Выстрел. Дело, о котором просили не печатать - Жюль Мари

— Словом, ты потребуешь от него, чтобы он скрыл твое преступление, обесчестил себя, изменив делу правосудия, и меня хочешь вовлечь в эту низость…

— Если когда-нибудь все раскроется, я не заставлю Дампьера выбирать между его служебным долгом, который потребует выдать меня, и любовью, которую он будет питать к тебе. Нет, не бойся, этого не произойдет.

— Что же ты сделаешь?

— Я попрошу у него именем нашего отца, твоим именем, Сюзанна, именем той семьи, членом которой он стал и где нашел счастье, на которое не смел, может быть, и надеяться, не предавать огласке доказательств, свидетельствующих против меня. Я попрошу его все скрыть, чтобы спасти нашу честь. А так как без жертв тут не обойтись, то, конечно, ей стану я.

— Что же ты намерен делать?

— Разве ты не догадываешься?

— Самоубийство?.. Но это все равно бесславие…

— Не самоубийство, а случайность. Меня найдут на дне оврага с раздробленной головой. Это все-таки лучше, чем тюрьма или гильотина!..

Сюзанна, заломив себе руки, встала.

— Это ужасно! — пролепетала она.

Девушка не плакала, но ее глаза и щеки горели. Ни единого рыдания не вырвалось из ее груди, хотя горе ее было ужасно.

— Да, — сказала она вдруг, — если случится так, как ты говоришь, ты должен умереть, должен…

Франсуа, опустившийся на колени во время этого тяжелого признания, поднялся, вытер лоб, на котором проступил холодный пот, и сказал глухим голосом:

— О, кто может подозревать меня? Кто может обвинить меня? Кто может иметь улики против меня?.. Никто!..

Немного помолчав, он продолжил:

— Я не умру… Я даже от этого горя избавлю отца… Я уеду из Сен-Клода, если только ты не откажешься поддержать надежду, поданную Дампьеру, если не откажешься, когда понадобится, выйти за него…

Сюзанна ничего не говорила, она стояла опустив голову, словно погруженная в какой-то страшный сон.

— Ты мне не отвечаешь, — встревоженно заметил Франсуа.

Девушка, медленно покачивая головой, словно сама не понимая, что говорит, пролепетала:

— Я послушаюсь тебя… Послушаюсь тебя во всем…

XVII

Прошло еще несколько дней, но положение наших героев не изменилось. Следствие, которое деятельно вел Дампьер, продолжалось, однако никаких новых фактов обнаружено не было. Доктора несколько раз осматривали Мадлен, но все еще медлили с окончательным заключением, так как Маньяба продолжал подозревать госпожу Гонсолен в притворстве. Впрочем, его мнение оспаривал Франсуа, который, как нашим читателям уже известно, не сомневался в помутнении рассудка своей любовницы.

Прежде чем мы расскажем о том, что доктор Маньяба собирался произвести над госпожой Гонсолен, чтобы узнать правду, остановимся на нескольких весьма драматичных сценах, неразрывно связанных с нашим повествованием.

Однажды утром докторов Маньяба и Франсуа Горме пригласили в кабинет судебного следователя, чтобы они сообщили о результатах своих наблюдений. Разговор между докторами и следователем был довольно продолжителен, но так ни к чему и не привел. Сомнения по-прежнему оставались, ведь Маньяба еще не провел своих опытов, призванных победить то, что он считал упорным сопротивлением госпожи Гонсолен.

После этой беседы старый доктор ушел и оставил Дампьера наедине с Франсуа. Следователь всегда был хорошо расположен к этому молодому человеку, который вскоре мог стать его шурином, и между ними завязался дружеский разговор. Весьма естественно, что вскоре он обратился на занимавшее их обоих дело, и судебный следователь весьма охотно ответил на вопросы Франсуа. Горме непременно хотел знать, какую роль играл Томас Луар в этой драме. Настоящий виновник трагедии не мог не удивляться тому, как этот человек довольствуется простым отрицанием всех улик, собранных против него следствием. Так как лесоруб в минуту совершения преступления находился у Гонсолена, Франсуа считал, что тот не мог не увидеть убийцу и не узнать его. Молчать его вынуждала какая-то тайная причина, которой молодой доктор никак не мог понять.

Дампьер, со своей стороны, был готов без колебаний сообщить Горме о результатах следствия. Молодому доктору, связанному со всеми этими вопросами о притворстве, даже следовало знать о прошлой жизни обвиняемого. Все подробности имеют цену. Ложь и преувеличения помешанного влекут за собой ошибки, которые могут быть уничтожены только исследованием всех поступков и показаний. Каким образом было совершено преступление? Какую причину оно имело под собой? Один был преступник или их было несколько? С каких пор началось помутнение рассудка? Какая цель заключена в притворном помешательстве? Может ли прошлое объяснить умственное расстройство в настоящем? Во всех этих вопросах докторам было необходимо разобраться. Главное — отыскать первопричину. Как замечали многие ученые, она может оказаться весьма полезной вкупе с другими результатами исследования. Следовательно, Дампьеру нечего было сомневаться: в интересах правосудия он даже был обязан ничего не скрывать от докторов. Все эти замечания были необходимы, для того чтобы пояснить, в каком странном положении находились следователь, искавший убийц, и преступник, ставший по неумолимой иронии судьбы поверенным своего судьи.

— На чем теперь остановилось дело? — спросил Франсуа.

— Все на том же, — ответил Дампьер, пожав плечами.

— Вы не сделали никаких новых открытий?

— Нет.

— И не нашли следов человека, которого считаете сообщником Томаса Луара?

— Нет, он будто испарился. Теперь я рассчитываю только на Маньяба и на вас, любезный друг.

— Вы о выздоровлении госпожи Гонсолен? Я бы не стал полагаться на это, если только эта женщина не притворяется и мой коллега Маньяба не окажется прав.

— Не стану от вас скрывать, что это моя единственная надежда. Если доктору Маньяба удастся убедить вас, вы сможете доказать притворство, и госпожа Гонсолен признается…

— Но какую роль во всей этой истории играет Томас Луар? Разве вы не верите в его виновность?

— Честно говоря, у меня еще нет определенного мнения на этот счет. Конечно, против него свидетельствует немало улик, но они не кажутся мне убедительными. В том, что он был там в момент совершения преступления, нет сомнения… Но чтобы он был убийцей… Нет, я так не думаю.

— Могу я спросить, какие причины заставляют вас сомневаться?

— Мне нечего от вас скрывать. Для меня очевидно, что госпожа Гонсолен была очень несчастлива в супружестве. В первое время они с мужем часто ссорились, и, хотя все это не должно было выйти за пределы дома, я узнал об этом, допрашивая слуг. Их показания не оставили во мне ни малейшего сомнения на этот счет. Мало-помалу госпожа Гонсолен отдалилась от мужа. Умирая от скуки, эта молодая женщина, которая, как вам известно, весьма хороша собой, завела любовника. Им был Томас Луар…

Дампьер не договорил, потому что Франсуа вдруг, страшно побледнев, вскочил с места. Глаза его сверкали, губы дрожали.

— Что с вами? — удивился следователь.

Франсуа едва не лишился присутствия духа.

— Что вы сказали? — воскликнул он. — Томас Луар — любовник госпожи Гонсолен? Это невозможно! Это клевета! Это безумие, господин Дампьер, это безумие!

Следователь продолжал смотреть на него удивленными глазами.

— Что с вами? — спросил он с улыбкой. — Что вас так взволновало? Вас так интересует этот человек?

Франсуа, осознав свою ошибку, кое-как совладал кое-как с собой и постарался улыбнуться в ответ, в душе у него, однако, поселился безумный страх. На глазах у него выступили слезы, руки увлажнились от пота.

— Так Томас Луар был любовником этой сумасшедшей? — повторил он снова, но уже спокойнее.

— Да.

— И у вас есть доказательства этой связи?

— Без сомнения.

— Какие?

— Письмо Луара, обнаруженное рядом с трупом Гонсолена. Оно указывает на то, что лесоруб и госпожа Гонсолен были близки. В этом письме Томас Луар назначил ей свидание в тот вечер, когда случилась трагедия…

Франсуа Горме вновь перестал отдавать себе отчет в своих действиях. Он поднялся и прокричал:

— Это невозможно, невозможно!

Судебный следователь, устремив на него проницательный взгляд, спросил:

— Почему вы находите это невозможным?

Франсуа молчал. Дампьер продолжал:

— Вам, стало быть, что-то известно?

— Нет-нет, ничего. Я сказал так, потому что это действительно кажется мне нелепым. Госпожа Гонсолен, такая богатая и красивая женщина, взяла в любовники какого-то контрабандиста, почти вора…