Дороги и Тропы (СИ) - Ларина Виктория
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какой концерт, уважаемый? — тут же подхватил ваюмн. — Расскажите, я совершенно не в курсе.
Тайри зажмурилась. Если ты сама не хочешь выбирать, то судьба выберет за тебя. Пока ты лукаво мудрствуешь и вычисляешь, перед кем можно выглядеть слабой, а перед кем нет, кто-то непостижимый уже всё решит. И, честно говоря, не подслушал ли он твои тайные желания?
— О, сегодня совершенно особенный концерт в Летнем театре. Там будут валлиры, целых трое. Это должно быть прекрасно, я уже весь в предвкушении, — мастер-библиотекарь мечтательно улыбнулся, — обожаю их музыку. Жаль только, что хрустальные певцы так редко появляются у нас.
— Когда-то мне посчастливилось слушать их дуэт. Ничего прекраснее ни до, ни после я в своей жизни не слышал, — ответил наставник, — Тайри, а вы не хотите пойти на концерт валлиров с нами?
— Хочу. Собственно, я и собиралась туда после библиотеки. Ведь время еще есть?
Ваюмн взглянул в окно.
— Совсем немного, но вполне достаточно, чтобы спокойным шагом дойти до Императорского парка и занять места. Насколько я помню, они начинают за час до заката.
**** **** ****
Им повезло, удалось встать довольно близко к сцене. Лужайка вокруг была битком набита желающими услышать лучшие голоса мира. Чуть в отдалении, в тени деревьев, стоял закрытый портшез с императорским гербом. Неужели его величество лично почтил певцов своим присутствием? Или это кто-то из Семьи? Тайри вспомнила совет отца и стала присматриваться к готовившимся к выступлению валлирам. Очень похожие, точно дети одной матери: высокие, тонкие, со светло-пепельными волосами и ясными золотистыми глазами. Узкие бледные лица, тонкие руки, строгие светлые одежды. Плавные, будто сонные, жесты, неслышные, невесомые слова, едва видимые движения будто нарисованных губ. Юноша и девушка настраивают инструменты — гитару и лютню, склонившись друг к другу, и совершенно заслоняя от зрителей третьего. Лишь его одежды дымно-серого цвета мелькают иногда позади серебристых балахонов дивных певцов. Но никакой особой магии Тайри не ощущает, люди, как люди, только очень похожие, может, и вправду брат и сестра.
— Посмотрите на них по-другому, Тайри. Как на нечто… сотворенное. Так, если бы вы знали, что это — работа искусного мастера, а не живые люди, и он задался целью ввести всех в заблуждение, — тихонько сказал стоявший рядом наставник, — смотрите сейчас, пока они не начали петь. Музыка все изменит.
Леди Даллет посмотрела, поискала особые цепи заклятий, удерживающие иллюзию. Чары, создающие видимость живого: привычки, манеры, мимику. Защиту, отводящую глаза. Связь со стихиями, все это питающими, или нити, ведущие к создателю чар. Нет, ничего подобного, только вот… Экран все-таки был. Очень странный — будто между валлирами и всем остальным миром висел тончайший занавес, сквозь который все на них и смотрели. Что-то было не так с их обликом, но уловить, что именно, у Тайри не получалось. Иным зрением она видела лишь двоих, третьего не было — совсем. Иллюзия? Но зачем? И такая странная, будто она создала себя сама, без чар, из одного лишь вечернего воздуха… Додумать девушка не успела. Светловолосый музыкант взял первый аккорд, его спутница вступила глубоким, сильным голосом. И откуда такое роскошное меццо-сопрано в столь тщедушном, чуть ли не прозрачном теле? К моменту, когда запел юноша, все мысли о магии валлиров окончательно улетучились. Леди Даллет превратилась в слух, как и все вокруг. Песня за песней, голоса хрустальных певцов творили невозможное: взламывали панцири, смывали маски, поднимали с самого дна души тщательно хранимые воспоминания, нежно и настойчиво будили давно уснувшие чувства. Лица людей светлели на глазах, но никто из слушателей не смотрел по сторонам. Все они заново узнавали себя, куда уж там до других. В какой-то момент певцы в серебристых одеяниях расступились, и вперед вышел тот самый третий-которого-нет. Маленький — ниже плеча своим товарищам, прячущий руки в складках длинной многослойной одежды, а лицо в глубоком капюшоне. Дивный, чистый и очень высокий голос повел верхнюю партию, и люди вокруг на мгновение перестали дышать. А потом, когда закончилась песня, по рядам пронесся шепот: тиншельт! Они привезли тиншельта!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Этим словом, одновременно напоминающим звон серебряного колокольчика и шелест листвы, сами дивные гости называли таких певцов. Тиншельты появлялись редко, услышать их голос было большой удачей. Поговаривали, что услышавший этот голос уже не сможет жить по-прежнему. Кто-то это подтверждал, кто-то отчаянно отрицал, но особая магия в сочетании всех трех голосов была. И сопротивляться ей не хотелось. Просто откуда-то взялась уверенность, что ничего плохого не произойдет, потому что невозможно само существование зла там, где звучит эта волшебная музыка и взлетают к небесам дивные голоса.
Если бы у кого-то хватило сил оглядеться по сторонам, они бы заметили и тех, на кого волшебство хрустального трио не действовало. Некто в коричневом плаще и надвинутой на глаза широкополой шляпе весьма вольно облокотился на императорский портшез, преспокойно вертел головой, высматривая что-то среди зачарованных зрителей. А в толпе медленно двигался бледный юноша в очках. Тайри обязательно узнала бы его и очень удивилась, увидев здесь. Если бы способна была увидеть. Но она ничего не видела вокруг, мысли ее были далеко, а сердце медленно и тяжело билось. Она слышала не голос тиншельта — другой, родной, который мечтала услышать много лет. И сама что-то отвечала, звала, радовалась, плакала… Наставник, стоявший рядом, не смотрел на сцену. Взгляд его прикипел к лицу ученицы, а в глазах плескался ужас пополам со смятением и огромная, всепоглощающая нежность, что усмиряла и то, и другое. Так смотрят на тех, кого едва обрели и вскоре неизбежно потеряют. Так смотрят на тех, кого любить запретно, а не любить подобно смерти. Его лицо, обычно бесстрастное и малоподвижное, мучительно менялось, но вскоре на нем осталась только одна непреодолимая обреченность. Нечто, известное лишь ему, заслонило собой его радость и заставило затаиться нежность. То, что было пока сильнее и его самого, и даже магии валлиров. Мастер Гайдиар опомнился, с трудом отвел взгляд и сосредоточился на певцах. Он видел двоих, а голосов было три, но ваюмна это не удивляло. В далеком прошлом он видел нечто похожее в храмах своего родного мира и знал, как на зов истинных служителей приходят существа из тонкого мира. Чистейший, взлетающий до немыслимых высот голос принадлежал не человеку. Валлиры лишь создавали видимую непосвященным оболочку, зачем — им одним ведомо. Если бы Тиншельт показался в своем истинном облике, это произвело бы впечатление не в пример большее. За свою долгую жизнь в этом мире мастер Гайдиар много раз слушал выступления валлиров, пару раз видел тиншельтов и понял, что этим удивительным существам безразлично внешнее, они не стараются кого-то привлечь эффектным видом. А вот отклик на музыку для них очень важен. Если аудитория продолжала, скажем, жевать и переговариваться, певцы просто исчезали со сцены. Ваюмну оказалось несложно разгадать, как они это делают: чары короткого Перехода были вплетены в припев одной из песен. Слов он не понимал, а вот стянутые в воронку магические потоки видел прекрасно.
Солнце коснулось горизонта, в парке начало смеркаться. Последняя торжественная песнь, от которой у всех, умеющих слушать (а может, имеющих душу?) будто вырастали крылья, зазвенела под кронами деревьев. Человек у императорского портшеза вытащил из ушей затычки. Все, что ему было нужно, он увидел, теперь можно было и окунуться в музыку. Юноша в очках, наоборот, проверил, хорошо ли закрыты уши, и потихоньку стал пробираться подальше от сцены, прочь с заполненной народом лужайки.
Как только солнце до половины опустилось за горизонт, смолк последний звук финального гимна. Валлиры подошли к краю сцены и низко поклонились публике. Тиншельт, против обыкновения, не исчез, растворившись в громе аплодисментов. Он стоял, медленно поворачивая голову — кого-то искал среди зрителей. А когда нашел, что-то прозвенел своим спутникам. Маленькая кисть руки неярко светилась золотом в наступивших сумерках, такое же сияние исходило из-под капюшона. Девушка отложила лютню и направилась к человеку у портшеза. Юноша спустился со сцены, внимательно огляделся и чуть повел рукой по воздуху. Люди, будто вспомнив о своих неотложных делах, сосредоточенно заспешили к выходу. Все, кроме Тайри, которую волшебство валлира не затронуло. Она изо всех сил пыталась успокоиться, но ее била дрожь, и слезы сами по себе текли и текли. Девушка ничего не могла поделать с огромным чувством вины и полной своей беспомощностью перед ним. Тайри не понимала, как раньше не догадалась, что приносит всем только несчастья. Из-за нее переживает мама, вынужден идти на уступки императорскому дому отец, из-за нее, скорее всего, погиб брат… И, кто знает, что еще придется перенести ваюмну, что взялся ее учить. С этим срочно нужно что-то делать, куда-то исчезнуть — и тогда все несчастья у близких прекратятся.