На пути к посвящению. Тайная духовная традиция ануннаков - Максимиллиан де Лафайет

— Строили города? — с недоверием воскликнул я. Разве способен на это один-единственный человек?

— Ну да. Позже я расскажу тебе обо всем, — сказал Рабби как о чем-то само собой разумеющемся. — Это долгая история, а твоя мать и так уже заждалась.

Мы вернулись в гостиную, где мама, в ожидании ужина, разливала по бокалам напитки.

— Ну а вы, дорогая мадам Люмьер, — начал Рабби, — не думаете ли вы, что вам нужна мезуза[4]? Где она? Что-то я ее не заметил.

— Умоляю, Рабби, при всем моем уважении к вам, я не желаю держать в доме никаких религиозных предметов, — заявила мама, передавая ему бокал. — Уж я-то знаю: ничего хорошего от них не жди.

— Думаю, вы заговорите совсем иначе, когда я покажу вам свою мезузу… — Рабби вытащил из кармана мезузу и положил ее на стол. Она была усыпана белыми и голубыми алмазами чистейшей воды. Мама, с нескрываемым восхищением, взяла ее в руки.

— Что ж, — заметила она, — пожалуй, я готова изменить свое мнение… Могу я поместить ее в свою спальню? Не стоит держать такую дорогу вещь у входной двери.

— Вы просто не сможете донести ее до спальни, мадам Люмьер, — серо-зеленые глаза Рабби поблескивали от удовольствия. — Уж очень она тяжелая.

Мама ошарашенно взглянула на мезузу, которую все еще держала в руке. Казалось, будто вещица тянет ее руку вниз, становясь все тяжелее и тяжелее. Наконец, не в силах удерживать дольше, она положила ее на стол. Я хотел было взять мезузу, но Рабби Мордехай сказал мне:

— Ты что, ничему не научился, пока жил в Дамаске? Разве не помнишь, что бывает, когда пытаешься схватить такую вещь?

Внезапно я вспомнил кофейную чашку, из которой пил еще в детстве — в тот день, когда мы пришли на дамасский базар, в гости к Туарегу. Должно быть, мезуза — такой же волшебный предмет, обладающий собственным сознанием. Мордехай взглянул на мезузу, и та, подобно чашке, сама прыгнула мне на колени. Я даже не притронулся к вещице, поскольку не знал, что мне с ней делать. К тому же меня смутило упоминание о том давнем событии. Откуда Рабби мог знать о моем визите к Туарегу? Тот, заметив мой подозрительный взгляд, разразился хохотом и легонько похлопал меня по щеке.

— Мне многое известно, — заметил он. — Я же предупреждал, что наблюдал за тобой все эти годы.

Мама не обратила внимания на его реплику.

— Почему бы вам не заняться моим артритом, вместо того чтобы разыгрывать эти шутки? — произнесла она. — Моим рукам уже не под силу удержать такую вещь.

— Дело тут не в артрите; это и правда такой фокус. Не нужно бояться, Жермен: она не укусит. Можешь положить ее обратно на стол.

Я так и сделал, после чего Рабби убрал мезузу в карман и мы уселись ужинать.

После ужина мама, уставшая за день от бесчисленных дел, извинилась и ушла к себе в комнату. Ну а мы с Рабби Мордехаем перебрались в библиотеку.

— Что ж, — заметил он, — почему бы опять не взглянуть на нашу мезузу? Смотри!

Он достал ее из кармана и передал мне. Совершенно очевидно, это была та же самая мезуза, однако все бриллианты куда-то пропали. У меня в руках находилась простая медная вещица.

— Благодаря подобным фокусам мне и удалось помочь тем несчастным в Литве и Эстонии. Я умею превращать металлы и прочие вещества в золото, бриллианты и другие драгоценные камни.

— Выходит, вы поместили сюда алмазы всего лишь на какое-то время?

— Не совсем так. Мне даже не пришлось помещать их туда. Когда я выполняю этот трюк, мой собеседник видит обычно те предметы или ту собственность, которую он утратил и не может вернуть. Твоя мать потеряла во время войны бриллианты, образ которых и спроецировался на мезузу. Ты пока не терял никаких материальных ценностей, и теперь, вне рамок этого образа, видишь простой металл. Во многом это похоже на хрустальный шар: разные люди, заглядывая в один и тот же шар, видят разные вещи, поскольку он отражает образы из их сознания. Будь ты болен, непременно увидел бы нечто такое, что связано с болезнью и выздоровлением. Если бы твоя мать серьезно страдала от артрита, ей бы привиделись не бриллианты, а что-то такое, что имеет отношение к этой болезни. К счастью, у нее лишь легкое недомогание. Так вот, мне нужно было построить дома для тех бедняг из Эстонии и Литвы. Люди, у которых мне приходилось покупать материалы или получать разрешение, в большинстве своем успели потерять в прошлом разные суммы денег. А потому, когда я клал что-то перед ними на стол — скажем, листья или бумагу, — они видели деньги и давали мне все, в чем я нуждался.

— А как же деньги? Они потом исчезали?

— Иногда — но так, что меня ни в чем нельзя было заподозрить. К тому же, если это были хорошие люди, они вполне могли сохранить их.

Я помолчал, стараясь собраться с мыслями. Как-то странно это все, думал я. С какой стати Рабби рассказывает мне о своих делах? Должно быть, он появился здесь не случайно и у него есть какой-то план…

— Я хочу отдать тебе свою мезузу, — продолжил он. — Носи ее при себе. Если попадешь в серьезную переделку, взгляни на нее: возможно, она поможет тебе найти выход из ситуации. Все дело в одном секрете… Вот, взгляни, — удерживая мезузу в одной руке, другой он открыл потайной кармашек, а затем вновь закрыл его. — Теперь ты.

Я осмотрел мезузу, но там не было никаких потайных отделений: ровная поверхность без единого шва! Я ошарашенно взглянул на Рабби.

— Этот кармашек откроется лишь трижды в твоей жизни, что дарует тебе исполнение трех желаний. Одно из них, последнее, станет окончательной просьбой, сопряженной с жизнью и смертью. До этого ты сможешь испросить одно желание для себя и еще одно — для кого-то другого. Если ты обратишься за помощью и отделение откроется, это значит, что желание твое будет исполнено. А теперь возьми и спрячь ее.

— Рабби Мордехай, — сказал я, опуская мезузу в карман, — вам Дана такая великая сила!

— Я хочу научить тебя многому из того, что знаю сам, — заявил он безо всяких предисловий. — А теперь спать! Я, как-никак, старик, а на часах уже три ночи.

Я был так взволнован, что долго не мог заснуть. Почему Рабби Мордехай решил заняться моим обучением? У него был какой-то план? И как насчет Мастера? Вопросы, один за другим, крутились в моей голове. Но для начала я решил выяснить, из чего состоит загадочная мезуза.

Я дружил с одним парнем из Института Пастера, у которого, в свою очередь, был приятель, работавший в военной лаборатории. На следующее утро мы с другом отправились в лабораторию, чтобы сотрудник ее мог исследовать мезузу. Для начала он провел предварительные замеры, чтобы соотнести массу с размером, а затем положил мезузу на одну чашку весов, а на другую — маленькую гирьку, которая соответствовала медной вещице.

Но тут случилось неожиданное: чашка с мезузой немедленно опустилась вниз, словно была гораздо тяжелее гири. Тогда военный попытался повторить эксперимент — и вновь с тем же результатом. Он взглянул на нас с явным недоумением:

— Судя по цифрам, объект весит 20 килограммов. Но такого быть не может. Маленькая медная вещь просто не в состоянии столько весить! Ни при каких обстоятельствах. Даже не знаю, что тут можно сделать.

Мой друг из Института Пастера взял мезузу, которая вновь стала легкой, как прежде.

— Действительно, странно, — заметил он. — Думаю, нет смысла продолжать эти опыты. Идем домой.

Мы отнесли мезузу домой. Рабби Мордехай уже знал, где я был, хотя утром я ни словом не обмолвился о своих планах. Со временем я окончательно свыкся с тем, что ему всегда было известно, где я нахожусь. Не могу сказать, что его обрадовал мой поход в лабораторию.

— Не дело это, сынок. Если тебе хотелось узнать что-то про мезузу, вполне мог расспросить меня. Ты же вместо этого пошел к военным. Не стоило так поступать, — было видно, что Рабби всерьез огорчен.

Я почувствовал себя полным болваном и начал усердно извиняться.

— Ладно, — сказал он наконец. — Не переживай. Бери вот лучше пальто и шляпу. Хочу кое-что показать тебе. Заглянем к одному моему хорошему другу. Я часто останавливаюсь у него, когда приезжаю в Париж.

Скоро мы оказались у маленького домика, примостившегося на тихой улице, рядом с проспектом Виктора Гюго. Дверь распахнулась, и мы увидели невысокого человечка, который сердечно приветствовал нас. Так я познакомился с господином Марковичем. Хозяин провел нас в скромно обставленную гостиную и открыл бутылку кальвадоса. С бокалами в руках мы удобно устроились за столом.

— Сынок, даже самый величайший французский ученый не знает столько, сколько этот почтенный джентльмен, — сказал мне Рабби Мордехай.

— Нет-нет, — запротестовал господин Маркович со смущенной улыбкой. — Я самый обычный человек…

Рабби Мордехай помахал рукой, пресекая все возражения.

— Ты же не будешь возражать, мой друг, если я покажу твою лабораторию Жермену?