимо ушей. Притащил меня в большую комнату. Заставил сесть на диван, достал книжку, уселся рядом. И начал читать:

– Жил-был в одной далекой стране угольщик Петер. Было ему всего шестнадцать лет. Он жил вместе с матерью, небогатой вдовой. Как же он был недоволен своей участью! «Что за жизнь у жалкого чумазого угольщика, – думал Петер и с завистью поглядывал на башмачников и музыкантов. – Ах, вот бы мне разбогатеть!..»

Сначала я не очень-то въехала, какого фига старикашка все это затеял. Книжки мне не особо нравились. Вика иногда читала перед сном всякую чепуху для мелюзги – ну, про Колобка или курочку Рябу… А в садике мы должны были рассказывать на утренниках стишки. Я туда проходила совсем недолго, потому что мы переехали, а в новый садик меня уже не взяли.

Я хотела сказать, чтобы Карамазов перестал… Но на третьем или четвертом предложении со мной что-то произошло. Я вдруг увидела все то, о чем он читал своим негромким голосом – таким приятным, будто пушистым. Комната заполнилась высоченными соснами. Запестрели крыши городка в долине у реки, мальчишка помчался со всех ног в чащу леса, а на ветке принялся скакать Стеклянный Человечек в ярко-красных чулках, то оборачиваясь белкой, то вновь превращаясь в старичка… Я входила, замерев, в горницу великана, и мое сердце билось вместе с теми сердцами, что он хранил в стеклянных банках… Когда выросший Петер убил свою жену, у меня слезы хлынули по щекам.

Карамазов не прервался, чтобы утешить меня. Он продолжал читать.

Не знаю, сколько прошло времени. Когда он перевернул последнюю страницу и закрыл книгу, я сидела в каком-то потрясении. Мне отчего-то было плохо и в то же время так хорошо, что хотелось реветь в голос. Я молча вытирала слезы.

Карамазов уставился на меня своими выпуклыми глазами. Во взгляде мелькнул интерес.

– Занятно, занятно… Тебе понравилась эта история?

Понравилась? Она переполняла меня! Это я погибала от рук жестокого мужа, и я рыдала, оплакивая свою жену, которую сама же и убила, и лесорубы отплясывали у меня в голове, и золото