Ветчина бедняков - Ирина Лобусова

— Давайте мы проводим вас обратно к воротам, к автобусу, — сказал один, для женщины тут небезопасно, хоть вы и быстро бегаете. Здесь плохое место. Одной нельзя ходить.

По дороге тот же разговорчивый могильщик спросил:

— Это был ваш знакомый? Довольно некрасиво с его стороны так от вас бегать!

— Нет. Я видела его впервые. Думаю, он был знаком с той, кого я сегодня похоронила.

— Точно был знаком, вот увидите! Помяните мое слово, еще окажется, что точно близкий знакомый! А если молодая была, то и любовник.

— Почему вы так думаете?

— А иначе зачем ему тащиться в такую даль? Просто так в такую даль не едут! Западное кладбище — самое далекое из всех, да и не хоронят на нем богачей.

— При чем тут это?

— Да он выглядит крутым, повадка такая. И машина…

— Откуда вы все это видели?

— Да я его еще от ворот разглядел. Как гроб из автобуса вынесли, так он сразу за нами и пошел, и шел все время, и у могилы стоял. Я еще удивился, что вы на него не смотрите, потому, что вначале было похоже, словно он с вами приехал. Потом я подумал, что вы просто в ссоре, ну, а потом, когда вы побежали, я понял, что вы его раньше просто не заметили.

— За нами шел?

— Все время! Мы ведь возле ворот стояли, ждали ваш автобус, чтобы могилу копать, ну и все видели. Его машина ехала за автобусом, поэтому я и разглядел. А вы что же, не знаете, кто такой?

— Нет. Но очень хотела бы узнать.

Местный катафалк (похоронный автобус) доставил ее обратно в город. Она попросила высадить ее на центральном проспекте. Всю дорогу одно слово могильщика не шло из ее головы: любовник. Любовник Светы? А почему бы и нет? Откуда она знала о том, что у нее не было настоящего любовника, то есть мужчины, которого она любила? Такой путь не делают просто так, да еще и в разгар рабочего дня. Он появился на кладбище не случайно… Он появился похоронить Свету. Проститься. Или… следил за ней? Может, это был отец Стасиков? Она ничего не знает об их отце… Нет, на отца не похож: Стасики светлые, с голубыми глазами, а у него черные, как смоль, волосы. Слишком черные… (для европейца?). К тому же, она очень сомневалась в том, что глаза под стеклами очков голубые…

Внутрь управления ее не впустили. Она позвонила Жуковской по внутреннему телефону (к счастью, ей повезло — та была на месте) и через пять минут поднялась наверх. Ей показалось, что Жуковская удивлена ее приходом, но пытается это скрыть.

— Вы похоронили сестру? Все прошло нормально?

— Да, я только что с похорон… — она замолчала. Жуковская нетерпеливо ерзала на стуле (в этот раз она сменила дорогой деловой костюм на джинсы в обтяжку и модный свитер).

— У вас какие-то проблемы?

— Нет. Мне кажется, проблемы у вас!

— В каком смысле? — Жуковская перестала ерзать.

— В смысле серой машины.

— так, понятно, — Жуковская сразу стала серьезной, — давайте побеседуем.

Жуковская подняла телефонную трубку, деловито сообщила кому-то, что задерживается на полчаса, потом повернулась к ней:

— Я ждала, что вы зададите мне этот вопрос!

— Я еще никакого вопроса вам не задала!

— Нет, вы задали. Вопрос о серой машине. Вы познакомились с Аллой Павловной, соседкой вашей сестры с первого этажа, и спрашиваете меня о том, почему мы не ищем серый автомобиль, который увез детей, если у нас есть такие четкие показания. Почему мы бездействуем и до сих пор ничего не нашли. Сейчас начало недели. Серый автомобиль. Думаю, на прошлой неделе он был бы зеленый. А две недели назад он был бы красный. А в начале месяца, кто знает, это мог бы быть вертолет.

— Что?

— Вы ведь познакомились с Аллой Павловной?

— Да.

— И она рассказала вам историю, что машина увезла детей?

— Да. Серая машина. Но…

— А вы не задавали себе вопрос, почему Алла Павловна постоянно находится дома, хотя достаточно бодро передвигается по квартире?

— Она инвалид. У нее плохо с сердцем.

— Да, она инвалид. Только плохо у нее не с сердцем. А с совсем другим…

— Я все еще вас не понимаю!

— Дело в том, что Алла Павловна — психически больной человек. Она инвалид (при чем полный инвалид) по состоянию своей психики. Вначале, в молодости, она страдала легкой степенью шизофрении, но с возрастом ее болезнь дополнилась прогрессирующим склерозом. Сейчас она в очень тяжелом состоянии. По простому то, что с ней происходит сейчас, называется старческое слабоумие. Она не способна выйти из дома без посторонней помощи, не способна ничего запомнить и не понимает, что с ней происходит. Муж и сын из жалости держат ее дома, хотя по — настоящему в таком состоянии она должна находиться в психиатрической лечебнице.

— Сын? Она говорила, что у нее двое детей… Дети…

— На самом деле у нее один сын. Она бесконечно рассказывает разные истории, которым нельзя верить. Все это не происходит на самом деле, только в ее больном разуме. Так что никакого серого автомобиля, который увез детей, попросту не существует!

— Я не могу в это поверить! Не могу! Она говорит так логично, что…. Я не верю!

— понимаю. Я в начале тоже не верила.

Жуковская встала из-за стола, отперла сейфы стене, долго рылась в какой-то папке и наконец положила перед ней две бумаги.

— Вот, смотрите. Это выписка из ее истории болезни в сумасшедшем доме. А это — справка от врача ее районной поликлиники об ее инвалидности. Кстати, настоящее имя этой несчастной — не Алла. Алевтина. Алевтина — сокращенно Алина. Но она почему-то упорно называет себя Аллой.

Она прочитала бумаги. Их смысл не оставлял никаких сомнений. В них было в точности то, что рассказала Жуковская, только с использованием медицинских терминов (которые ей, как врачу, были хорошо понятны). Она печально вернула бумаги Жуковской.

— Вы не можете себе представить, — продолжала Жуковская, — в каком мы все были воодушевлении, когда соседка с первого этажа дала показания, что дети сели в зеленый автомобиль!

— В зеленый?

— В зеленый. Она так подробно и тщательно описывала его вид, рассказывала, как дети пошли к нему и с такими подробностями, что, как следователь, я была на седьмом небе! У меня появился след, да еще какой! Мы тут же подключили ГАИ, принялись проверять все иномарки зеленого цвета, каждый день таскали к ней кучу фотографий, чтобы она опознала марку машины. А потом ко мне в кабинет пришел ее сын и рассказал то, что я сказала сейчас вам. Разумеется, я не поверила. Чуть ли не завела на этого сына дело о том, что он пытается сдать мать в сумасшедший дом из-за квартиры. Но потом поехала наводить справки в психиатрическую лечебницу, беседовала с ее лечащим врачом, главврачом и прочитала ее историю болезни. Потом была в районной поликлинике, где районный врач все это подтвердил, и выяснила, какая у нее инвалидность. На следующий день, когда я поехала к ней, меня ждала история о том, что автомобиль был синий. А на мое робкое замечание о том, что вначале он был зеленый, заявила, что всегда говорила о том, что машина была синяя, к тому же джип. Очевидно, вам она поведала то же самое, только уже изменив цвет на серый. Ее лечащий врач сочинение такой истории объяснил тем, что она услышала о пропаже детей, расследовании, и ей захотелось быть в центре событий, быть главным свидетелем. А у таких людей фантазии никогда не расходятся с реальностью. Вот такая печальная история.

— Значит, никакой серой машины не было?

— Не было, к сожалению. Многое бы дала за то. Чтобы автомобиль был!

— Но это ужасно. Со стороны она совершенно не производит впечатление сумасшедшей. Обманула даже меня, врача.

— Вы же не психиатр. А психически больные люди часто выглядят как совершенно обычные.

— Я знаю, но…

— понимаю, вы в шоке. Что ж, это скоро пройдет. Я думаю, чтобы не расстраиваться, вам больше не следует с ней беседовать. Сходите лучше в школу к детям, побеседуйте с кем-то из знакомых Светланы…

— Я не знаю ее знакомых.

— Ну, кого найдете.

— Да, вы правы. Что ж, спасибо за разъяснения, хоть они и печальные.

— Не за что. Заходите, если вдруг узнаете что-то интересное. Я тоже, со своей стороны, буду вам звонить. Вы пока не уезжаете?

— Нет, я буду в городе.

— Хорошо.

Уже возле двери она поняла, что именно показалось ей странным, когда вошла в кабинет. Что мучило на протяжении всего этого неприятного разговора. Мелкая деталь. В самом начале она даже не смогла толком понять. Но потом поняла — во время их разговора. Не сама следователь. Не ее слова. Пустой подоконник. Абсолютно пустой подоконник. На нем в кабинете Жуковской больше не было цветов. 

Глава 13

Полуоткрытый провал двери был похож на беззубую впадину рта. Она остановилась в нерешительности, глупо потопталась на месте… Где-то вверху загудел и остановился лифт. Стукнула дверь. Послышались шумные голоса. Дом жил своей дневной, бурной жизнью. Дверь соседки была приоткрыта (та самая дверь Аллы Павловны с первого этажа, куда заходила еще вчера и на счет которой питала такие надежды… Светлые надежды. Забыв о том, что настоящий свет бывает лишь солнечным днем. А до дня еще далеко. Для нее сейчас — самая середина ночи). Вообще-то это было странно! В любом доме, тем более, в стандартном девятиэтажном, раскрытые двери квартир — редкость. Возвращаясь с похорон сестры, по дороге усиленно прокручивая в памяти разговор с Жуковской, она и не думала заходить к соседке на первом этаже, тем более, что получилась такая неприятная история (вернее, не история, а открытие). Но дверь ее квартиры была открыта достаточно широко и напоминала беззубую впадину рта. Поэтому она остановилась в нерешительности.