Боксер-7: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров

могло произойти. Бывали случаи, когда из-за таких вот случайно поднятых на поверхность историй люди и должности теряли, и в тюрьму садились надолго. И полицейский понимал это еще лучше, чем я.

— Ну ладно, — наконец произнес он. — Если заявление отозвано — так и быть, идите отсюда все. Только постарайтесь больше ни в какие истории не попадать. А то завтра выяснится, что у кого-то младший брат хочет музыкой заниматься, и ему скрипку купить не на что.

Мы вежливо заулыбались и, как говорится, «организованной толпой» покинули участок.

— Ну ты, Мишаня, и дипломат, — облегченно улыбнулся Григорий Семенович. — Такую вдохновенную речь им тут выдал! И главное — все по делу. Я бы так быстро не сообразил!

— Да, тебе бы не в бокс, а куда-нибудь переговорщиком бы идти, — поддакнул Славик Калганов. — Или, действительно, адвокатом каким-нибудь. Честно скажу, не знаю пока еще, какой ты боксер, но язык у тебя подвешен будь здоров!

— Мишка у нас такой, да, — гордо заметил Сеня. — Он знаете в каких ситуациях с людьми умеет договориться!

— Сень, хорош, — оборвал его я. Мне никогда не нравились эти хвалебные речи в мой адрес, а сейчас-то они были и вовсе не очень уместны. — Ты, между прочим, сам сегодня здорово себя проявил, я от тебя тоже такого не ожидал.

— Да ладно, — покраснел Сеня.

— Хорошие вы ребята, я смотрю, — подала голос продавщица, которая до этого момента, казалось, внимательно прислушивалась к нашему разговору, хотя ничего по-русски и не понимала. — Это очень здорово, что вы зашли ко мне и я смогла забрать заявление. А то ведь пострадали бы невиновные люди. А вам на чемпионате выступать надо, и потом еще домой ехать.

— Хорошие люди всегда сумеют между собой договориться, — с достоинством ответил я.

— Слушай, откуда ты всех этих знаний-то понахватался? — поинтересовался Тамерлан.

— Каких еще знаний? — переспросил я.

— Ну, про их журналистов и все такое, — пояснил казах. — Откуда ты знаешь, о чем они тут пишут?

«Так, сейчас опять главное — не сморозить что-нибудь про интернет и желтую прессу», — подумал я, делая вид, что увлечен созерцанием немецкой улицы.

— Так это же естественно, — стараясь тщательно подбирать слова, объяснил я. — Ну вот припомни, о чем у нас пишут, если что-то случилось? Ну, там, кража какая-нибудь крупная или растрата казенных средств? Сразу начинают выяснять — а кто был начальник, а кто допустил, а как к нему относились на работе, в партячейке и так далее. Думаешь, у них здесь как-то принципиально по-другому?

— Ну вообще да, — согласился Тамерлан. Похоже, мое объяснение его вполне устроило.

— Ладно, ребята, — подала голос продавщица, когда мы поравнялись с дверями ее магазина. — Мне пора на работу. Желаю вам успешных выступлений на чемпионате! Всем ауфидерзейн!

— Подождите, — остановил я ее. — А у вас в магазине спортивная форма для девочек продается? Ну, для совсем маленьких, лет семи?

— Конечно, — кивнула женщина.

— Пошли, — коротко сказал я, обращаясь к Ульриху. Тот непонимающе пошел за мной, озираясь на остальных.

Внутри магазина я сразу попросил показать отдел для девочек.

— Выбирай, — так же немногословно сказал я Ульриху. — Какая нужна твоей сестре?

— Нет, нет, я так не могу, — запротестовал он, наконец поняв, о чем идет речь. — Не надо, слушай, я и так себя чувствую, как не знаю кто. Вы из-за меня втянулись во всю эту историю, и ты мне теперь еще что-то покупать хочешь…

— Почему это тебе? — отрезал я. — Я не тебе покупаю, а твоей сестре. Ребенок-то ни в чем не виноват. А там — кто знает, может, это будущая гордость вашей страны. Неправильно будет лишать ее шанса заниматься тем, чем она хочет. А с тебя, кстати, говоря, все деньги, которые ты взял с нас за ворованную одежду.

Мой немецкий был еще дальше от идеала, чем у Григория Семеновича. Поэтому я даже не понял всех слов, которыми Ульрих благодарил меня за подарок, параллельно пряча от меня глаза — видимо, ему и правда было перед нами стыдно. Зато внутри меня появилось то приятное чувство, когда сделал для кого-то что-то очень важное. Я называл это ощущение «Сегодняшний день прожит не зря». А такое не измерить никакими деньгами. Тем более что я и не руководствовался никакими соображениями, мне просто почему-то вдруг стало жалко ту маленькую девочку, которая может навсегда потерять свою мечту из-за того, что у ее семьи недостаточно денег. Я много повидал таких ситуаций и прекрасно понимал, что это такое.

Кстати, о деньгах. Вернувшись в гостиницу, я первым делом рассчитался с пацанами, вернув им купюры, отданные за несостоявшиеся покупки.

— Да, жаль, конечно, что все вот так получилось, — задумчиво протянул Сеня. — Я так хотел в фирменной курточке походить!

— Ну зато у полиции к нам вопросов больше нет, — резонно заметил Славик. — А то я уже, честно говоря, приготовился письма домой писать…

— Да ладно, — махнул рукой Тамерлан. — Разобрались бы, я думаю. Мы же действительно ничего не крали.

— Ну, знаешь, — возразил Славик. — То ли разберутся, то ли нет — это еще бабушка надвое сказала. Да и потом, если даже и разберутся — сидеть за решеткой, пусть даже и недолго, все равно удовольствие ниже среднего.

— Это да, — согласился Тамерлан. — Но, как говорится, и на том спасибо. Эх, я бы сейчас этого Дениса встретил — так бы портрет ему подпортил, что он всю оставшуюся жизнь боялся бы даже к витрине с одеждой подойти!

— Не ты один, — заметил Славик. — Ладно этот Ульрих — если он действительно из-за сестры, то его хотя бы понять можно. Но этот-то! И кого решил обувать — своих!

— Все равно в итоге все при своих и остались, — грустно констатировал Сеня. — Они — без денег, а мы — без хороших вещей.

— Ладно, пацаны, не расстраивайтесь, — сообщил я. — Пока мы шли к вам в участок, я договорился с продавщицей, что после чемпионата мы все вместе зайдем в этот магазин и купим все, что нам понравится. Она сказала, что если среди нас будет чемпион Европы, то