Пальмы в долине Иордана - Мария Амор

— Ребята, слышали? Джон Леннон погиб! Его какой-то сумасшедший застрелил!

В ее глазах слезы. Мне, конечно, тоже жаль симпатичного хиппи, но это так далеко от моей жизни. Я вообще не такая уж страстная поклонница битлов, я без ума от “Queen” и Фредди Меркюри… Подходят еще ребята. Ури негромко поет: “Come together right now over me…”, и вдруг эта мелодия переворачивает все в душе, потому что под эту песню я танцевала в пионерском лагере. Джон Леннон умер, а я буду спорить с Галит за право стирать и штопать чужие трусы? Ни за что. Пусть ей будет на здоровье, посмотрим, как ей будут высказывать свои претензии все те, кому она криво-косо залатает джинсы, посмотрим, как она будет обшивать маленькую Эсти!

Я перехожу на кухню, которой заправляет моя приятельница Рина. Ничего, что самое большое мое кулинарное достижение до сих пор — яблочный пирог, который, правда, перевернулся и хлопнулся на землю в момент торжественного выноса из столовой, потому что подлая дверь толкнула начинающего шеф-повара в спину. Главное, нам приятно работать вместе, а сбивать майонез Рина хоть кого научит. Одна проблема — Шери, который привык весь день проводить с хозяйкой, а теперь остался в одиночестве, так как в кухню собак не пускают. К тому же у него обнаружился крайне злобный нрав. Паршивый пес обожает меня, скрепя сердце терпит Рони, но повадился кусать всех остальных, причем не ленится бежать за жертвой аж до самого горизонта. Приходится запирать его дома.

Работать на кухне даже лучше, чем в прачечной. Здесь я не одинока, нас трое — с ними работает еще славная смешливая Авиталь, подружка Коби. Команда маленькая, зато дружная. Мы вместе сочиняем меню на всю неделю, в соответствии с ним делается заказ продуктов в бюджетных рамках. Ури ездит в Иерусалим, где закупает требуемое по Рининому списку. Неизменным остается только освященный обычаем субботний ужин — куриные ножки с жареными кубиками картошки. На кухне куча всяких агрегатов, огромная холодильная комната-кладовая, кастрюли, как в монастырской трапезной, и гигантские конвекторные печи с полками. Все вокруг из нержавейки и в конце каждого дня должно сверкать чистотой. Сменяющиеся каждый день дежурные протирают в столовой столы и моют посуду после каждой трапезы.

Вначале я только младший поваренок. С волосами, убранными под косынку, я старательно исполняю все указания: мою картошку, сваливаю ее в специальную центрифугу, где картофельная шелуха стирается о шершавые стенки, режу овощи на доске, смешиваю ингредиенты в блендере, подтаскиваю продукты из холодильной комнаты, помешиваю супы. Ребята ценят салаты с мелко покрошенными овощами, и мне приятно стараться для них.

Пообвыкнув, становлюсь смелее и с помощью маминых рецептов вношу новаторский вклад в меню. Кое-что из моих дерзновенных творений — вроде тушеной капусты с сосисками и макарон по-флотски — общество просит больше никогда не пробовать на живых людях. Борщ и голубцы имеют средний успех, зато блины, переименованные в “крэпы”, или жареные куски черствой халы, вымоченные предварительно в молоке и нареченные “пан пердю” — “потерянный хлеб”, устанавливают за мной незыблемую репутацию изысканной французской штучки.

На площадь перед столовой въезжает машина, из нее важно вылезает Дафна. К груди она прижимает два стальных колеса с новыми фильмами, которые только что привезла из Гильгаля. Список заказанных фильмов висит в столовой, и каждый может добавить свое пожелание. Это особенного значения не имеет, потому что компания, доставляющая раз в неделю фильм всем трем кибуцам — Гильгалю, Наарану и Итаву, которые потом смотрят его по очереди — привозит то, что сама находит нужным. Зато каждый фильм — сюрприз. Дафну все тут же окружают, но она прижимает ролики к груди, смеется, и только машет головой.

— Приходите вечером смотреть, тогда узнаете!

— Ну что сказали-то в Гильгале? — терзаются любители важнейшего из всех искусств.

— Класс!

Вечером, после ужина, все собираются в темной столовой. Мы с Рони устраиваемся в задних рядах, на столах. Сегодня показывают “Могу ли я укусить вас?”.

— Это что, о вампирах? — я пытаюсь слезть со стола и удрать, пока не стало страшно, но Рони хватает меня.

— Куда ты, ты что! Это смешной фильм, совершенно не страшный!

— Ну да, ты на “Изгонителя дьявола” тоже говорил: “Не страшный, смешной!”, а я всю неделю одна даже днем оставаться боялась! Что в этом было смешного?!

— Зато все вечера, вместо того, чтобы идти спать с петухами, ты провела со мной!

— Не все ли тебе равно, что я делаю, пока ты играешь в бридж?

Зараза бриджа проникла в Итав и охватила все мужское население. Теперь по вечерам клуб напоминает картежный вертеп. Рони заболел этим всерьез. Я пробовала научиться, чтобы составить компанию, но оказалась совершенно не в состоянии запомнить не только чужие, но даже собственные карты.

— Эй, тихо вы там! — шипят соседи.

Пока я препираюсь с Рони, бравый охотник за вампирами вываливается из саней, столовая разражается громким хохотом, и становится ясно, что фильм в самом деле забавный.

На собрании кибуца главным пунктом стоит вопрос о разрешении двум товарищам — Рине и Эльдаду — взять отпуск длиннее положенного для совместного путешествия по Европе.

— Значит те, у кого есть богатые папа и мама, будут ездить по Европам, а те, у кого нет такой возможности, будут ждать их рассказов? — пламенно выступает Дов.

— Тебе что, жалко? Что, они на твои деньги поедут, что ли? — добродушно фыркает Рони.

— То есть как это? Мы — кибуц, мы все должны жить в одинаковых условиях!

— Так что, если никто не поедет, тебе будет легче, что ли? — пытается умиротворить борца за справедливость Ури.

— Это принципиальный подход! Если у кибуца нет возможности посылать своих членов за границу, то и в частном порядке они ездить не должны! Или все, или никто!

— Это не справедливость, а мелкая зависть!

Разгораются страсти.

— Завтра кто-то скажет, что он временно покидает кибуц, чтобы учиться! Другой — чтобы просто немного поработать в городе и заработать личную копейку! Если каждый может “на минуточку” выйти из кибуца, пожить снаружи в свое удовольствие, а потом, как ни в чем не бывало, вернуться, пока менее удачливые сидят здесь безвыездно, то тогда это просто игра в кибуц!

— Так что, будем делать вид, что нет снаружи большого мира, что нет здесь таких, у кого обеспеченные родители? Может, вообще запретим навещать родных? А то вдруг, упаси Боже, они накормят меня чем-то, чего у нас в кибуце нету? — кипятится Эльдад, которому легче оперировать съедобными аргументами.

— Вот именно! Если бы мы собирались путешествовать по Галилее, тебя бы это парило? — возмущается Рина.

— Вот по Галилее и путешествуйте, — заявляет принципиальный Коби.

— Какое тебе дело, где мы хотим путешествовать? — взвивается Рина. — Я могу хоть сейчас собрать свои вещи и уйти домой!

Наступила тишина. Эти слова выдали то, что непрерывно вертится в голове и что каждый старается гнать от себя: как легко собрать чемодан, сесть на автобус и больше никогда не заглядывать в этот заброшенный уголок пустыни… Стало страшно. Первым нашелся Рони:

— Спокойно, Рина! Без угроз. Попробуем взглянуть на ситуацию под другим углом: давайте не забывать, что речь идет о наших друзьях. Неважно, где они собираются путешествовать, — умиротворяющим голосом, взяв за рукав Рину, будто удерживая ее от ухода, говорит секретарь Итава. — Важно, что они собираются путешествовать вместе. Им это важно как молодой паре. А нам важно помочь им создать семью! Есть принципы, а есть люди! Близкие нам люди! Они хотят проверить свои чувства в экстремальных условиях!

— Ничего себе “экстремальные условия”! Париж и Лондон! — не успокаивается Шоши, с которой никто пока не собрался даже в Иерихон, не только что в Европу. — Пусть сначала проверят в моем Кирьят-Гате!

— Все, — Рони грохает кулаком по столу. — Голосуем! И прошу всех помнить, что у каждого здесь присутствующего могут, если не сейчас, то в будущем, оказаться особые просьбы и особые обстоятельства, и если мы будем забывать, что речь идет о наших друзьях, то тогда уж точно никакого кибуца нам вместе не создать!

То ли последний призыв помогает, то ли нависшая угроза Рины оставить всех без ее поварского искусства, но собрание разрешает товарищам взять особый отпуск и провести его по их усмотрению.

— Победила дружба, — ехидно хмыкнула Тали мне на ухо. Я подумала, что это правда, и хорошо, что так.

Рина и Эльдад накупили невероятное количество банок варенья и сухих супов, которыми собирались питаться все время пребывания на чужбине, запаковали провиант в гигантские рюкзаки и, погромыхивая консервами, похожие на двух осенних хомяков, отбыли испытывать свою любовь в экстремальных условиях Европы.