К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №5 от 02.02.2010 - К барьеру! (запрещенная Дуэль)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что ни казнь у него - то малина
И широкая грудь осетина.
Негодовать по поводу «сталинской тирании, убивавшей поэтов (ученых, мыслителей, короче говоря, творцов)», конечно, беспроигрышно. Ибо, всякий скажет, вообще нехорошо, когда людей убивают. С другой стороны, талант сам по себе не индульгенция от содеянного помимо творчества. Эта прописная истина не зависит от имени лидера, от общественной формации или характеристик режима. Творцов, лезущих в политику, убивают всегда (если, конечно, они не успевают убить первыми). Убивают католики (Джордано Бруно), протестанты (Мигель Сервет) и мусульмане (Имадеддин Насими), убивают коммунисты (Гумилев), фашисты (Гарсиа Лорка) и обычные традиционалы (Гео Милев). Не говоря уж о поборниках Свободы, Равенства и Братства (Шенье). Убивают волей всего народа (Сократ), парламента (Мор), уголовного суда (Вийон) и просто по желанию левой пятки монарха (Петроний). Вот только на 99% нет среди убитых никого, кто был бы убит просто за то, что творец. Сплошная, повторюсь, политика. И ничего личного. Грубо говоря, прекрати Лавуазье переписку с Лафайетом, остался бы жив несмотря на то, что великий химик. И не было бы осложнений ни у Эзры Паунда, ни у Кнута Гамсуна, что бы там они ни писали в стол. Просматривая же список творцов, пострадавших в годы «сталинских репрессий», поневоле ловишь себя на мысли, что Дама-С-Косой действовала под надзором Вождя Народов очень избирательно: вовсю кося политизированных графоманов, старательно обходила тех, кто реально, не на сегодня, а на века талантлив. И уж ежели пострадал Кольцов, то не за блестящий стиль фельетонов, а за вполне конкретные промахи в Испании. И Бабель тоже не за сочные рассказы, а за излишнюю вхожесть в ближний круг Ежова. И Мейерхольду стоило бы подумать, прежде чем водить по высоким кабинетам не придуманных, а самых настоящих, что уже и не оспоривается, японских шпионов. Зато творцы, которые просто творили, от Булгакова и Ахматовой до Пастернака, Зощенко и Платонова, умерли в своих постелях. Даже, как ни странно, не посидев. Хотя, конечно, и у них в жизни случалось всякое. Осип Эмильевич Мандельштам в этом смысле редчайшее исключение. Наверное, единственный из первой шеренги. По крайней мере, так принято утверждать. Однако, не повторяя ошибки тех, кто, веря на слово Аристотелю, 2000 лет утверждал, что у таракана не шесть ног, а восемь, попробуем разобраться…
Скверная компания
Как ни странно, путь Осипа Эмильевича к неприятностям начался не тогда, когда, говоря словами Ильи Фаликова, поэт «очутился в ослепительно-черном свете бесславья», ошельмованный, при жизни забытый и из жизни выкинутый. Отнюдь. Как раз в это время был разогнан РАПП, нормальные литераторы получили возможность нормально работать, «белая полоса» наступила и для Мандельштама: его начали печатать, он начал выступать. По воспоминаниям Корнея Чуковского, в этот период «либерализма» ему даже заказали похвальную статью о лирике Осипа Эмильевича. И именно в этот период поэт начинает «по секрету всему свету» читать свою сатиру. Вернее, агитку. Напрочь противоречащую его творческой концепции и методу, особенно после «Разговора с Данте». На это вполне четко указывают ему всё более или менее равные талантом, но чуждые политике. Если верить Надежде Яковлевне, Эренбург «справедливо (обратите внимание, слово «справедливо» сказано не кем-то, а обожающей женой!) считает эти стихи одноплановыми и лобовыми, случайными в творчестве О.М.». Пастернак идет дальше. «То, что вы мне прочли, - однозначно заявляет он, - не имеет никакого отношения к литературе, поэзии. Это не литературный факт, но акт самоубийства, которого я не одобряю и в котором не хочу принимать участия. Вы мне ничего не читали, я ничего не слышал, и прошу вас не читать их никому другому». Аналогично реагирует и Чуковский. И, разочарованный реакцией равных, небожителей, Осип Эмильевич «уходит в народ», начиная демонстрировать свой нонконформизм привычно восторгающейся богеме. Вот только понять некоторые нотки, отчетливо звучащие в изделии, мягко говоря, сложно: если раньше он, как правило, говорил от первого лица, то сейчас, в этом и единственном случае, «мы живем, под собою не чуя страны». Кто – «мы»? Люди его круга? Нет. И Пастернак, и Чуковский, и Эренбург явно вне темы. Кухонная интеллигенция? О да, эти всегда готовы. Да только мелковаты они для самолюбивого (это его качество всеми отмечено) Осипа Эмильевича, да и «страну под собой» никогда особо не чуяли, а уж чтобы «речи были слышны», опасались и подумать. От чьего, собственно, имени?
Очень близко подошел к разгадке Н. Орен, проведя параллель между Мандельштамом и Рютиным, однако не пошел до конца, предположив только «духовное родство их протеста». Так ли это? Думаю, не совсем. Тем, кто подзабыл имя Рютина, в эпоху «перестройки и гласности» гремевшее едва ли не ежедневно, напомню. Мартемьян Рютин, активный большевик, как сам он себя нежно называл в анкетах, «интеллигентный рабочий». Руки по локоть в крови. Функционер среднего звена. Левак. Поддерживал Троцкого, на XIV съезде (1925-й) встал на сторону Зиновьева и Каменева, в 1928-м вдруг резко поддержал Бухарина. Осенью 1930 года был исключен из партии и арестован, затем освобожден и восстановлен в рядах, а осенью 1932-го арестован по делу якобы (как утверждают либералы) созданной им «антисоветской» организации «Союз марксистов-ленинцев». При этом любители слова «якобы» забывают, что «Союз» этот существовал на самом деле, что его политическая платформа, названная «Сталин и кризис пролетарской диктатуры», обсуждалась и утверждалась на нелегальных собраниях партийцев. В том числе и достаточно высокопоставленных, принадлежащих к окружению Каменева и Зиновьева (знавших о ее существовании и читавших ее), а также «красных профессоров» - молодых интеллектуалов, близких к Бухарину (Стэн, Слепков, Марецкий). То есть фактически остатков всей оппозиции, объединившейся на основе неприятия лично Сталина и его политического курса, при этом (не стоит забывать) оппозиции, имеющей огромный опыт подпольной деятельности, основанной именно на таких собраниях и принятии «руководств к действию». Основные претензии, сформулированные в написанном лично Рютиным и разосланном членам ЦК обращении «Ко всем членам партии», в основном, сводились к тому, что-де Сталин – «разрушитель партии» и «могильщик революции». Это очень опасная для властей затея, потому что времена еще вегетарианские, оппозиция разбита идейно и ослаблена административно, но никуда не делась, а во главе органов стоит не послушный назначенец вроде Ежова, не профи типа Берии, а опять-таки «профессиональный революционер» Ягода со своими связями, взглядами на ситуацию и амбициями.
Слово и дело
Впрочем, вернемся к Осипу Эмильевичу. Как вспоминает Эмма Герштейн, помянутые кухонные посиделки, проходившие, естественно, «под большим секретом», выглядели весьма неординарно:
- Это комсомольцы будут петь на улицах! - подхватил он сам себя ликующе. - В Большом театре... на съездах... со всех ярусов...
И он зашагал по комнате. Обдав меня своим прямым огненным взглядом, он остановился:
- Смотрите - никому. Если дойдёт, меня могут... РАССТРЕЛЯТЬ!
Честное слово, шизофрения какая-то. Тут тебе и «огненный взгляд», и опасливое «смотрите – никому». Нет, я понимаю, что лирический поэт, как писал сам гений в очерке о Вийлоне, «по природе своей, - двуполое существо, способное к бесчисленным расщеплениям ради внутреннего диалога», но не до такой же степени! Тем паче, что, хотя боязнь насчет «могут расстрелять» имеет место, но доминирует все-таки уверенность: этого не случится, напротив, «это» станет официальной позицией властей, «на улицах и на съездах». То есть явно не при Сталине. И вот тут-то самое время вспомнить, что как раз в этот период Мандельштам активно тусовался в кругу «партийной интеллигенции». Рютина он, конечно, не знал, да и что фанатику Рютину было до «гнилого попутчика с мелкобуржуазным уклоном», но вот «птенцы гнезда бухарина» - как раз его круг общения. Да и сам Бухарин, что не секрет, поклонник его стихов. Согласитесь, большинство неясностей объясняются мгновенно. И чьи «речи за десять шагов не слышны». И постоянно (даже «на полразговорца») перемывания косточек генсека. И казни, которые, оказывается, «малина» для Сталина, а не для любителя «голоснуть» Бухарчика. И «тонкошеие вожди» («сброд», «полулюди», нагло оттесняющие от руля «полноценных людей» с о-го-го каким партстажем). И тупая злость на того, чьи слова «как пудовые гири верны» (а противопоставить этой «пудовой» логике нечего). И даже «тычет» (притом, что Сталин со всеми и всегда говорил на «вы», но ведь явно не уважает, а это бесит). Короче говоря, очень похоже на то, что перед нами то самое «Ко всем членам партии», только оформленное изящно, для употребления в кругу беспартийной интеллигенции. В связи с чем перестает вызывать недоумение первый арест кроткого поэта. Удивляет, скорее, почему арест состоялся так поздно.
