Меня не купишь - Мартин Касарьего

— Теперь я пользуюсь «Андрос».

Я смотрел на него с комическим восхищением.

— Это все Эльза придумывает, — добавил он скромно.

— На самом деле я уже знаком с твоими ребятами, Гарсиа. Я посмотрел видеокассету, прежде чем показать ее Розе. Не сердись на латиноса. Он защищался, как мог.

Под пристальными взглядами моих стражей я направился к холодильнику, взял стакан, из которого пил виски прошлой ночью, и на три четверти опорожненную бутылку «Дика». Пока я наливал себе живительную жидкость карамельного цвета, я видел, что Гарсиа смотрит на меня, пытаясь скрыть беспокойство за внешней иронией. Роза не проронила ни слова, но тень неудовольствия набежала на ее прекрасное лицо, подобно тому как тень аэроплана омрачает безлюдный пляж. Я передумал: отставил в сторону виски, разрезал апельсины на половинки и принялся готовить сок.

— Где кассета? — спросил Гарсиа.

— Успокойся, — откликнулся я, — она в мусорном баке, там же, где бы следовало быть и всем вам.

— Не стоит так говорить, Макс, — сказал Гарсиа с видимым облегчением. — Я позволяю тебе многое, но не все, не забывай об этом.

— Кто-нибудь хочет? — Никто не пикнул. — Ну и прекрасно. По крайней мере, не придется объяснять принцип действия этого сложного механизма.

Я выжимал апельсины, их густой сладкий сок стекал в стакан, а тем временем мои мозги напряженно соображали, как они сумели найти нас. Предположить, что наше убежище выдали Эльза или Роза, казалось абсурдом. Я решил, что они застукали Эльзу. Мне сразу не понравились ее бесконечные появления и исчезновения. Но в конце концов, разве она виновата, что привлекает внимание больше, чем улыбка на лице уличного полицейского?

— Ты не так уж сильно хромаешь, крестник. Я действительно рад! Как будто просто растяжение подвязки.

— Это называется растяжение связки, Фредо, то есть, извини, крестный.

— Так я и говорю! Растяжение подвязки — правда, забавно? Я думаю, это пошло от того, что человек бежит сломя голову, испугавшись каких-нибудь бритоголовых, шнурки развязываются, он падает — и вот тебе и растяжение подвязки! Мне нравится изучать язык, наблюдать за его эволюцией. Если бы в сутках было сорок восемь часов, — Гарсиа устремил мечтательный взгляд на обшарпанные стены, — я бы посвятил один из них изучению грамматики и латыни, их влияния на слова, но невозможно успеть в жизни все… Клянусь, крестник, я ужасно завидовал, глядя, как ты держался в этих домищах в Пуэрта-дель-Йерро и в Моралехе или на какой-нибудь свадьбе в Херонимосе. Ты единственный ничем не отличался от остальных гостей. Помнишь разряженную девицу, которая приняла меня за шофера, а я потом трахнул ее в туалете, вот такую расфранченную? Она еще обозвала меня разряженным попугаем. Попугай, попугай, а что ты хочешь? Я сам себя сделал. Мой отец был портным, обшивал приличных людей, а мать мыла полы в сортире на Северном вокзале, царство небесное им обоим. — Гарсиа перекрестился. — А у тебя мать — настоящая дама, сразу было видно — высший класс, в ней было больше достоинства, чем во всем Университете Комплутенсе [16]. А твой отец! Истинный кавалер, какие были только в старину. А вот поди ж ты! У тебя-то все и пошло кувырком… Мои бедные родители звали меня храбрым портняжкой, я был главным забиякой во всех драках. А Тоби (Гарсиа опять торопливо перекрестился) называли портняжным ящиком, потому что у него всегда карманы раздувались от всякой всячины, ну помнишь, его еще звали как-то похоже на музыкальный инструмент, ну такой, вроде немой, вечно бегал за дурачками. Как же его звали… А как твои старики, Макс? Что с ними стало?

— Они эмигрировали.

— И правильно сделали, черт меня побери! Испания теперь совсем не та, с этим Общим рынком, опустыниванием, все норовят плеснуть уксуса в наше молоко, все едут сюда: негры, колумбийцы, китайцы, итальянцы. Спорим, что мы в конце концов начнем лопать спагетти на завтрак? Ну ладно, о чем это мы? Я говорил, что ты создаешь мне проблемы, лезешь куда не следует. Мы иметь проблем, как говорил Англичанин. — Гарсиа старательно передразнивал английский акцент. — Помнишь Англичанина? Одно дело — иметь широкие рукава, в которых вечно что-то пропадает, а другое — когда из тебя делают деревенскую дурочку. У меня пропали три килограмма чистого кокаина. — Он опять заговорил своим обычным голосом.

— Тот, кто это сделал, уже получил по заслугам, — встрял Однорукий, бросив на меня угрожающий взгляд.

— Заткнись, обрубок, — оборвал его Гарсиа, не пытаясь скрыть раздражение. — Здесь говорю только я.

— Я знаю, что Годофредо мертв, я же тебе сказал, что видел твой ролик. Кстати, его звали Годо, а не Фредо.

— Что ты хочешь этим сказать? — забеспокоился Гарсиа. — Выражайся яснее, а то временами ты слишком мутишь, крестник.

— Я говорю, что если от имени Фредо отдает фильмами про гангстеров, то скорей оно подходит тебе, чем ему.

— Не злоупотребляй моим терпением, Максимо Ломас. Не злоупотребляй моим хорошим отношением.

Стакан с соком был почти полон. Я протянул его Розе. Ее словно парализовало.

— Спасибо, — прошептала она и взяла стакан. Она едва могла говорить. Я подумал, что у нее пересохло горло.

Я принялся выжимать сок для себя. Это заняло почти столько же времени, сколько длились философские разглагольствования моего бывшего шефа.

— Этот парень был по уши в дерьме, — заявил Альфредо Гарсиа. — Годо или Фредо — это все глупости, чистая случайность. Он подворовывал, торговал то там, то тут, жульничал, вечно путался во всяких делишках, да и вообще смахивал на футбольного шулера-агента. Он грабил машины, воровал магнитолы и кассетники, угонял автомобили… Макс, этот мальчик сам лез на рожон. Я не могу сказать, что на все двести процентов уверен, что это он упер кокаин, но это неважно. Он — сорняк, дурная трава, он задолжал черномазым из Лавапьеса сто пятьдесят монет, вроде пустяк, но для черных угольков это деньги, черт побери, у черномазых сучья жизнь. С другой стороны, этот Хулио Сесар, которому ты накостылял, — полное барахло, ничтожество, может, его вышлют завтра — и никто не заметит, и шут с ним, но все-таки воровать кокаин — свинство… Каналья!

— Что значит «каналья»? — спросил Однорукий.

— Было бы о чем говорить, — продолжал Гарсиа, ухом не поведя на вопрос Однорукого, — ноя должен был начать с кого-то. А этот сопляк палец о палец не ударил, не почесался даже, сразу решил отхватить костюмчик на вырост. А он ему велик! Все нужно делать постепенно, начинать снизу и подниматься потихоньку.

— Так, как этот? — Я ткнул пальцем в сторону Однорукого, шарившего в моем холодильнике. Вряд ли ему удастся найти что-то стоящее. — До чего он дослужился? Он кто — капрал или твоя правая рука?

Однорукий достал из холодильника яйцо. Весьма недружелюбно взглянул на меня и раздавил его, сжав указательным и большим пальцами с двух концов. Чтобы раздавить таким образом куриное яйцо, нужна звериная сила и такая же злость. Бросил его в мойку и вытер тряпкой руку. Бедный Однорукий, мне было жаль его. Если он вздумает прощаться с холостяцкой жизнью и устроит мальчишник, ему придется не только заказывать зал и угощение в ресторане, но и нанять за большие деньги «друзей» на один вечер.

— Долг так и не уплачен, — продолжал Гарсиа — Годо мертв, а от жмурика пользы никакой, он долги не возвращает. Короче, — вдруг вскинулся он, будто неожиданно принял решение, — с твоего разрешения, крестник, я забираю Розу. Она была его невестой или подружкой, как говорят молодые. Глядишь, объявится и истинный виновник. А нет — так она расплатится со мной.

— Послушай, Гарсиа, это расточительно — бросать свиньям маргаритки. Или розы. В общем, метать бисер…

— Тогда ты, Макс… Понимаешь, о чем я толкую?

— Нет. — Я сделал дурацкое лицо. — О чем ты?

— Сделай что-нибудь, мать твою так!

Когда Гарсиа вдруг выходил из себя, его лицо багровело, а яремная вена вздувалась так, что казалось, вот-вот лопнет. При этом он мог мгновенно успокоиться и обрести свой обычный вид.

— Укради, убей, изнасилуй, сбей старушку, да хоть муху прихлопни! На худой конец, разбей тарелку, или отними конфету у малыша, или проткни мяч, ну как в этом фильме, как его, Хичхока [17]… ну, который мастер держать в напряжении… Займись делом! Вливайся в мою команду, через пару недель ты будешь вторым на корабле! Эти недоумки тебе в подметки не годятся, У нас был классный тандем… Для начала мы купим тебе костюм в полоску. Я знаю, ты не будешь вмешивать в это дело полицию. Ты тоже из тех, кто предпочитает стирать грязное белье дома, ты — сторонник классического стиля, как и я, таких уже мало, крестник, у людей остается все меньше принципов. Давай без обид! Сделай что-нибудь, чтобы Эльза посмотрела на тебя другими глазами. Она считает тебя неудачником. Она подсчитала: если двигаться такими темпами, как теперь, тебе понадобится 127 лет, чтобы обзавестись домом вроде моего, и то если экономить, как последняя шлюха. Посмотри на меня: разве мне дашь 127 лет? У меня четыре дома, в каждом спутниковое телевидение, пятнадцать ванных комнат, пять автомобилей, самый плохой — шестнадцатицилиндровый, коллекция картин больших художников, некоторых из них даже показывают по телевизору, шесть абонементов в Лас Вентас [18] до 2010 года, я купил бы и больше, но их не было в продаже, три набора столового серебра, целые коллекции компас-дисков, многие так и нераспакованные, новенькие… Взгляни на эту зажигалку!