Тирант Белый - Жуанот Мартурель

Рыцари на турнире могли одолжить ему своих коней и оружие, однако он хотел лишь моего коня и мои доспехи, и тогда я сказал ему: «Коннетабль, располагайте мною и моим вооружением к вашему удовольствию». С другой стороны, сердце мое было не на месте: не хотел я, чтобы столь молодому и красивому рыцарю причинили зло либо увечье, однако желание его я исполнил, решив, что ни король, ни мать юноши не узнают, что бьется он в ристалище, пока не кончатся состязания.

Поверьте мне, сеньор, никто из рыцарей не отличился так на том достойном турнире и не бился так храбро, как коннетабль. Первый же раз, как сшиблись они с противником, он пронзил ему забрало, так что острие копья торчало из затылка. Едва Тирант Белый тот рыцарь умер, король узнал, какой славный бой провел его коннетабль, и послал за ним. Но юноша, испугавшись, не пошел, и тогда почти насильно, против воли, привели его к королю. Его величество выказал великую любовь к юноше, однако попрекнул его тем, что он бился без разрешения короля с таким могучим рыцарем, как сеньор Эскала Ромпуда[93], которого считали лучшим среди устроителей и превосходящим всех прочих силой и храбростью. И приказал король, чтобы не смел коннетабль впредь состязаться без королевского дозволения.

Увидев, в какой великий гнев пришел король, коннетабль сказал с негодованием: «Сеньор, неужели для того принял я обет, чтобы считали меня самым презренным среди рыцарей, раз не велит ваше величество мне сражаться и подвергать жизнь опасности? Да коли принял я обет, должен совершать подвиги как и все прочие рыцари, а ежели ваше величество не хочет, чтобы я рисковал жизнью, пусть прикажет одеть меня в женское платье и отправит служить при королеве вместе с девицами, по примеру непобедимого героя Ахилла, что оказался среди дочерей царя троянского Приама[94]. Знайте же, ваше величество, что отец мой и сеньор граф Гвильем де Варвик, тот самый, что, получив королевский скипетр, вышел победителем в стольких сражениях и доблестной своей рукою и мечом поверг мавров, однажды преподал мне добрый урок, когда был я почти ребенком: схватил он меня за волосы и заставил убить мавра, и умылся я в мавританской крови, а отец объявил меня победителем. Да будет угодно небесам, чтобы стал я таким, как он, а ежели нет, то лучше не жить мне на свете. А коли желаю я подражать моему отцу в рыцарской чести и доблести, не след вам запрещать мне это, потому молю я ваше королевское величество разрешить мне сразиться завтра в смертельном рукопашном бою, и с оружием боевым и оборонительным.

Король же повел такую речь.

Глава 57

«Если Господь сохранит мне государство, честь и корону, истинно думаю я увидеть, как станет этот рыцарь лучшим из лучших, а может и худшим, ибо коротка будет его жизнь, а потому почитаю я своим рыцарским долгом воспрепятствовать этому. А коли сама судьба улыбнулась тебе и вышел ты в бою победителем, будь доволен такой наградой». И не хотел король более ничего слушать. «В страдании пребудет моя душа, если не поможет мне милостивая моя королева», — сказал коннетабль.

Тотчас отправился он в покои королевы, бросился перед нею на колени и, покрыв поцелуями ее руки, умолял заступиться за него перед королем, дабы позволили ему состязаться. Услышав страстные мольбы юноши, с готовностью пообещала королева замолвить за него словечко. Вскоре король взошел в покои королевы, и любезно принялась она просить мужа, чтоб разрешил коннетаблю состязаться так, как юноша желает. «Как, сеньора! — сказал король. — Хотите вы, чтобы мальчишка, который едва научился держать в руках меч, вступил в бой? Он просил у вас заступничества, и должно вам отказать лишь из любви к матери его, а вы просите за него, ему же на беду. Ни за что на свете не бывать тому, ибо достойный отец этого юноши столько сделал для меня и для английской короны, что во всю жизнь не расплатиться, а муки, что суждены его сыну, я предпочел бы принять на себя. К тому же весьма опасны эти состязания, недалеко здесь и до страдания, и до бесчестья».

Когда увидела королева, как благоволит король к коннетаблю, решила не досаждать ему более и заговорила о других делах. Лишь только вернулась она в свои покои, бросился к ней коннетабль, королева же рассказала о своей беседе с королем и о том, что не помогли ее уговоры.

Огорченный вернулся коннетабль ко мне и снова стал просить совета, как участвовать ему в состязаниях и поединках. И сказал я ему, что не стоит гневить его величество, раз уж в первом сражении убил коннетабль одного из лучших рыцарей и тем самым заслужил большой почет.

Да пошлет вам Господь всяческого благополучия и исполнения благих ваших желаний! — сказал отшельник. — Скажите, а были ли у этого коннетабля отец, мать или иные родственники?

Да,— сказал Тирант, — там же находилась графиня, мать его, одна из самых влиятельных дам при дворе, и никто с ней по важности не сравнится, ибо по королевскому повелению и указу, как только прибыла королева ко двору, назначили графиню де Варвик главной фрейлиной, дабы опекала она королеву и всех девиц из ее свиты. Об отце я не позаботился спросить, ибо мысли мои более были заняты состязаниями, а не родословными, а потом узнал я об этом, и вот как. Графиня послала за мной, а когда предстал я перед нею, спросила, женат ли я и есть ли у меня сыновья. «Ваша светлость, почему вы меня об этом спрашиваете?» «А потому, — отвечала графиня, что, если есть у вас сын, должны вы любить его, а если есть у вас жена, должны хранить ее от оскорблений и напастей, а для честной женщины больно иметь единственного сына и подвергать его смертельной опасности».

И спокойно да любезно спросила меня, отчего же я отдал моего коня и доспехи почти мальчику, сироте, у которого нет ни отца, ни матери. Именно так и сказала, хотя сама и была его матерью, но душа ее пребывала в великом испуге: ведь если бы убили ее сына, как накануне убил тот своего соперника, только и оставалось бы ей, что просить Господа разверзнуть землю и поглотить ее. И молила меня графиня, чтобы не стал я причиной смерти ее сына и ее безутешного горя, раз уж сама судьба подарила тому жизнь в поединке, ибо ничего нет для нее дороже на белом свете. Я же поклялся честью рыцарской никогда не совершить ничего во вред ее сыну, но помогать, как могу, умножить его славу и достоинство, затем попросил я любезно ответить мне, умер ли ее супруг от какой-нибудь болезни или погиб в сражении. И досточтимая сеньора ответила мне, опустив очи долу: «Доблестный рыцарь, я — вдова живого мужа, а причиной тому мои грехи и злая моя судьба; замужем я была в молодости, и муж мой был весьма известен своей доблестью; звался он граф Гвильем де Варвик и мог бы получить королевскую корону, ежели захотел бы». Увидев, что ничего больше графиня говорить не желает, я более не любопытствовал.

Скажите, — спросил отшельник, — коли так много рассказали вы мне об этом коннетабле, кто же все-таки получил главную награду и почести на турнире?

Истинно, сеньор, нелегко тут по праву рассудить, ибо многие знатные сеньоры прибыли на празднества и весьма достойно бились. А известное дело — ежели знатные сеньоры состязаются, одному из них выпадает почет и слава, а не какому-нибудь бедному да безвестному рыцарю, хоть и лучше других он бился.

Сие вполне возможно, — сказал отшельник. — Однако в этом королевстве так заведено, что на королевских турнирах, после празднеств и состязаний, королевские герольды, вестники и глашатаи, вместе с трубачами и менестрелями возвещают о лучшем из победителей. А поскольку были празднества эти столь пышными и монаршими, а сражались там не на жизнь, а на смерть, хотел бы я узнать, кто же более всех удостоился славы и почета.

Тирант замолк, не желая сказать более ни слова, и стоял молча, опустив очи долу.

Тирант, сын мой, — сказал отшельник, — отчего же вы не отвечаете на мой вопрос?

Тут поднялся рыцарь по имени Диафеб и сказал:

Сеньор, есть такие вопросы, на которые отвечать излишне. Тем не менее, клянусь святым рыцарским обетом, который я, недостойный, принял в день Успения Богоматери[95], рассказать вам всю правду о тех событиях и ответить на вопрос вашей милости, причем без всякого обмана и вымысла.

Сеньор, узнает ваша милость о лучшем из победителей и о том, кто завоевал приз на турнире, по решению господина нашего короля, и турнирных судей, и всех королевских герольдов, пажей, и глашатаев, и знатных сеньоров со всего света, что там собрались, ибо все они были свидетелями, подписали своею рукою и скрепили своей фамильной печатью грамоту, которую двадцать пять королевских нотариусов, наделенных высокими полномочиями для оглашения подобных событий, составили, подписали и запечатали. И сей же час могу я показать ее вашему преподобию.

О, как желал бы я увидеть эту замечательную грамоту,— сказал отшельник.