Цепные псы Империи - Андрей Белянин

– Папа-а-а-а!!!

Двери распахнулись, в кабинет вбежали люди. Рыжеволосая веселушка Энни упала в обморок, я попытался встать, отбросил окровавленный нож, чтобы попросить всех срочно вызвать русскую полицию и не дать им затоптать следы, но здоровый детина, из тех, что встречали меня у ворот, почему-то начал крутить мне руки за спину.

– Вы с ума сошли! Что вы делаете? Сейчас же отпустите меня-я…

Я вырывался, но ему на подмогу подоспели еще два лакея и дворецкий, кто-то снова ударил меня по голове, потом еще и еще, второй раз за сегодня отправляя в теплую вязкую темноту. Это было несправедливо. И это никого не волновало.

Наверное, меня связали, заткнули рот и куда-то увезли. Скорее всего, в тюрьму. Потому что на этот раз я очнулся от холода, на каменном полу, а за зарешеченным оконцем уже вставал холодный северный рассвет. Кажется, все подумали, что поймали убийцу. Самое ужасное, что даже я не уверен в том, что этого не делал…

Камера моего заключения была маленькой, низкой и абсолютно пустой. Ни скамьи, ни кровати, ни медной кружки с водой. Пахло сыростью и мочой, хотя если встать у зарешеченного оконца, расположенного под самым потолком, то дышать было легче. Я попытался успокоиться и обстоятельно вспомнить все, что произошло со мной вчера в доме английского посланника.

Тренированная память филолога услужливо подсказала напыщенные речи сэра Эдварда Челлендера, почти слово в слово, но категорически отказывалась раскрывать то, что произошло от того момента, как он назвал меня «щенком» и когда я вновь увидел его уже на полу с ножом в горле. А ведь именно в этом провале и крылась истинная правда о таинственном убийце.

О человеке, проникшем через окно, одним ударом вырубившем меня и наверняка за что-то зарезавшем английского посла. Причем, я уверен, сэр Эдвард его знал! Знал, иначе бы он попытался предупредить меня об опасности, а он был абсолютно спокоен, когда смотрел мне за спину. Черт, да он даже успел улыбнуться и кивнуть. А еще эта странная буква S на паркете…

– Пожалуй, вот в этот раз мне точно следовало бы взять с собой папиного денщика, – неизвестно кому, вслух сообщил я. – Он бы не допустил всего этого. По крайней мере, точно не позволил бы увезти меня в тюрьму…

Верный казак Матвей, хоть и был постоянной занозой в заднице, невероятно раздражая, но ведь, с другой стороны, всегда умудрялся спасать меня от всех напастей.

С момента нашей первой встречи, не слишком приятной для меня, все остальное время этот суровый бородач, с обритой головой и невероятно широкими плечами, кажется, только и делал, что досаждал мне и защищал меня. В обоих случаях это было правдой, и это ему удавалось.

Им управляло какое-то средневековое чувство вассальной верности и долга. Ведь вроде бы кто я ему? Всего лишь блудный сын его командира. Отец наверняка просил его защищать и заботиться обо мне, но я ничем не выразил хоть какое-то желание подвергаться этой опеке. Более того, я откровенно гнал его! А теперь, получается, что этот грубиян мог быть единственным, кто не позволил бы и самому дьяволу ударить меня в спину.

– Я дурак, – с полной уверенностью, в очередной раз, признал я, и дверь моего узилища заскрипела на петлях.

В помещение вошли два солдата, при ружьях, один из них молча кивнул мне, указывая на выход. Спорить не хотелось. Даже если сейчас меня выведут на расстрел или к виселице, это лучше, чем заживо гнить в этом каменном мешке. Мы довольно долго шли по каким-то коридорам, освещаемым лишь факелами или свечами, а потом достигли довольно просторного зала, где за столом, с бумагой и чернильницей, сидел скромный человек в серо-зеленом мундире. Солдаты встали на караул за моей спиной.

– Строгов Михаил Николаевич, – то ли спросил, то ли обозначил он, подняв абсолютно неприметное, гладко выбритое лицо. – Дворянин, российскоподданный, большую часть жизни проведший в Великобритании. Вернулись на родину несколько дней назад по просьбе умирающего отца. Как же вы умудрились за столь короткое время попасть в самую пучину международной политики и более того – оказаться замешанным в заговор против государя?

Я кротко выдохнул. Потом вспомнил свой единственный визит в английскую полицию и решил, что нет ничего лучше, чем чистосердечное признание.

– Сударь, не имею чести вас знать…

– Вам это и не нужно.

– Хорошо. Тогда позвольте рассказать вам все, что я знаю, с самого начала.

– Сделайте милость, – он чуть откинулся на стуле и сцепил пальцы рук на столе.

– Рассказ будет долгим. – Я откашлялся в кулак и начал.

…Начал с того самого злополучного выстрела, который привел к моему изгнанию из родового поместья Строговых. О его письме, полученном мною много лет спустя. О том, как и при каких условиях произошло мое знакомство с юной леди Челлендер. О своем возвращении домой, о смерти отца, о его похоронах и необычайных событиях, последовавших за ними.

Потом о приезде в Санкт-Петербург, в гостеприимный дом добрейшего генерала Воронцова, и высочайшей аудиенции, полученной мною у государя. О приглашении на ужин и приеме в особняке английского посла, нападении неизвестного или неизвестных и обо всем, что за этим последовало.

– Это все? Вы ни о чем не умалчиваете?

Я кивнул: да, все. Чиновник внимательно смотрел мне в глаза.

Единственно, о чем я умалчивал, так это о серебряном браслете Цепных Псов, который все так же отягощал мое запястье. Но теперь у меня уже хватало мозгов не упоминать его даже намеком. А спросили бы напрямую, так соврал, что это просто модное мужское украшение.

– Что ж, Михаил Николаевич, – после долгой паузы протянул судебный чин. – Следствие обладает необходимыми доказательствами правоты ваших слов. Да и поручительство его сиятельства графа Воронцова тоже имеет свой вес. Я не смею далее держать вас здесь. Однако…

Я с надеждой вскинул голову, не веря своим ушам. Неужели в той самой страшной России, которой меня всегда так пугали, все-таки существует закон и справедливость?

– Вы будете должны дать слово дворянина, что самостоятельно разберетесь во всем этом темном деле.

– Разумеется, я клянусь…

– Не мне, – прервал он, вставая.

В ту же минуту распахнулась дверь смежной комнаты и в помещение для допроса вошел сам государь Александр Второй. Невольно я опустил голову.

– Молодой человек, я все слышал. Будьте же любезны избавить меня от всех возмущенных нот Европы и докажите, что вы действительно не имеете никакого отношения к смерти сэра Эдварда.

– Да, Ваше Величество, – твердо пообещал я, глядя прямо в глаза этому великому человеку. – Более того, обещаю, что найду и предоставлю вам истинного виновника. Или погибну в схватке с ним.

– У вас три дня, – без улыбки принял мою клятву русский царь.

Самодержец развернулся на каблуках и вышел вон. Тайный чиновник за столом проводил его низким поклоном и обернулся к сопровождающим меня солдатам.

– Вы все слышали, господин Строгов. Не смею задерживать. Вас проводят до ворот крепости. Три дня. Если сомневаетесь в успехе, лучше заранее купите себе место на ближайшем судне.

– Не дождетесь, – огрызнулся я.

Вопреки всему человек за столом лишь улыбнулся в ответ на мою дерзость. Кто-то из конвоиров подтолкнул плечом. Я вежливо, по-английски, откланялся и уже минут через пятнадцать вдохнул холодный и сладостный воздух свободы…

– О, гляньте, люди добрые, кто тут нарисовался! Живой, что ли, хлопчик? – едва ли не на шаг от порога меня сгреб страшный бородатый великан, сжимая так, что ребра отозвались жутким хрустом.

– Ножки на месте, ручки на месте, голова болтается. Ну, стало быть, до ста лет будешь жить, а?!

Даже если бы я и хотел ответить, то все равно бы не смог. Грудь сдавило так, что вздохнуть невозможно, в горле хрип и писк, а ноги вообще до земли не дотягиваются. К тому времени, когда этот рычащий монстр соизволил меня отпустить, я практически смирился с неминуемой смертью.

– Матвей, прошу вас, не сломайте молодого человека, – попросил ангел-спаситель в лице добрейшего графа Воронцова. – Мишенька, я счастлив, что все кончилось хорошо. Выбраться из Петропавловских казематов всего за один день не удавалось, по-моему, никому. Вы первый!

Мне сложно было оценить его правоту, слишком болезненным оказалось освобождение. Нет, не из тюрьмы, как вы подумали…

– Давайте же в коляску, и скорей уедем подальше от этого жуткого места. Вы выглядите ужасно исхудавшим, – уговаривал он, ведя меня под руку к ожидающему невдалеке кучеру. – Вы нам все расскажете по дороге!

Старый казак, беззлобно улыбаясь в усы, словно свидетель чего-то невероятно смешного, уселся на облучок, изрядно потеснив возницу. Мы с графом разместились сзади, и бодрая лошадка, всхрапнув, повлекла нас по булыжной мостовой, через мост, далеко в город, минуя все рестораны и соблазны, прямиком к уютному генеральскому особняку. То есть я уверен, что мы направлялись именно туда, когда мне в голову стукнулась другая идея…