Кот, который играл в слова - Лилиан Браун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Люди меняются, когда дерябнут.
– Натали была столь же трезва, как я. Может, она больна, и горничная выставила нас на свой страх и риск…
– Если тебе интересно моё мнение, – высказался Банзен, – так у твоей Натали, по-моему, винтиков не хватает.
– Остановись у первой же телефонной будки, – попросил Квиллер. – Я хочу позвонить.
В будке на деревенском перекрестке репортёр набрал номер студии Лайка и Старквезера и поговорил с Дэвидом.
– Что произошло? Мы добрались до Холмов Потерянного Озера, а Натали отказалась нас видеть. Горничная не разрешила нам даже взглянуть на планировку дома.
– Натали – дама со странностями, – сказал Дэвид. – Приношу за неё извинения. Я на днях возьму вас туда с собой.
– А пока мы влипли: в пятницу крайний срок, а настоящего сюжета для обложки нет.
– Если это вас выручит, можете сфотографировать мою квартиру, – предложил Дэвид. – Не вписывайте меня в платежку. Просто опишите, как живут люди на «Вилле Веранда».
– Отлично. Как насчёт сегодня? Часа в два пополудни?
– Дайте мне только время, чтобы купить цветов и убрать некоторые художественные предметы, – попросил дизайнер. – У меня есть несколько ценных вещиц – и я не хочу, чтобы люди знали, что они у меня есть. Между нами говоря, их у меня даже и не должно быть.
Газетчики неторопливо съели ленч. Когда они в конце концов направились к «Вилле Веранда», Квиллер сказал:
– Давай остановимся у лавки для домашних животных на Стейт-стрит. Я хочу кое-что купить.
Они одолевали послеполуденные транспортные пробки в нижней части города. Пережидая красный свет, Банзен приветствовал особенно привлекательных пешеходок волчьим автомобилистским завыванием, легонько касаясь ногой акселератора в тот момент, когда они проходили прямо перед машиной. Для каждого постового полисмена у него имелась в запасе шутливая подначка. Все они знали фотографа из «Прибоя», а один даже остановил движение на оживленном перекрестке, пока машина с пресс-карточкой на ветровом стекле делала запрещённый левый поворот на Стейт-стрит.
– Что тебе нужно в лавке для домашних животных? – спросил Банзен.
– Шлейка и привязь для Коко, чтобы привязать его на балконе.
– Купи только шлейку, – предложил фотограф. – У меня есть двенадцатифутовый нейлоновый шнур, который, может, сгодится тебе на привязь.
– А тебе-то на что двенадцатифутовый нейлоновый шнур?
– Прошлой осенью, – растолковал Банзен, – когда я снимал для обложки футбольные матчи, то спускал плёнку из пресс-будки на веревке, а мальчик мчался с ней в лабораторию. То были старые добрые времена! Теперь нет ничего, кроме психованных дизайнеров, истеричных баб и нервозных котов. Я работаю как вол, а потом даже в платёжку не попадаю.
Газетчики провели три часа в квартире Дэвида Лайка, фотографируя серебристую гостиную, столовую с китайским ковром и хозяйскую спальню. Кровать представляла собою низкий помост в несколько дюймов высотой, полностью укрытый наброшенной на него тигровой шкурой, а смежную гардеробную Дэвида отделяла от алькова занавеска из янтарных бус.
– Такая кроватка уцелела бы у меня дома минут пять, – сказал Банзен, – при шестерых-то ребятишках, играющих в Тарзана.
Дизайнер убрал из гостиной несколько предметов в восточном стиле и теперь заполнял пустоты чашами с цветами и большими вазами с блестящими зелёными листьями.
– Сожалею насчёт Натали. – извинился он, впихивая в фарфоровую вазу стебель хризантемы. – Теперь вы знаете, с какими ситуациями постоянно имеет дело дизайнер. Один мой клиент поставил перед своей женой выбор: медицинское обследование или полностью оформленный дом. Она, конечно, выбрала оформление и выместила свои неврозы на мне… – Он осмотрел букет, который составил, и чуточку его взъерошил. Поправил несколько абажуров. Нажал скрытую кнопку и запустил фонтан, запузырившийся и заплескавшийся в своей чаше из гальки. Потом отошёл и придирчиво оглядел композицию.
– А знаете, чего недостает этой комнате? – задал он риторический вопрос. – Ей недостает сиамского кота на диване.
– Вы серьезно? – удивился Квиллер. – Хотите, чтобы я принес Коко?
– О нет! – запротестовал Банзен. – Не надо нервозных котов! Они не годятся для интерьерных съемок.
– Коко вовсе не нервозный, – вступился Квиллер. – Он в сто раз спокойнее тебя.
– И лучше смотрится, – добавил Дэвид.
– И сообразительнее, – присовокупил Квиллер.
Банзен с мрачным видом воздел руки ввысь, и через несколько минут Коко прибыл на съемку, – на шкурке его ещё виднелись полоски, оставленные щёткой при недавнем вычесывании.
Квиллер поместил кота на сиденье дивана, повернул его к фотографу, согнул одну из бархатных передних лапок, придав Коко позу высокомерной непринужденности, и фотогенично изогнул ему шелковистый коричневый хвост. Во время всей этой процедуры Коко громко мурлыкал.
– И он вот так, не двигаясь, и будет лежать? – спросил Банзен.
– Конечно будет, если я скажу.
Квиллер в последний раз пригладил Коко шкурку и отступил, сказав:
– Место! Там – место!
Коко спокойно поднялся, спрыгнул на пол и вышел из комнаты, задрав хвост, выражая им свое безразличие.
– Он спокойный, что и говорить! – съязвил Банзен. – Спокойнейший кот из всех, каких я встречал.
Покуда фотограф заканчивал съемку, Коко играл у Дэвида в гардеробной висячими бусинами и с братским интересом обнюхивал тигровое покрывало. Меж тем Дэвид готовил ему какое-то угощение.
– Только остатки цыплячьего кэрри, – объяснил дизайнер Квиллеру. – Юши прошлой ночью загрустил и «сверкстатно » призвал на помощь восьмилетнего мальчика.
– Юши – это тот, кто готовит закуски для ваших вечеринок? Он великий повар.
– Он – художник, – мягко сказал Дэвид. Дэвид налил Квиллеру имбирного пива, а Банзену – шотландского виски.
– Не хочет ли кто, – предложил фотограф, – посидеть нынче вечером в пресс-клубе? Моя жена задаёт вечеринку стайке девиц, и меня до полуночи вышибли из дому.
– Я бы и рад к вам присоединиться, но у меня назначено свидание, – ответил Дэвид. – Может быть, в другой раз. Мне хочется осмотреть этот клуб внутри. Говорят, там воочию явлены все достоинства средневековой тюремной крепости.
Два газетчика явились в бар пресс-клуба, и Банзен выхлестал двойное мартини, пока Квиллер приканчивал томатный сок.
– Не такой уж дурной день, в конце-то концов, – констатировал Квиллер, – хоть и начался хуже некуда.
– Он ещё не кончился, – напомнил ему фотограф.
– Этот Дэвид Лайк – вот уж тип, а?
– Не знаю, что и думать об этой его спальне, – вращая глазами, ответил Банзен.
– Понимаешь, – насупился Квиллер, – он малый покладистый, но кое-что в нём меня коробит, он делает ужасно едкие замечания о своих друзьях. И думаешь, они его раскусили? Ничего подобного. Каждый считает его замечательным парнем.
– С хорошей внешностью и деньгами можно избежать наказания даже за убийство.
В следующем раунде питья Квиллер спросил:
– А помнишь слух о скандале в Тейтовом семействе лет пятнадцать-двадцать назад?
– Пятнадцать лет назад я ещё в шарики играл. Квиллер фукнул себе в усы:
– Ты, верно, был единственным игроком в шарики с запашком винной стойки. – Он поманил к себе бармена: – Бруно, не припомните ли скандал, в который впуталась семья Джорджа Вернига Тейта с Тёплой Топи?
Бармен с видом знатока покачал головой:
– Нет, не помню ничего подобного. Случись что-нибудь вроде этого, уж я бы знал. Память у меня как у жирафа.
Наконец газетчики перешли за стол и заказали по телячьей отбивной с косточкой.
– Хвостик не доедай, – предупредил Квиллер. – Дома угощу им Коко.
– Вот и отдай-ка ему свой собственный хвостик, – возразил Банзен. – Не поделюсь я своей отбивной с перекормленным котом. Ему живется лучше моего.
– Привязь то, что надо. Перед уходом я привязал Коко на балконе. Но пришлось покрепче и поплотнее застегнуть шлейку – или он вырвется на свободу. Одно быстрое сальто и хитроумное движение когтей – и поминай как звали! Не кот, а Гудини какой-то. – Имелись и другие сведения о способностях Коко, которые Квиллер хотел было поведать Банзену, но всё же решил воздержаться.
После отбивных появился яблочный пирог а-ля мод, вслед за которым Квиллер приступил к кофе, а Банзен – к бренди.
– Я беспокоюсь насчёт Натали, – раскуривая трубку, начал Квиллер, – и насчёт того, с чего бы ей нас нынче не впускать. Это усложняет всё нойтоновское дело. Рассуди, что можно извлечь из такого вот набора фактов: Натали берёт развод по причинам, по меньшей мере, неубедительным хоть мы и знаем эту историю только из уст мужа. Я нахожу серёжку в квартире, которую Гарри Нойтон предназначил для деловых приёмов. Я обнаруживаю также, что он знает миссис Тейт. Затем она умирает, а он поспешно покидает страну. В то же самое время похищены Тейтовы нефриты, после чего и он собирается уехать из города. Ну как, по—твоему?