Пальмы в долине Иордана - Мария Амор

Особенно радовался их отъезду Шери. После того, как он тяпнул соседа за ногу, которая уже пострадала от скорпиона, Эльдад со всей решительностью заявил, что если он увидит Шери не на привязи, то застрелит. Я напугалась и посадила громадного пса на цепь. Цепь крепкая, тракторная, причем свинченная на шее безобразника винтами. Но поскольку Шери от тоски и обиды проводит все свое время в попытках вырваться, отчаянно прыгает и мечется, то, в конце концов, винты неизбежно развинчиваются, и он обретает вожделенную свободу и возможность вцепиться в очередного прохожего. Вскоре его возненавидел весь кибуц. Остальные собаки, бывало, лаяли на незнакомых солдат, иногда даже кусали пришлых арабов, но мой дурак упорно кусает своих. Последнее время приходится держать его в квартире и дважды в день выгуливать на поводке.

— Такой собаке не место в кибуце, — замечает Рони. — Давай отдадим его в армию.

— Не могу, — я начинаю плакать каждый раз, когда он заводит этот разговор. — Там, знаешь, как плохо обращаются с собаками…

— Вот ты его своим хорошим обращением и разбаловала. Он ослицу убил!

Это правда. Несколько дней назад мерзавец накинулся на забредшую в кибуц ослицу и выкусил из ее крупа громадный кусок. Я закричала, стала бить негодяя. Ослица тоже истошно орала. На крики выскочили из столярни Рони и Дов. Оказалось, что ослица рожает. После нападения Шери у несчастной роженицы не было сил довести процесс до конца. Рони с Довом тащат новорожденного за торчащие наружу конечности, ослица дико ревет, а я бегаю вокруг, подавая ценные советы:

— Осторожнее! Рони, не делай ей больно! Дов, не оторви ему ножки!

Ослица умерла, ее закопали, а осленок, славненький, похожий на олененка, долго бегал по кибуцу, сначала питаясь коровьим молоком, а потом — цветами и травой на газонах.

Шери, правда, тоже не поздоровилось. То ли из-за ослицы, то ли еще по какой причине, но он перестал есть. За несколько дней бедняжка исхудал до двадцати восьми килограммов. Мы с Рони повезли страдальца в Иерихон к ветеринару. Местный араб-ветеринар имел дело с серьезной скотиной, цепных псов жители Иерихона к нему на прием не таскали. Тем не менее, он выписал рецепт и велел делать уколы, потом вкатил Шери первый из них и даже отказался взять деньги, настолько данный случай выходил за рамки его привычных профессиональных обязанностей. А может, это был жест доброй воли по отношению к еврейским соседям. Так или иначе, я осталась бесконечно благодарна ему.

— Тали, принц Чарльз собирается жениться на молоденькой девушке, ее зовут Диана.

— Ну да. Я даже ее фотографию в журнале видела. Ничего особенного, обычная длинноносая девочка. Правда, он тоже не Ален Делон. А что?

Мы сидим вместе за обедом, я ковыряюсь в овощном рагу. Королевская свадьба не дает покоя.

— Эта Диана, она моложе меня!

— Так что с того?

— Как что? Она моложе меня и уже выходит замуж! А мне двадцать, а я все еще…

— Ах, вот оно что, — смеется над чужой бедой Тали. — А я удивляюсь, с какой стати тебя вдруг интересует лопоухий принц Чарльз. Но ты же не обязана быть самой молодой на свете невестой!

— Конечно, нет. Просто до сих пор я ощущала себя настолько молодой, что мне и в голову не приходило думать о таких вещах…

— Да, а пока ты тут хлопала ушами, прыткая Диана такого отличного жениха увела…

— Нет, просто до меня вдруг дошло: если девушки моложе меня достигли брачного возраста, значит, я уже не так безумно молода…

— Наверно, это надо поставить на вид Рони.

— Что надо поставить на вид Рони? — бесцеремонно вмешивается подошедший с полной тарелкой Ури.

— Что Саша — перестарок. Ей замуж давно пора.

— Саш, если Рони колеблется, — говорит Ури с набитым ртом, — я готов жениться хоть завтра…

К моему ужасу последние слова слышит внезапно подошедший Рони.

— На ком это ты готов жениться? — спрашивает он.

— На ней вот, — не поднимая от тарелки глаз, тыкает в меня пальцем Ури, — отличная девчонка, между прочим, если ты этого до сих пор не заметил!

— Разыграйте меня в карты, — рассерженно бросаю я, встаю и отхожу от стола.

И то ли карты так легли, то ли подействовал пример принца Чарльза, но Рони все-таки решился жениться.

Наша свадьба будет первой в истории Итава.

Мама обрадовалась. Она сказала:

— Для тебя это большое счастье!

Я с мамой согласна, только она не понимает, что это счастье вполне заслуженное. Я езжу в Иерусалим и хожу по магазинам. На улице Яффо купила обручальные кольца, а после долгих поисков в большом двухэтажном магазине “Паризьен” на Бен-Иегуда нашла подходящее платье, светло-кремовое, с поясом, расшитым серебряными ракушками. Мне нравятся туфли на двенадцатисантиметровых каблуках, я в них такая высокая и очень тоненькая, но жалко покупать обувь на один-единственный раз, поэтому приобретаю практичные бежевые босоножки. Все равно из-под длинного платья их почти не видно. Рони одалживает у Алона белую рубашку-косоворотку, черные брюки у него остались еще с министерских времен. Роль элегантных туфель исполняют коричневые ботинки, но по сравнению с остальными парнями — босоногими, в шортах и клетчатых рубашках — он выглядит эталоном элегантности. Алон и Тали учат жениха и невесту танцевать танго, причем жених осваивает это искусство в два счета, а невесту приходится дрессировать до самой свадьбы.

Вместе с Рони мы пошли в рабанут. Там толстая тетка в платке, плотно повязанном на бритой голове, провела со мной подробный инструктаж по законам еврейской супружеской сексуальной жизни. В награду за их правильное исполнение рабаниха обещала нам многочисленное потомство и неувядаемое взаимное влечение.

Под конец мы определяем возможную дату свадьбы. Нам дают адрес раввина, и мы едем знакомиться с ним. Раввин, молодой, симпатичный, охотно согласился ехать в далекий Итав, чтобы создать в Израиле еще одну счастливую семью, при условии, что за ним пришлют машину, а невеста окунется в микву.

Наконец все позади.

В утро своей свадьбы я вышла на балкон, заросший бугенвиллией, и сердце сжалось от красоты мира: трава, изумрудная от полива, пальмы, шуршащие ветвями на фоне кобальтового неба, дорожки, окаймленные зарослями исполинских кактусов, и все это зеленое великолепие покоится, как в чаше, среди фиолетово-лиловых и золотисто-коричневых гор.

Это прекрасное благословенное утро свидетельствует о том, что трудный путь к этому месту, к этому дню был не напрасен. Я обрела свой рай, все в моей жизни замечательно, и дальше будет только лучше. Здесь родятся и вырастут наши дети, здесь мы с Рони будем жить среди друзей, здесь будет наш дом. На старости лет, за швейной машинкой, я буду рассказывать потомкам историю создания нашего кибуца…

Сколько сил и фантазии вложили обитатели Итава в нашу свадьбу! Рина всю последнюю неделю колдовала на кухне, ей помогали Дафна и еще три девушки. Площадь перед столовой украсили цветами, вагончик молодоженов увит венками и лентами, а главное — все за нас рады.

В день свадьбы всё вертится вокруг меня. После обеда Дафна помогла сделать прическу. Тали, вспомнив театральные навыки, несколько неумеренно наложила грим. Все подруги наперебой восхищались моей красотой, и меня распирала радость. Конечно, приятно быть красивой, но еще приятнее быть всеми любимой. Теперь невозможно сомневаться в том, что Рони меня любит. А иначе, разве бы женился?

Из Иерусалима гостей доставили три заказанных кибуцем автобуса. На этих автобусах прибыли мама, тетя Марина из Беэр-Шевы с двоюродной сестрой Линой, мамины коллеги, соседки и все ее подруги, включая тетю Аню. Все поздравляют нас, мама гордо показывает своим знакомым Итав и сообщает о достижениях кибуцного хозяйства. Тетя Аня охает и ахает и не поминает свои мрачные пророчества по поводу будущего двоечниц. Приехала сторонница Бегина Анат, давно брошенная толстым Дуду Рош-а-иром и поступившая по окончании армии в Иерусалимский университет. Прибыл дядя Макс из Ашкелона. Остальные два автобуса заняла многочисленная родня Рони. Добрались автостопом из Хайфы и Тель-Авива подружки по центру абсорбции, Мира и Белла, привезла жениха-американца торжествующая Далия из Гиват-Хаима.

Городские гости в костюмах и в платьях, наши ребята в шортах и в клетчатых рубашках, а девчонки — в многоярусных и многоцветных балахонистых платьях. Площадь перед столовой, на которой происходит церемония, подсвечена фонариками, утопает в цветах и выглядит волшебно. Мы въезжаем в широкий круг гостей, сидя в ковше трактора, увитого цветами, и наше прибытие сопровождается гигантским фейерверком. Хлопушки рассыпаются звездами в небе Итава, из динамиков несется громкая и веселая музыка.

Прибыл раввин.

Четыре конца покрывала над женихом и невестой держат два брата Рони и Ури с Алоном. Под толстой рифленой подошвой ботинка беспомощно хрустит стакан. Я прижимаю к груди брачный договор, счастливая тем, что Рони вписал туда миллион лир — не потому что когда-нибудь будет в них нужда, а потому что так дорого оценил свое счастье!