Пальмы в долине Иордана - Мария Амор

По соседству с нами живет Ахава со своим мужем Хаимом и их двумя детьми. Совместное их проживание с собственным потомством является фактом исключительным, если не возмутительным. Хаим, сын кибуца, привел Ахаву из города, еще не подозревая, что когда она родит сына и младенцу исполнится четыре недели, Ахава наотрез откажется сдавать его в общую детскую на ночь. Хаим в этой ситуации позорно спасовал и заявил, что поддерживает жену. Руководство не спешило применять крутые меры.

— Молодая, ей непривычно, со временем надоест, еще рада будет по вечерам освободиться… — говорили старожилы.

Но Ахава оказалась с большими странностями: родила второго сына, и его тоже стала укладывать в собственной комнате. Общественность не знала, как реагировать на ее чудачества. С одной стороны — опасный прецедент. Если каждый будет делать со своими детьми, что хочет, то развалится вся система воспитания, вся социальная жизнь кибуца. А с другой, — при попустительстве Хаима не ясно, какие меры воздействия можно применить. Ахава и Хаим — оба — полноправные члены общины, его родители — уважаемые основатели хозяйства, пережившие вместе с остальными самые тяжкие сирийские обстрелы, да и времена уже не те, чтобы выгонять за страстную материнскую привязанность к своим чадам. На упрямицу не влияют ни беседы с психологами, ни с руководством. Решено избрать средний путь — не наказывать, но и не поощрять, то есть — не выделять большей квартиры и надеяться, что Ахава ограничится двумя детьми, а зараза ее дурного примера не поползет дальше…

— И как там поживает твоя соседка? — выясняет у меня Браха, орудуя утюгом.

— По-моему, нормально. Она мало с кем общается. После работы приносит детей из яселек, играет с ними на траве… Вечером вместе с Хаимом укладывают малышей…

— Несчастные крохи! — вздохнула Браха. — Подумать только! У нас это было самое лучшее время — после того, как родители уходили! Начиналась настоящая жизнь! Небось, чувствуют себя обделенными.

— Особо несчастными они не выглядят, — честно признаю я.

— Маленькие еще, не осознают свое особое положение! Спрашивается, зачем в кибуц пришла, если ей наши порядки не нравятся?

— Хаима полюбила? — предполагаю я самое худшее, со свойственным мне романтизмом.

— Ну да, — пренебрежительно отмахнулась Браха. — Экое сокровище! Я с этим Хаимом весь детский сад на одном горшке просидела! Одно достоинство — подкаблучник!

— В конце концов, кому это мешает?

— Попомни мое слово — такие, как эта Ахава, подтачивают самые принципы нашей общинной жизни — дружбу, сплоченность, общение, взаимозависимость, взаимопомощь! Сначала детей в собственной комнате растить возьмутся, потом сами ужин начнут готовить, каждый по вечерам у себя дома, со своим хозяйством, и чем мы от города отличаться будем?

— Ахава говорит, что уже есть кибуцы, где все дети у родителей спят…

— Вот-вот, — вздохнула Браха. — Все рушится, куда идем? Из-за таких сумасшедших, как эта Ахава. Что с нами будет? И чего плохо было? Вся армия на наших детях, выращенных в общих спальнях, стоит! Так нет, нашлась, понимаешь, хочет показать, что она одна своих детей любит! Слава Богу, я хоть успела четверых вырастить…

Браха держит в голове гардероб всех ста пятидесяти жителей кибуца, и каждая вещь, попадающая под её утюг, рождает в кладовщице цепь воспоминаний и ассоциаций.

— Почему Эдна никак этот халат не выбросит? Сплошные заплаты! Она его носила, еще когда была замужем за Шимоном! А они уже семь лет как развелись! Их Гаю сегодня тринадцать! Уже пять лет, как она вышла за Орена. Сменила шило на мыло!

Браха складывает халат, и берет в руки мужскую майку.

— Этот лошадник, Эран, живет с Рути. Трое детей у них, а не женаты! Уверяет, что он якобы против рабанута! Мы все против, но почему-то остальным это не мешает жениться! Свихнулся на своих конях, заботится о них больше, чем о детях! А у Малки из-за этой верховой езды два года назад муж погиб — неудачно так упал… Если ты меня спросишь… — (Я не спрашиваю, но разве это остановит Браху?) — то я тебе очень не советую увлекаться этим занятием!

— Мне лошади нравятся. У Моны такие глаза добрые…

Браха поджимает губы:

— Родить тебе надо, дорогая. Сразу про лошадей забудешь.

По-видимому, материнство — это верный рецепт потерять всяческий интерес к окружающему миру и его соблазнам. Я решаю не огорчать душевную женщину отказом следовать ее советам, и она продолжает, развернув очередное платье:

— Главное, чтобы детей было много! А то вот у Шимрит, несчастной, сын погиб в войну Судного дня… В такой ситуации одно спасение — мы! Наша поддержка. Мы ведь все — как одна семья! Смотри, какая прелесть! — Она встряхивает пестрое батистовое платье. — Надо нам для меня такое же сшить. Это Рахелино. Они с Моше — не кибуцники. Он играет в футбольной команде Верхней Галилеи, а она работает в нашей школе учительницей физкультуры. Снимают у нас комнату. Знаешь, сколько платят? — Браха с гордостью называет феноменальную сумму. — Но у него, понятное дело, куры денег не клюют.

Я уже обратила внимание на эту красивую атлетическую пару и их дочку в инвалидной коляске.

— А почему так дорого?

— Так, милая моя, ты знаешь — сколько это стоит — жить на нашем уровне? Это ведь все в себя включает — и питание, и все услуги, и садик для их девочки. А у нее мускульная дистрофия, ей специальный уход нужен. Из-за нее они здесь и поселились, в городе таких условий ни за какие деньги не найти!..

Моше на добровольных началах тренирует юношескую команду Гадота, они с Рахели часто устраивают для молодежи вечеринки у бассейна, но Браха не забывает, как “хорошо они здесь устроились”.

— А эти брюки Ципи просила расширить… Она у нас работает медсестрой, тоже наемная.

— Я ее видела. Очень красивая…

Браха пожала плечами.

— Может, и красивая, а замуж вышла только в тридцать. И то за разведенного… Он алименты детям платит. Интересно, с чего это она вдруг потолстела? — и Браха погружается в глубокие размышления.

Больше всего моя начальница не одобряла, когда кибуцники женились на городских.

— Вот Эли — привел эту Хен! И что — спустя год она с ним развелась! И что с ней теперь делать?

— А чем она так плоха? — я уже заметила эту крупную рыжую девушку, с густыми длинными волосами.

— Чем? — всплеснула Браха руками. — Зачем нам здесь одинокие чужие женщины? Слава Богу еще, что Мортон на них есть!

Этот Мортон — настоящий громоотвод на страже семейного счастья гадотовцев: прибыл в кибуц волонтером и прижился, пестуя каждое лето новый посев легкомысленных скандинавок. Высокий, худой, загорелый, с длинными блондинистыми волосами, он служил объектом зависти и шуток своих женатых друзей.

— Смотри, в старости некому будет стакан воды подать, — язвит Рони, когда в клубе в очередной раз заходит разговор о счастливой доле датчанина.

— Обязательно женюсь, — успокаивает его Мортон, тасуя карты перед новой партией бриджа. — Только мне еще рано.

— По тебе не скажешь, — Рони с сомнением оглядывает стареющего плейбоя.

— Так мне же надо жениться на девушке намного меня младше. Чтобы верняк был с этим самым стаканом воды. Страх как боюсь умереть в одиночестве. Надо брать такую, которая меня точно переживет.

— Пережить-то, может, переживет, а вот захочет ли она тебе старческие слюни утирать, это еще вопрос, — замечает Хен, пребывающая у него в подругах на текущий момент.

— Вот, Хен, из-за одного только этого цинизма твой вариант категорически отпадает, не говоря о том, что ты мне и по возрасту не подходишь! — парирует Мортон.

Хен действительно моложе его всего лишь лет на пятнадцать.

— Я бы и не пошла. Во-первых, мне одного раза за глаза хватило, а во-вторых — я не могу спать при включенном свете, а Мортон темноты боится! — разглашает интимные тайны мстительная Хен.

— Я темноты не боюсь, что я — ребенок, что ли? Я плохих снов, которые в темноте приходят, боюсь, — защищается Мортон.

Мужчинам становится легче при мысли, что его дон-жуанство — всего лишь оборотная сторона сдвинутой психики, а сердобольным девушкам жалко красавца, и многие думают о том, что были бы не прочь опекать беднягу и в потемках, и при свете, если на то пошло.

Мне Хен нравится. Она не похожа на всех остальных женщин, не такая правильная. Хен ко всему относится иначе, чем другие, и делает, что хочет. Иногда уезжает из кибуца на несколько дней, гуляет в пустыне, а потом как ни в чем не бывало появляется вновь. Как это ей удается? Я за год жизни здесь в Тверию еще не собралась, а она…

— Саш, держись от нее подальше, — советует Рони. — Она тобой интересуется только потому, что ты из России, новенькая… Ты к ней привяжешься, а она от тебя отмахнется. Тебе же больно будет.