Наука и христианство: история взаимоотношений - Денис Анатольевич Собур

уяснил себе, что такое есть «я» (т. е. имеет содержание этого понятия), тот тем самым сразу и необходимо имеет и реальность «я».227 Собственное «я» невозможно адекватно помыслить несуществующим. Человек утверждающий: «меня – нет», совершает явную логическую ошибку.228 Рассуждения Ансельма ставят целью показать, что таким же нарушением логики является утверждение «Бога – нет». Это доказательство обращено не во внешний мир, а, напротив, обращается к внутреннему опыту. Из внешнего мира невозможно познать, что «я – существую». Так же и истина бытия Бога познается человеком в глубинах его души.

Онтологическое доказательство в дальнейшем встречается у многих философов, в частности, у Бонавентуры, Декарта, Лейбница. С самого своего возникновения оно вызвало бурную критику – его отрицал, скажем, Фома Аквинский. И. Кант считал, что ему удалось опровергнуть и рассуждения Фомы и доводы Ансельма. Но онтологическое доказательство получило дальнейшую жизнь в трудах Гегеля, С.Л. Франка, Н.О. Лосского.229 Исследования Норманна Малькольма, опубликованные в 1960 г., показали, что Ансельму удалось доказать, что «понятие возможного существования или возможного несуществования не могут быть применимы к Богу. Существование Бога либо логически возможно, либо логически невозможно».230 То есть, согласно Малкольму, утверждение «может быть Бог есть, а может и нет» лишено логического смысла.231 Ни кто иной как, знаменитый философ и атеист Б. Рассел признал: «Ясно, что к аргументу с таким историческим шлейфом следует отнестись со всем уважением, имеет он доказательную силу или нет. Никто до Ансельма не выразил его в такой обнаженной логической форме. Стремясь к чистоте, он, возможно, не досчитал похвал: но даже это нужно поставить ему в заслугу».232

Осуждение тезисов Аристотеля – рассвет новой науки

В XIII веке схоластическая философия достигла своего максимального развития. Эпоха Средневековья подходила к концу, европейская цивилизация вступала в новую эпоху своего развития. Знаменательной датой становится 1270 год, когда парижский епископ Этьен Тампье издает указ, осуждающий ряд положений Аристотеля.233 Указ содержит 13 тезисов, среди которых учение о вечности мира, о влиянии звезд на судьбу, об отсутствии свободы воли и т.д. В 1277 году выходит второй указ осуждающий уже 219 тезисов, среди которых были и тезисы Аверроэса и даже некоторые положения Фомы Аквинского. Таким образом, авторитет Аристотеля в области философии был поставлен под сомнение. Это осуждение сыграло огромную роль в истории науки, став первым серьезным выступлением против авторитета Стагирита. Историк науки Пьер Дюгем справедливо считал этот указ – «зачатием» новоевропейской науки.234

Роль трудов Аристотеля в создании европейской науки невозможно переоценить. Но, усвоив Аристотеля, европейцам нужно было двигаться дальше. Осуждение тезисов Аристотеля сделало еще более актуальной задачу дальнейшего развития философии. Как пишет В.Н. Катасонов, после осуждения, «строить космологию по Аристотелю было уже невозможно… И парадоксальным образом это осуждение, это, казалось бы, внешнее препятствие для мысли, вдруг оказалось стимулом для разработки новых плодотворных точек зрения».235

Как показал Дюгем, осуждение 1277 года способствовало изменению самого метода физики. В Аристотелевской науке не было места эксперименту.236 В целом она строила науку изначально исходящую из логических предпосылок. Аристотель исходил из причин вещей и только потом переходил к самим вещам. Но осуждение 1277 года ударило как раз по метафизическим предпосылкам Аристотелевской науки, что неизбежно ставило под сомнение всю систему. Как пишет В.Н. Катасонов: «Начала физики превращаются из достоверных, необходимых посылок в гипотезы, а сами космологические теории постепенно приобретают тот смысл слова «теории», который она имеет для нас сегодня: как некоторой предположительной, одной из возможных схем действительности, более или менее удачно описывающей, «спасающей» феномены».237 Для выяснения какая схема используется в действительности бесполезно ограничиваться лишь теоретическими рассуждениями. Всемогущий Творец мог сотворить мир различными способами. Для того чтобы выяснить, какой из множества логически возможных способов Он предпочел, необходимо обратиться к самому Божественному творению.238 Таким образом, как показал Дюгем, истоки новой европейской науки лежат вовсе не в XVII веке, а гораздо ранее, в трудах схоластах XIII-XIV столетий.

Вот как историк философии Дж. Реале характеризует технические достижения XIII века: «В трудах Альберта Великого, Роберта Гроссетеста, Роджера Бэкона, Целека Витело, Теодорика Фрайбургского медленно прорисовываются очертания экспериментальной науки. О чем бы ни зашла речь – о системах рычагов, гидравлическом прессе, механических часах, ткацких станках, дробилках, ветряных мельницах, линзах, бумагопроизводстве, рудниках, порохе, – все это в экономически развитых формах вклад европейского Средневековья. И хотя современные научные технологии обитают вне царства философии, останется фактом истории, что гении экспериментальной науки, будучи теологами, были внутри традиции, освещавшей равновесие мирского и божественного». Наиболее яркой фигурой знаменующей переход европейской науки к новой эпохе является францисканец Уильям Оккам.

Уильям Оккам – автономия веры и разума

Уильям Оккам (1280-1349) является последним крупным философом эпохи схоластики и одним из родоначальников нового научного метода. Оккам также знаменует собой поворот и в духовном мире западных европейцев. Он начисто отвергает все попытки согласования веры и разума. Истины веры и доводы разума несовместимы. Между ограниченным человеческим разумом и Божественным Откровением лежит пропасть. Вера настолько превосходит любые доводы разума, что опираться на его помощь – бессмысленно. Разуму остается лишь изучение окружающего мира.

Оккам изгоняет разум из области веры: с этого момента их границы более не пересекаются. «Откровение – единственное зеркало, где можно увидеть подлинный лик Бога».239 Богослов, по Оккаму, не должен заниматься ссылками на разум. Напротив, он должен показать недостижимость для разума истин веры. Принятие или непринятие христианского Откровения становится уделом исключительно воли, разуму остается лишь заниматься областью наук. Философия и богословие имеют и разные области, и разные методы. Оккам дает новую жизнь теории двойной истины, провозглашая «верю и понимаю». Как заключает Дж. Реале: «На усилиях поколений схоластов, мучительно добивавшихся примирения разума с верой, поставлен крест».240 Трещина, между волей человека и его разумом, существовала всегда. Оккам превратил ее в пропасть.

Отказ Оккама от рационального познания Бога приводит к изменению жизненных приоритетов западных исследователей. Признание непостижимости Бога приводит к потере интереса к нему. Непостижимый Бог постепенно становится неведомым Богом. Европейская наука углубляется в изучение окружающего мира, начиная забывать его Создателя. С одной стороны, такое развитие приводит к выдающимся успехам в области естествознания. Но с другой стороны, это приводит к разделению прежде единой человеческой личности на автономные части. Области разума и веры становятся независимыми, а со временем начинают и противопоставляться друг другу. В это же