Мент правильный - Дмитрий Николаевич Дашко

И сразу к крыльцу.

Возбуждённая серая масса обступает Смушко, сейчас его собьют с ног, разорвут на части. Не знаю, что нашло на этих мужиков или скорее парней – почти все молоды, это ведь учебный батальон. Однако на лицах у них читается одно – ненависть.

В таком состоянии запросто убьют или покалечат.

Я распихиваю одного, другого. Пока без последствий – меня принимают за своего. Есть такие, что сами уступают дорогу. Не все ж психи, есть и осторожные.

У меня такой же взъерошенно-взволнованный вид, солдатская гимнастёрка… Это помогает прокладывать «тропку» в возбуждённой солдатской массе.

Лишь только один или двое что-то шипят позади, но мне нет до них дела. Успеваю оказаться возле Смушко, отдираю от него волосатые ручки низкорослого гадёныша, успевая рассмотреть его пропитую харю – каким же ветром тебя занесло в армию, дядя? Хотя, может, никакой ты не красноармеец?

Подставив спину под удары, почти затаскиваю Смушко на крыльцо, толкаю в успевшую распахнуться дверь (молодцы, ребята, сообразили). Потом разворачиваюсь и мёртвой хваткой вцепляюсь в оратора, дёргаю на себя и практически закидываю, как мешок с картошкой, внутрь здания.

Раз пошла такая пьянка, нам может пригодиться заложник.

В ту же секунду начинается винтовочная пальба. Лопаются и разбиваются стёкла, трещат оконные рамы, а дверь начинает ходить ходуном – в неё ломятся разгорячённые бойцы снаружи.

Меня начинает трясти – это отходняк после происшедшего. До последней секунды ждал, что между лопатками прилетит пуля или воткнут штык…

Чудо, что всё обошлось.

Нас оттаскивают к толстой каменной стене и сейчас же дверь прошивается в нескольких местах винтовочными выстрелами. А ведь я как раз находился на этом месте… Да из меня бы сделали решето.

Как выясняется, не всем везёт.

Вскрикивает раненый чоновец, из кабинета вываливается окровавленная женщина – пишбарышня, зачем-то пораньше пришедшая на работу. Её подхватывает на руки Полундра. Он успел сбежать по лестнице на первый этаж и сразу оказался в гуще событий.

Увиденное охлаждает меня, заставляет взять себя в руки.

– Пулемёт есть? – кричу я.

Но кто-то успевает меня опередить. Сверху нашего особняка лает «максим». Надеюсь, пока не в людей… всё же там, на улице, не чужие нам люди – это красноармейцы. Им запудрили мозги, такое бывает, но это свои. Не хочется их убивать.

Пулемётная очередь лишь ненадолго успокаивает горячие головы. Особняк превращается в осаждённую крепость.

После того, как на моих глазах прилетает шальная пуля и убивает парня из бригады Полундры, я зверею – хватаю за грудки подстрекателя и подтаскиваю к себе.

В руке у меня револьвер, его дуло приставлено к подбородку комбата.

– Или успокоишь людей, или я тебя шлёпну, – скрежещу зубами я.

– У меня не получится, люди на взводе, – лепечет он, и я вижу, что не врёт. – К тому же там есть пьяные. Мы разгромили магазин по дороге.

– Какой магазин?

– Нэпманский… А чего их жалеть, кровопийц! – недоумённо поясняет комбат.

Вот что я могу объяснить таким людям? Как им вправить мозги?

Особняк огрызается винтовочно-револьверными выстрелами. Пулемёт пока молчит. Почему? Что-то случилось?

– Почему молчит пулемёт?! – не выдерживаю я.

– Лента одна, – отвечает Смушко, внимательно слушавший наш разговор с комбатом. – Экономим.

– Подмога будет?

Смушко пожимает плечами.

Бардак, господи, какой бардак! А ведь это моя страна! Как же она устояла! Каких трудов стоило всё наладить, после того как мир слетел с рельсов!

У меня нет претензий к Смушко, но я категорически отказываюсь понимать, почему таким, как этот комбат, доверили столь ответственный пост! Настолько плохо с кадрами? Или эта скотина умело маскировалась?

Наверное, и то и другое!

Телефон у дежурного разрывается от звонков.

– Товарищ Смушко, вас, – тычет трубкой в начальника угрозыска дежурный.

– У аппарата, – кричит тот. – Нет, выехать не можем – окружены. И вы тоже? Держитесь.

Он разочаровано возвращает трубку дежурному.

– ГПУ тоже окружили. У них есть убитые и раненые.

– Неужели это всё из-за ареста банды?! – поражаюсь я.

На лице комбата появляется самодовольная ухмылка. Он отошёл от испуга и уже издевается.

У меня возникает мысль пристрелить его на месте, но делать этого нельзя: может понадобиться – зря я его, что ли, сюда притащил. Однако для профилактики двигаю его локтем в живот. Не смертельно, но ощутимо.

– В городе есть надежные части? – спрашиваю у Смушко.

Тот кивает. Я облегчённо вздыхаю, но дальнейшие слова начальника способны повергнуть в уныние:

– Суммарно наберётся где-то три роты. А в учебном батальоне солдат чуть меньше, чем в обычном полку.

Не знаю, какие сейчас штаты в пехотных полках, но в моё время это где-то около тысячи. Двумя ротами с такой оравой не справиться.

– Что будем делать? – задаёт общий вопрос за всех Миша.

– Обороняться и тянуть время, – отвечает Смушко. – Оно играет за нас.

Глава 14

Осада была вялотекущей: наблюдался тот случай, когда по-настоящему буйных мало, а одного из вожаков мы изолировали. Время от времени в нас постреливали, то и дело пули чиркали по стенам, однако на серьёзный приступ никто не шёл.

Поскольку и нам было носу не высунуть, ситуация складывалась патовая.

Телефонная связь пропала: то ли перебили провода, то ли по Ленинским заветам захватили и телефон, и почту, и телеграф. Последние новости, которые успели передать извне, оптимизма не внушали. Власть в городе захватили мятежники. И, что могло бы показаться забавным, не происходи это сейчас и со мной, каждая из сторон конфликта считала другую контрреволюционерами.

От такого дикого сюрреализма мозги могли вскипеть у кого угодно, не только у меня. А ведь люди уже несколько лет живут с этим.

Из допроса комбата я понял, что буча в батальоне началась сразу после арестов, устроенных ГПУ. Похоже, под горячую руку чекистов попал не только Раздобреев, но и несколько бойцов, не замешанных в эту дикую историю с грабежами. Может, со временем в ГПУ и сами бы разобрались что к чему и выпустили бы непричастных, но было поздно: в части полыхнуло и ещё как.

Комбат сам был замазан в грязные делишки Раздобреева, если бы правда всплыла – его бы ждала незавидная участь. Он не нашёл ничего лучшего, как оседлать этот процесс и направить в нужное русло.

Как он собирался выпутываться дальше? Какие у него были планы после захвата власти? Есть люди, которые живут даже не сегодняшним днём, а только текущим моментом. Комбат Федотов принадлежал к этой когорте.

Он сидел напротив меня, жалкий, съёжившийся, губы у него тряслись – а у меня чесались руки проехаться ему по физиономии. Если есть на свете справедливость, гадёныш обязательно получит своё – успокаивал я себя.

Федотов словно прочитал мои мысли – бросил короткий взгляд в мою