Мишура - Ольга Ярмолович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы, молодежь, такие перспективные: учительница и ученый-биолог! Пусть все у вас сложится! ― ветер принес запах моря, и я решила, что Лида была права: мне стоило поехать.
Мы очень быстро и очень скромно поженились. А вот свадебное путешествие муж мне устроил просто незабываемое.
— Адок, ― он всегда меня так называл и говорил, что он мой главный черт, ― я, конечно, пока что бедный студент, но меня на практику отправляют в Хабаровский край — изучать гренландских китов. Я могу взять тебя с тобой как свою жену. Я договорился! Комфорта и теплого моря не обещаю, но массу впечатлений гарантирую.
Конечно же я согласилась. Я навсегда запомнила день, когда первый раз увидела кита. Мы шли на маленькой моторной лодке по Охотскому морю, и тут вдруг мотор заглушили. Андрей шепнул мне на ухо: «Тихо, кит совсем рядом!»
Вдруг буквально в десяти метрах от лодки, разрывая толщу воды, выпрыгнул огромный потомок динозавров. Он упал в воду с таким грохотом, как будто тонны камня сбросили с крыши пятиэтажного дома. И обдал всю нашу лодку тысячей брызг.
Ада замолчала на миг, а я точно почувствовала эти брызги на своем лице и даже ощутила вкус соленой воды на губах.
Трудно сказать, какого чувства было больше: страха или восхищения. Оказалось, наш фотограф из группы не терял времени даром и фотографировал. Его снимок занял первое место на конкурсе всероссийской фотографии дикой природы. А я могла теперь всем рассказывать: меня муж увез в свадебное путешествие показывать гренландских китов! Мало кто мог похвастаться таким в Союзе. Я даже думаю, никто.
Когда мы вернулись во Владивосток, я поняла, что сомнений нет: я беременна. К выпускным экзаменам я уже готовилась наперевес с моей первой самделишной дочкой, Асечкой.
— Самделишной?
— Ну да, самделишными я называю тех детей, которых родила сама, а у меня еще двое приемных. Но мы нарушаем хронологию событий.
Так вот Асечка родилась 10 мая, а 20-го у меня начались первые выпускные экзамены. Не знаю, как справилась бы без свекрови. Но Мария Ивановна была со мной день и ночь, и 21 июня я уже получила вожделенный диплом.
В сентябре 91-го я пошла работать в школу, а 25 декабря распался Советский союз. Не могу сказать, что мы безумно страдали. Владивосток держался на рыбной ловле. Но было туго. А в самом начале 92-го года я поняла, что снова беременна. Ровно в тот же день Андрей пришел ко мне с новостью:
— Адок, есть шанс заработать денег. Европейцы выдали нашим грант, и мы поедем в научно-исследовательскую экспедицию на Чукотку. Меня, правда, не будет полгода, зато потом появятся деньги.
— Поезжай, конечно.
— Не слышу радости в твоем голосе. Разлука ― это тяжко, но разве полгода значат что-то для нашей любви?
— Я береееееменна, ― зарыдала я. Страшно было представить тяготы беременности без мужа, а потом бессонные ночи с младенцем, да еще и с двухлеткой под боком. И даже образ Марии Ивановны меня тогда не подбадривал.
Андрей как будто растерялся. Он не знал, не то радоваться, не то горевать.
— Адок, ребенок ― это же классно. Что мне делать-то? Не ехать, что ли? Или ехать?
Я просто обняла его намертво и рыдала на его плече, пока не заснула.
Потом уже он рассказал мне, что его мама слышала наш разговор и объяснила ему про гормоны, про страхи, про бессонные ночи и про то, что уж она-то меня не бросит, вместе сдюжим обоих детей. Что на самом деле я хотела бы, чтобы он поехал. Так Андрей оставил нас на полгода.
Я была на пятом месяце, когда ко мне в кабинет пришла завуч из школы, где я работала:
— Олимпиада Ивановна, тут такое дело: нас обязали взять на обучение детские дома. Нам нужен человек, который согласится работать с этими непростыми детьми. Уже все отказались, одна надежда на вас!
— А я-то что? Мне рожать через четыре месяца.
— Только вы такую гибкость в работе проявляете, кроме вас никто не справится. Пожалуйста, Олимпиада Ивановна! Вы молодой специалист, а уже такая возможность занять серьезную должность.
В тот вечер за чашкой чая я советовалась со свекровью. С мужем связи не было.
— Адочка, конечно, давай! Этим бедным брошенным деткам нужна поддержка. Мы со всем справимся. Я тебе помогу. Всех поднимем.
И я согласилась.
Помню, как первый раз зашла туда. Показалось, что я попала в тюрьму.
Мы шли по первому этажу и сквозь стеклянные двери боксов, где жили дети, я увидела маленькую девочку, лет пяти. Я просто не могла оторвать от нее взгляд.
— У нее отставание в развитии, ― отрезала моя сопровождающая. — Ей девять, а она еще даже в первом классе не учится. ― Пойдемте дальше.
Но я точно приросла к месту. Просто стояла и смотрела в глубокие зеленые глаза девочки и думала, что не могу оставить ее судьбу без своего участия.
Я подделала подпись мужа на документах на удочерение. Сейчас это кажется немыслимым, но в 90-е, учитывая мой статус, мне отдали Люсю даже до завершения всех формальностей. Детскому дому просто очень хотелось избавиться от сложного ребенка и лишнего рта, финансирование на который они продолжили получать.
Так я оказалась в точке, где у меня был годовалый ребенок, через два месяца на свет должен был появиться еще один малыш, а в дальний угол квартиры забилась зеленоглазая девочка на вид лет пяти, хотя ей было девять. И я не представляла, как рассказать об этом мужу. А еще у меня было обязательство написать учебный план для детей-сирот и детей, отстающих в развитии, и внедрить его.
Мария Ивановна выписала из Комсомольска-на-Амуре свою сестру Галину Ивановну, и такой толпой мы собирались тянуть свой детский сад. Я работала до восьмого месяца в школе, весь вечер занималась с Люсей, а по ночам писала учебный план.
Андрей вернулся точно к выписке из роддома. Он бережно взял на руки новорожденного сына, улыбаясь во весь рот, а я не знала, как сообщить ему новости:
— Андрюша, мне тебе надо что-то сказать.
— Если это не признание, что ты мне изменила, а рассказ про приемную девочку с зелеными глазами, которая ждет нас дома, то не переживай, Адок, мама мне уже все рассказала, ― и он крепко обнял меня.
Большего облегчения я в жизни еще не испытывала. Казалось, ноги подогнутся, и я упаду. А Андрей улыбался, гладил