Великий притворщик. Миссия под прикрытием, которая изменила наше представление о безумии - Сюзанна Кэхалан

и в государственной больнице Кливленда, штат Огайо: побои были столь сильными, что люди умирали. Изображенные на этих неприятных фотографиях сильно напоминали освобожденных из немецких лагерей смерти. На одной из них пациентка сидит на деревянной скамейке, ее руки сложены в смирительной рубашке, а обнаженные ноги покрыты необработанными язвами. На другом фото несколько голых мужчин с опущенными головами сидят на полу, покрытом помоями.

Это была безумная версия «Дня сурка», где одни и те же зверства повторялись снова и снова. В своей статье «Американский лагерь смерти», опубликованой в 1948 году, Гарольд Орлански сравнивал американские психиатрические лечебницы с нацистскими лагерями смерти. Чертовски правдив черно-белый документальный фильм Фредерика Вайсмана «Безумцы Титиката» о судебно-медицинской (для душевнобольных преступников) больнице Бриджуотер, где пациенты подвергались физическому и словесному насилию – и все перед камерой. Мужчины бродят по территории голыми; человек в одиночной камере бьется головой, ударяя кулаками о стену и разбрызгивая темные, черные пятна крови. Психиатр из Восточной Европы спрашивает педофила: «Тебе больше нравится большая грудь или маленькая?» В одной из самых невыносимых сцен тот же психиатр курит, пока мужчину насильно кормят через резиновую трубку, а обугленный конец сигареты находится в опасной близости от воронки. Все это – важные и ужасные истории, но им не хватало ключевого ингредиента, необходимого для широкомасштабных изменений: они не были научными. В конечном счете именно исследование Розенхана проскользнет туда и заполнит эту пустоту, но тогда ни он, ни его ученики не имели представления о силе этой идеи.

Пациентка сидит на деревянной скамейке, ее руки сложены в смирительной рубашке, а обнаженные ноги покрыты необработанными язвами.

Больше всего Розенхан был вдохновлен работой социолога Ирвинга Гофмана, в течение года тайно работавшего помощником инструктора по физической культуре в больнице Святой Елизаветы в Вашингтоне. Все это время он документировал жизнь неблагополучного мини-города на шесть тысяч пациентов. В знаменитой работе 1961 года «Приюты» (в этот же великий год сокрущающих ударов выходят вторая книга Лэйнга «Я и другие» и «Миф душевной болезни» Саса) он описывает больницу как «тотальную институцию», похожую на тюрьмы и концлагеря, которая дегуманизирует и инфантилизирует пациентов (практически заключенных). Она не только не обеспечивала эффективное лечение, но и вызывала симптомы психического заболевания. Такая жизнь не только не лечила психические заболевания, но и способствовала хронической форме болезни – состоянию, которое психиатр Рассел Бартон в 1959 году назвал «институциональным неврозом». Хотя книга «Приюты» и была новаторской работой и остается весьма уважаемой в социологических и психологических кругах, она не достигла широких масс так же, как исследование Розенхана.

Раздавая задания студентам, Розенхан описывал психиатрические больницы в том числе как «авторитарные», «унижающие достоинство» и «способствующие развитию болезни». Очевидно, он не надеялся обнаружить за их стенами какое-либо качественное лечение.

Возможно, именно поэтому Розенхан требовал, чтобы студенты получали разрешение от родителей на участие в исследовании, даже если они были старше восемнадцати лет. Правда, родители не очень-то поддерживали идею. «А это не опасно? – спрашивали они. – Кто-то может гарантировать, что настоящие пациенты не причинят им вреда? Что насчет персонала? Говорят, что иногда он плохо относится к пациентам». Как Розенхан мог быть уверен в том, что псевдопациентов не будут домогаться или им не навредят шоковой терапией или даже лоботомией, не говоря уж о лекарствах, которые могут быть подсыпаны, подмешаны или введены в виде инъекций? Одна мать наотрез отказалась, объяснив, что она работала в психиатрической больнице и никогда бы не доверила заботу о сыне ни одной психлечебнице. Другая же закончила свое письмо саркастичным предложением: «Настоящим даю вам разрешение на участие моего сына в вашем безумном эксперименте по безумию».

Розенхан отметил, что все родители пришли к одному заключению: «Может, больницы и лечат, но вот психиатрические – точно нет. В них издеваются и мучают: они выходят за рамки приличия, делают больного еще больнее и калечат даже самых крепких».

Они делают больных еще больнее.

Розенхан обратился за советом к своему другу-психиатру Мартину Орну[39] и получил такой ответ: «Продвигайтесь медленно или вовсе стойте на месте».

История расставила все по своим местам. Психиатрические больницы были совсем не похожи на терапевтические отделения. Дэвид Розенхан не мог заставить своих студентов лечь в одну из них, заранее не узнав, с чем они столкнутся.

Сперва он должен был пройти через это сам.

8

«Меня могут и не разоблачить»

На основе своего реального жизненного опыта Розенхан сформировал немного эксцентричного Дэвида с другими фамилией, адресом и родом деятельности. Он взял девичью фамилию матери и стал Дэвидом Лури – безработным экономистом и менеджером по рекламе. Это было легко, поскольку он действтельно обладал степенью магистра математики. Розенхан бросил ее, потому что не занял первое место в своей группе. Он никогда не посвящал время тому, в чем не чувствовал себя лучшим, и поэтому решил заняться психологией, как объяснил мне его сын Джек. Помимо отращивания бороды («Чтоб не узнали!»), Розенхан почти не менял внешность: он просто планировал носить собственные потрепанные вещи.

Дэвид приступил к делу, организовав с помощью Кременса визит в Хаверфорд, убедившись, что никто из персонала не знает о подвохе. Однако, несмотря на всю напускную храбрость, по мере приближения решающей минуты он все больше поддавался страху. «Думать и обсуждать – это не то же, что делать, – пишет он в неопубликованной книге. – Я по-настоящему паниковал. Неужели меня действительно заберут? Лишь на основании таких простых симптомов? У меня появились серьезные сомнения не только в моей способности попасть внутрь, но и в моем желании это сделать».

Его жена, Молли, не спешила успокаивать мужа. А она была не из тех, кто молчит, если ее что-то беспокоит. Они познакомились в 1958 году в первый день Рош ха-Шаны[40] возле синагоги в Лейквуде, штат Нью-Джерси. Молодые влюбленные так увлеклись разговором, что даже не зашли внутрь. Когда Молли вернулась в Чикагский университет, они обменялись письмами, полными отчаяния. В одном из них Розенхан писал: «Помнишь, как я дотронулся до твоей руки, а ты дотронулась до моей, ты хотела прикосновений, и я коснулся твоей груди, а ты обняла меня. Я думаю, что любил тебя, не думая, что ты тоже любишь меня… Я хотел заполучить твою любовь так жадно, так отчаянно. Больно. Боже, как же невыносимо больно». Через две недели с их первой встречи Розенхан сел в самолет до Чикаго и сделал своей возлюбленной предложение. При всей ее независимости Молли мечтала о семье – в переполненном отеле, где она выросла, она была