На пути к посвящению. Тайная духовная традиция ануннаков - Максимиллиан де Лафайет

— Видишь, каким ты можешь быть неразумным, сынок? — рассмеялся Рабби Мордехай.

— Почему неразумным? — в удивлении спросил я. — Вы хотели, чтобы я нарисовал банан, вот я его и нарисовал.

— Этот крохотный, жалкий бананчик! Будь ты умнее, нарисовал бы большой, крупный бананище и получил бы в итоге куда больше золота. Мысли с размахом, сынок! Всегда мысли с размахом.

Я расхохотался. И в самом деле, какой же я глупец: упустил возможность заполучить целый слиток золота! Ладно, в следующий раз буду умнее. Главное, однако, что обучение у Рабби Мордехая обещало стать настоящим приключением. Передо мной лежал целый мир новых знаний, небывалых возможностей и творческих обретений. Я не мог дождаться, когда же мы наконец приступим к учебе.

Глава пятая

Мост Просветления: приключения в Будапеште

Вскоре после нашей беседы Рабби Мордехай возвратился в Будапешт — он жил там в периоды между поездками, связанными с его загадочной деятельностью. Я, в свою очередь, вернулся в университет, к привычной уже студенческой жизни. Однако на этот раз все пошло немножко иначе. Я обратил внимание на то, что работать мне стало гораздо проще: я намного быстрее выполнял задания, хотя раз от разу они становились все труднее. Если прежде на подготовку и написание эссе у меня уходило две недели, то теперь я с успехом справлялся с этой работой за одну. Подготовка к экзаменам уже не заставляла меня засиживаться допоздна, даже быстрый просмотр материала убеждал, что я знаю его «от и до» и гарантированно справлюсь с заданием. Странное дело: мне заранее было известно, о чем будет экзаменационный билет. Я не очень доверял этому загадочному ощущению и старался изучить весь материал, однако предчувствия меня ни разу не обманули. По мере того как скорость моей работы возрастала, я постарался определить источник такого прогресса. Без сомнения, это имело какое-то отношение к Рабби Мордехаю, вот только какое? Тщательно все осмыслив, я понял, что всякий раз, когда получал от него письмо, моя учеба становилась гораздо эффективнее. Он же обещал, что будет направлять меня даже издалека, и он это делал! Думаю, шутка эта доставила ему немало удовольствия.

Я с блеском защитился и вечером того же дня получил письмо от Рабби Мордехая: «Вот и конец забавам, сынок. Поздравляю тебя с получением степени, однако хочу сказать, что пришло время для серьезных занятий». Я рассмеялся. Большинству людей учеба во французском университете показалась бы весьма трудным делом, а вот Рабби Мордехай считал ее детской игрой по сравнению с занятиями, которые были обязательны для ученика улемов. Ну да ладно! Надеюсь, мои новообретенные качества позволят мне справиться и с этим. «Так что пакуй чемоданы, Жермен, — говорилось далее в письме, — и перебирайся на время ко мне в Будапешт. Тут тебя ждут чудесная летняя погода, голубой Дунай, удобная комната в моем доме и обширная библиотека. Полагаю, за три месяца мы с успехом справимся с нашими делами, при условии, конечно, что будем работать весьма усердно. Обещаю, впрочем, что помимо усердной работы тебя ждет здесь немало интересного». Я не сомневался, что так оно и будет. Мне не терпелось приступить к нашим занятиям и распахнуть врата в жизнь, полную невероятных чудес.

Рабби встречал меня на железнодорожном вокзале. Несмотря на теплую летнюю погоду, на нем красовался традиционный черный костюм, и сам он, как водится, выглядел некоей комбинацией раввина, священника, крестьянина и здоровенного медведя. Рабби обнял меня с привычным энтузиазмом; во взгляде его сияла искренняя радость. Я тоже был несказанно рад видеть его после года разлуки. Даже странно, как сильно я успел привязаться к Рабби Мордехаю за то короткое время, что мы были вместе. Впрочем, такое не редкость, когда люди объединены узами братства улемов.

Будапешт — весьма интересное место: он фактически состоит из двух отдельных городов. Река Дунай течет через весь город с севера на юг. На холмах к западу от реки расположен жилой город, Буда. Деловой же Пешт раскинулся на равнине к востоку от Дуная. Дом Рабби Мордехая был расположен на тихой улочке в одном из кварталов Буды. Это было большое каменное трехэтажное здание — типичная восточноевропейская постройка. Металлическая решетка надежно прикрывала окна первого этажа. Обстановка внутри отличалась простотой и удобством. Комната, которую предоставил мне Рабби, была просторной и уютной. Здесь стояла замечательная печь, отапливаемая дровами. Разумеется, в такую жару огня в ней не было. Еще в комнате находился старомодный шкаф темного дерева, покрытый изящной резьбой, — сделанный, должно быть, еще в восемнадцатом веке. На кровати красовалась целая горка подушек, а довершали картину простые стол и стул. Из окна открывался вид на большой, заросший зеленью сад.

Я ожидал увидеть в доме лабораторию, может даже с машиной, которая умела превращать рисунки в золото, — вроде той, что стояла у господина Марковича в Париже. Но здесь не было ни того, ни другого. Судя по всему, львиную долю времени Рабби проводил в библиотеке — просторной зале, заставленной книжными полками. Тут же стояла пара больших деревянных столов, на которых громоздились кучи книг, бумаг и письменных принадлежностей, и несколько старых кресел, в которых так удобно было читать. Рабби оставил меня в библиотеке, а сам пошел приготовить нам кофе и обед. Поскольку я предполагал — совершенно правильно, надо заметить, — что и мне придется проводить львиную долю времени в этой комнате, я решил как следует осмотреться. Здесь были собраны книги столь широкой тематики, что у обычного человека наверняка закружилась бы голова. Но больше всего мне понравился стоявший на столе большой красивый глобус. Мне всегда нравились глобусы. Вот и тут я не утерпел: крутанул его пальцем, а затем стал наблюдать, как он вращается вокруг оси.

— В какую страну ты ткнул пальцем? — поинтересовался Рабби Мордехай, вошедший в этот момент в комнату.

— Понятия не имею, — ответил я. — Да и какая разница? Я просто забавлялся…

Рабби Мордехай взглянул на меня с загадочным видом.

— Какая, говоришь, разница? — переспросил он, ласково улыбаясь мне. — Порой весьма значительная. Но к глобусу мы вернемся позже, а пока садись поешь. Ты, должно быть, проголодался после долгой дороги.

Я послушно направился к столу. Рабби Мордехай сгреб в сторону пачку бумаг, переложил на пол несколько книг и налил мне чашку вкуснейшего турецкого кофе. Легкая закуска также оказалась очень вкусной. Здесь были оливки из Каламаты, которые, как объяснил Рабби, подарил ему в знак дружбы один греческий старик. Тут же стояли тарелка со свежим хлебом и кувшинчик с пряным сыром, шарики которого плавали в оливковом масле. Сыр, добавил Рабби, тоже принесла ему одна знакомая — пожилая албанская женщина.

— Такие дела, — заметил он. — Это всё простые, старомодные люди, которые выражают свою привязанность в таких вот приятных дарах. Ну как я могу отказаться? Взамен я тоже помогаю им, чем могу. Именно так жили раньше в деревнях: обменивались подарками, всегда спешили на помощь соседу…

— Не сомневаюсь, Рабби, что вы делаете для них гораздо больше, чем они для вас. Но вы правы: это действительно очень приятно и избавляет вас от лишнего хождения по магазинам, — заметил я. — Сразу видно, что вас здесь любят.

— Да, покупать мне приходится совсем немного. Сам я вегетарианец, как ты и твоя семья, а потому не прикасаюсь ни к мясу, ни к рыбе. Эти добрые люди снабжают меня всякими вкусностями, так что в магазин я хожу только за хлебом, рисом и фасолью. Ну а фрукты и овощи выращиваю в собственном саду. По мне, нет ничего лучше такой простой жизни.

Интересное замечание, если учесть, что человек этот мог жить не хуже, чем султан из «Тысячи и одной ночи»! Ведь Рабби, пожелай он, способен был создать сколько угодно золота. Но улемы считают роскошь детской забавой и могут потешить себя чем-то подобным лишь в случае необходимости. Между прочим, Рабби на поверку оказался великолепным поваром. С помощью простейших ингредиентов и обычных кухонных принадлежностей он создавал трапезы, достойные королевского стола. Он и меня научил неплохо готовить — искусство, весьма пригодившееся мне впоследствии. Я любил удивить гостей, считавших вегетарианские трапезы скучными и скудными, настоящим банкетом — причем приготовленным собственноручно. Это был настоящий пир красок, ароматов и изысканнейших вкусовых оттенков.

Покончив с обедом, я помог Рабби сложить тарелки на поднос и поинтересовался:

— Где у вас тут кухня? Пойду вымою посуду.

— Пожалуй, лучше я покажу тебе.

Мы прошли через гостиную, в конце которой находилась тяжелая деревянная дверь.

— Осторожнее, тут лестница, — сказал Рабби Мордехай, распахнув дверь.

Мы спустились в кухню, которая оказалась весьма просторной, но обставленной крайне примитивно. Я хотел поставить сыр в холодильник, однако не обнаружил ничего похожего.