Последний маршал - Фридрих Незнанский

Я посмотрел на Грязнова. Лицо подполковника было непроницаемым. Он пристально смотрел на Бероеву.

— Это все? — спросил он у нее жестким голосом.

Она покачала головой.

— Что еще? — спросил я как можно более мягко. Грязнов удивленно на меня посмотрел.

Бероева благодарно мне улыбнулась и ответила:

— Наверное, это касается все-таки больше вас.

— Что именно? — насторожились мы вместе с Грязновым.

— Папка, — сказала она.

— Что?!

— Папка, — повторила Бероева, безмятежно глядя на нас. — Он передал мне папку и сказал, что, если с ним что-нибудь случится, я должна позвонить по номеру, который он мне записал на обложке этой папки. Я умная, но у меня совершенно дырявая память.

— Позвонить и что сказать? — с нетерпением, вполне понятным, спросил я.

— Сказать, что папка у меня. Ко мне приедут и заберут ее у меня. Вот и все. Но мне показалось, что раз тут и МУР, и прокуратура, то вы разберетесь быстрее. Все-таки вы представляете закон, а я довольно законопослушная гражданка. Стучать ни на кого не буду и то, что не мое, отдам. Я правильно поступила, рассказав вам все это?

В последнем вопросе было, конечно, больше чисто женского кокетства, но она заслужила наше восхищение.

— Еще как правильно, — широко улыбаясь, ответил я. — Вы даже не представляете, как велика наша благодарность.

Еще немного, и я перешел бы границы дозволенного, но Бероева была настолько умна, что перебила меня.

— У меня траур, — остудила она мой пыл, напомнив, по какому поводу, собственно, мы здесь собрались.

Глава 7

СОБЫТИЯ РАЗВИВАЮТСЯ

Генерал Петров явно затевал какую-то крупную игру.

Хотя, скорее всего, он был лишь исполнителем, а организатор — кто-то повыше. Сам он едва ли стал бы так вольно обращаться с «Самумами».

В любом случае Аничкину в этой игре была предназначена лишь второстепенная роль. Что ж, по Сеньке и шапка. Но в итоге Володю мог ждать как приз, так и полный крах. Игра, она на то и игра, чтобы в ней были победители и побежденные. И Аничкин, разумеется, совершенно не хотел быть побежденным.

Когда он добрался до своего кабинета, было уже около семи. Однако никто расходиться по домам не спешил. Такова была специфика работы в этой конторе. Даже глубокой ночью во многих кабинетах здесь горел свет.

Аничкин сел за свой стол и допил чай из бокала. Во рту сразу же появилась неприятная горечь. Сплюнув в корзину для бумаг, он снова достал свой портсигар. Тот был пуст. Тогда Володя по старой студенческой привычке порылся в стоящей у него на столе большой пепельнице, сделанной из черепашьего панциря, и, выбрав окурок подлиннее, с наслаждением закурил.

Итак, логично было бы предположить, что, раз в этой операции каким-то образом замешаны ядерные чемоданчики (или их муляжи, это не важно), главными организаторами были люди из руководства ФСБ. Во-первых, о существовании «Самума» известно весьма ограниченному кругу лиц, а во-вторых, о любых действиях, связанных с «Пульсаром», Петров был обязан докладывать наверх, иначе все моментально блокировалось: механизм многоступенчатого контроля и соблюдения секретности здесь отлажен как часы. И все-таки где-то он, видимо, дал сбой.

Судя по тому, что кейсы требовалось доставить на Лубянку, утечка информации была именно здесь. Кто-то из сотрудников отдела? Вряд ли. Ни один из них не знал даже кодового названия «Самум», не говоря уже о том, что за ним скрывалось. Может быть, вся эта затея была для того, чтобы свалить кого-нибудь из руководителей ФСБ? Вот это уже больше похоже на правду. А для чего же тогда был тот первый визит Петрова в кабинет Аничкина?

Володя докурил бычок до самого фильтра и полез в пепельницу за новым.

Информация, которую сообщил в тот раз Петров, была рассчитана на кого-то другого. Причем этот «кто-то» должен был знать только о том, что материалы в скором времени будут доставлены в «Пульсар». Опять не получается! Тогда какого хрена их нужно было везти в Раменки?

Аничкин терялся в догадках. Однако ему обязательно нужно было выяснить причины таких странных действий генерала Петрова, иначе в случае допущенной ошибки все могли свалить на него. А этого допустить было нельзя.

И тут он вспомнил про карточку — личный идентификатор, врученный ему генералом. Может, она что-нибудь прояснит?

Аничкин достал из кармана карточку и повертел ее в руках. Странно, но на ней не было ровным счетом ничего. Ни выбитых имени и фамилии, ни, на худой конец, спецкода. Маленький серебристый кусочек пластмассы. Такая будет валяться на асфальте, никто и не подумает, что это пропуск в сверхсекретный научно-исследовательский институт. Только в нижней ее части находилась узкая магнитная полоска, предназначенная для считывающего устройства.

Аничкин снял трубку внутреннего телефона и набрал четырехзначный номер.

— Ахмет Ахметович? Мое почтение. Аничкин беспокоит. Вы еще домой не собираетесь? Ну так я сейчас к вам зайду.

Аничкин вышел из кабинета и лифтом спустился на третий этаж, где находилась научно-исследовательская лаборатория.

Ахмет Ахметович Абушахмин служил здесь с незапамятных времен. Когда сразу после войны его, только что получившего диплом химфака МГУ, пригласили работать на площадь Дзержинского, он был немало удивлен. Такое пренебрежение содержимым пятой графы его паспорта, где он числился татарином, можно было объяснить только катастрофической нехваткой кадров. И совершенно неожиданно для самого себя он проработал здесь почти всю жизнь. Поговаривали, что как-то Андропов решил отправить Абушахмина на пенсию. Устроили торжественные проводы, подарили именные часы и радиоприемник. А через два месяца пришлось звать обратно: лаборатория почему-то отказывалась работать без Ахмета Ахметовича. Скопились груды неисследованных образцов, отправленных на экспертизу, остановились неотложные дела. А как только Абушахмин вернулся, все вновь заработало.

Старые сотрудники называли его «неотложкой», потому что не было такого вопроса, на который он не мог бы дать обстоятельный и исчерпывающий ответ. К тому же Ахмет Ахметович каким-то удивительным образом умудрялся следить за последними техническими новинками. Разобраться в компьютерной программе или, скажем, взломать на ней пароль было для него парой пустяков. Как этот сухонький старичок на седьмом десятке сумел сохранить ясность ума и энергию, которой могли бы позавидовать многие молодые, оставалось тайной. Впрочем, Ахмет Ахметович всю жизнь имел дело с тайнами. Не было ли среди них случайно секрета вечной молодости?

Когда Аничкин вошел в лабораторию, Абушахмин что-то разглядывал под микроскопом.

— Здравствуй, Володя, — сказал он, не поднимая головы, — я сейчас.

Сделав какие-то пометки на листе бумаги, он повернулся к Аничкину.

— Ну-с, с чем пожаловал?

Вместо ответа Аничкин протянул ему серебристую карточку.

Абушахмин оглядел ее со всех сторон, стер полой своего белого халата незаметное пятнышко с блестящей поверхности и вернул ее обратно Володе:

— Это личный идентификатор. Последнее изобретение нашего шефа. Считается, что он гораздо надежнее простой бумаги с печатью. Хе-хе.

— Ну, Ахмет Ахметович, это я и без вас знаю.

Абушахмин хитро подмигнул:

— Как я понимаю, ты хочешь считать информацию с нее?

— Да.

Он покачал головой.

— Не могу. Строжайше запрещено правилами. Ты же знаешь, как я дорожу своей работой. Близко от дома, и вообще…

— Очень надо, Ахмет Ахметович. Под мою ответственность.

— Эх, Володя, Володя, помню я, как ты пришел сюда, в это здание, розовым юнцом. И вот ты уже большой начальник, который может брать на себя ответственность за крупное нарушение правил, ничем при этом не рискуя. А я, заметь, все на той же самой должности. И шишки все так же будут валиться именно на мою голову, а она уже не такая крепкая, как десять лет назад…

Аничкин выслушал эту тираду молча, а когда старик закончил, положил карточку на край стола и легонько пальцем подтолкнул ее по направлению к Ахмету Ахметовичу.

Тот глубоко вздохнул, но карточку все-таки взял:

— Раньше за такое дело полагался расстрел на месте, и это было правильно. А сейчас всюду бардак, всюду бардак, даже здесь, в Кагэбэ.

Абушахмин принципиально не признавал новых наименований. Он продолжал называть Государственную Думу Верховным Советом, Лубянку — площадью Дзержинского, а расположенный неподалеку супермаркет «Седьмой континент» — сороковым гастрономом. Кроме того, он не верил, что новые порядки продержатся долго. Может быть, у него, старого сотрудника органов госбезопасности, были основания так думать?

Бурча что-то себе под нос, Абушахмин вставил карточку в прорезь стоящего на столе магнитного сканера, собранного, скорее всего, его собственными руками, и вывел информацию на экран компьютера. Однако на нем появилась лишь сухая надпись: «введите текущий пароль».