Ветчина бедняков - Ирина Лобусова

— А что за история с дочерью?

— Дочь у нее была. Почти такого возраста, как этот урод. Дети были погодки. Поэтому муж и настаивал, чтобы она с работы ушла — все-таки двое маленьких детей. Дочь ее выросла такая же неудачная, как и этот. С 12 лет всякие компании, парни, гулянки. Рано ушла из дома. Кажется, даже замуж выскочила и сразу развелась. А потом она решила уехать на заработки, куда-то заграницу, и там то ли погибла, то ли исчезла… Вообщем, не понятно, что с ней случилось, только здесь она никогда не появлялась больше. А у тети Али любое воспоминание или упоминание о ее дочери сразу вызывало истерику, слезы… Погибла, наверное. Мать не может такое пережить. С тех пор она нервная, конечно, стала, болела часто. Но только не сумасшедшая. Совсем не сумасшедшая!

— Вы сказали, что ее сын сидел…

— Да это я точно знаю! У меня одноклассник в органах работает, так он сам мне рассказывал, что на суде этого урода конвоировал!

— А за что он сидел?

— Кажется, разбой или вооруженное ограбление — точно не помню… Или участие в какой-то бандитской группировке. Только он совсем недолго сидел. Меньше года. Месяцев семь или восемь, а потом его так быстро выпустили по амнистии. Мы все еще поражались, как это могло произойти! Тетя Аля с мужем бедные были, не могли они столько заплатить. Очевидно, какие-то крутые друзья у него были, они его и вытащили. И снова он у матери появился, начал бесчинствовать по — прежнему. Еще более наглый стал.

Внезапно в глубине квартиры громко заплакал маленький ребенок. Женщина встрепенулась:

— Ну, все. Мне пора. Малыш зовет. Счастливо.

И, быстро захлопнув дверь, умчалась вглубь квартиры. Ей больше ничего не оставалось, как подняться наверх. Немного подумав, она позвонила Жуковской.

— Я узнала, что сын Аллы Павловны сидел.

— Ну и что? — голос Жуковской был злым, недовольным, звучал грубо и торопливо, — какое это имеет отношение к делу?

— никакого, но я подумала…

— Я в курсе, что ваша соседка умерла. Мне позвонил рассказать ваш участковый, а он узнал от врача поликлиники. Она умерла абсолютно естественной смертью, коронарный кардиосклероз или как там еще… вам лучше знать… Врач выписала заключение, свидетельство о смерти. В ее кончине все чисто. Так что сидел сын или не сидел — тут не при чем.

— Я понимаю… Но мне показалось, что это обстоятельство может быть важным….

— Послушайте, не морочьте мне голову! Кто сидел или не сидел, что делал или не делал, не имеет никакого отношения к исчезновению детей! Все, я очень занята. Звоните, если узнаете что-то более существенное.

И швырнула трубку. Этот разговор оставил в ее душе легкое чувство недоумения. Если Жуковская ее союзница-то странный у нее характер! Честно говоря, очень странный характер для следователя.

Скомканная стопка листков бумаги полетела со стола вниз. Она смела их рукой — возможно, специально. Раскаленная лампа над головой полыхала жаром. Половина третьего ночи. Даже тридцать пять минут третьего. Сколько часов она провела за столом? Она вытянула ноги, распрямила затекшую спину. Встала, громко задев стул. Подошла к окну. Погруженные во тьму дома напротив напоминали немых стражей из призрачной страны, куда давно потеряны все дороги. Тонкая струя воздуха (форточка) задела ее плечо. Тяжело вздохнула (могла бы громче — все равно, город — погруженный во тьму), вернулась к столу. Положила перед собой очередной листок бумаги (пятнадцатый по счету) и в пятнадцатый раз начала все сначала, начала так, как должна была начать… Жирными буквами во тьме. Под светом полыхающей жаром лампы. Список. Означавший самое важное в жизни. Жизнь двоих детей.

МОЛИТВА.

ХИРУРГ.

УЛИЦА.

МАЛИНОВОЕ ВАРЕНЬЕ.

АЛТЕЕВО.

ДАЧА.

Вывела большими буквами и в очередной раз отшвырнула в сторону ручку. Это все. Больше информации нет! Нет данных, чтобы продолжать дальше! Это катастрофически очевидно! Можно разбить голову о стену, сойти с ума в безнадежной тишине этой ночи, но не пробиться ни к одному ключу, ни к одному скрытому смыслу всех этих слов! Внезапно ей стало страшно. Так страшно, как не было никогда в жизни. Отчаяние сдавило горло как неизвестная судорога, и тут же ушло во тьму. Вместе с ней. Тьма сгущалась над головой, и это было понятно. Единственное, что было понятно, сквозь толстую, темную глубину… глубину… Глубину пруда. Резким порывом пододвинула к себе листок.

МОЛИТВА.

Тонкая серебряная полоска блестела на дне заросшего илом пруда. Конечно же, это был не пруд. Просто дно одного из фонтанов в большом городском парке. Там на дне плавали маленькие золотистые рыбки, и девятилетняя девчонка любила на них смотреть. В парк она всегда приходила вместе со старшей сестрой. Светка любила сидеть, болтая ногами, на каменном выступе закрытой летней эстрады, в кругу подружек, вместе с которыми так весело было перемывать косточки всем своим кавалерам! Свою лупоглазую сестренку девяти лет (которую ей постоянно навязывали родители) она воспринимала как неприятную обузу, как досадную помеху, и в парке была просто счастлива избавиться от нее. В парке избавляться от сестры помогал фонтан. Именно к нему бежала маленькая девчонка (она), мечтая целыми днями о том, как будет смотреть на золотых рыбок, представляя, что мутная стоячая вода фонтана может напоминать океан… Недавно она прочитала книжку, которую ей подарили, яркую красочную книжку с картинками о морской царевне, и в ее детских глазах автоматически превращались в волшебный замок морской царевны ржавые остатки металлических труб фонтана на дне. Золотые рыбки в грязной воде были для нее гораздо интереснее, чем Светка со своими кавалерами, в компании подруг курившая свои первые сигареты. Именно фонтан (вернее, рыбки) стал причиной ее первой серьезной ссоры с сестрой. В тот день Светка чем-то была раздражена и поспешила закончить их прогулку раньше обычного. Она подлетела к сестре и грубо схватила за плечо:

— Немедленно идем домой!

— Но я не хочу… — запротестовала она, — я хочу смотреть на золотых рыбок!

— Это не золотые рыбки, а грязные тупые мальки, и вылупятся из них вонючие жабы! Только жабы могут жить в таком дерьме!

— Сама ты жаба! — возмутилась она, — сказала — никуда не пойду!

Они стали ссориться, Светка пыталась оторвать ее руки от края фонтана…. Позже обе не помнили, как это произошло. Когда, оторвав, наконец, от фонтана сестру, они приближались к дому, Света обнаружила, что потеряла серьгу. Это были ценные серебряные серьги с маленькими жемчужинами, которые ей подарили родители на день рождения. Их семья жила не богато, и такая потеря означала настоящий скандал. Ведь серьги были ценной, дорогостоящей вещью… Скандал разразился вечером и был кошмар. Отец воспринял потерю спокойно. Мать кричала и плакала, называла Светку безалаберной, легкомысленной дурой и в довершении ко всему ударила по лицу. Светка проплакала всю ночь. А утром родители ей сообщили, что не разрешал пойти на школьную дискотеку, к которой готовилась две недели, если она не отыщет серьгу. Светка была убита. Отказ от дискотеки означал для нее настоящую трагедию (именно там она собиралась познакомиться со старшеклассником, который давно ей нравился). Она ревела каждую ночь и это было единственным, что она могла сделать. Только плакать. Глядя на ее страдания, она не выдержала и решила помочь сестре. Но для нее слезы всегда были бессмысленны. Каждый день она бежала в парк, где облазила все закоулки на заброшенной летней эстраде, рылась в окурках и в земле под деревьями… И однажды увидела тонкую серебряную полоску, блестевшую на дне фонтана (то есть пруда). Недолго думая, она прыгнула в фонтан, но, когда доставала серьгу, поранила руку. И, прежде чем замазать руку йодом и перевязать, она торжественно вручила Свете серьгу. Света была на седьмом небе.

— Как это? Что ты делала? Как тебе удалось?

— Молилась, — ехидно сказала она, — что, не понимаешь? Молилась!

Светка выпучила глаза от удивления. Но эту фразу запомнила. Запомнила навсегда. Света знала ее, знала деятельную натуру сестры, неукротимую жажду исследований или действий. И потом, когда они выросли, если у Светы что-то пропадало или случалось, если она не могла решить проблему (а она никогда не могла решить или сделать хотя бы что — то), она звала сестру и умоляюще говорила:

— Может, ты помолишься, а? 

Глава 14

Глаза затекли от непривычной рези. Ей часто приходилось не спать ночами во время тяжелых дежурств. Но совершенно одно дело дежурить возле кроватки больного ребенка, выслеживая по часам время, чтобы вовремя сделать укол антибиотика, и совершенно другое дело сидеть в пустой кухне квартиры своей сестры, составляя тяжелый список, который не могла понять до конца.

Все дело было в том, что Света написала ей два письма! Два разных письма! Это было первым, что она заметила. Сознательно и достаточно хитро. Два различных письма. Одно — жалостливое и понятное, было предназначено всем. Читая это первое письмо, ее все время не покидало странное чувство, что она участвует в каком-то карнавале или розыгрыше, или (если быть проще) разгадывает кроссворд. Прощальное письмо Светы поразило ее настолько, что у нее просто не было слов! Вообще никаких… все слова исчезли, осталось только недоумение, постепенно (по мере прочтения и осознания) перерастающее в догадку. В догадку о том, что Света написала шифровку, предназначенную только для нее! В первом общем письме содержалось второе, и вот оно-то было предназначено только ей.