Презумпция вины - Анна Бабина

– Ага. С девочкой в синем разговаривает.

– И ты его прогнала?

Яна даже жевать перестала.

– Ага. Не люблю таких.

– Ну ты даешь! Ты его не знаешь, что ли? Это Яблонский. С кафедры Нового времени.

– И что?

– А то! Ты его книги по итальянскому Возрождению не видела никогда?

– Господи, он что, препод?

– Конечно, – агрессивно прошептала Яна. – Ты ему сильно нагрубила?

– Так… блин, конечно, если бы я знала…

– Не грузись. Он хороший чел, думаю, не обидится. Поржет со своими кружковцами да и забудет.

– Кружковцами?

– Да, кружок по итальянскому искусству. Правда, собираются они редко. Но у них интересно. Я разок была.

Зоя аккуратно скосила глаза на Яблонского. Он разговаривал с двумя студентками.

– Кофе пей, он чуть теплый. Остынет – в рот не возьмешь. Бурда, – Яна промокнула губы салфеткой и посмотрела на часы. – Пора бы Смаргадову уже быть. На столько разрешено опаздывать только худруку Мариинки. Знаешь эту фишку, да? Из-за него вечно задерживают спектакли.

Зоя кивнула и попыталась еще раз исподтишка посмотреть на Яблонского. На сей раз ей не повезло – они встретились взглядами. Он, кажется, ухмыльнулся, а она поскорее опустила голову и уставилась в крышку стола.

Студенты поколениями оставляли следы на темном дереве.

«Они убили Сократа, сволочи!»

«Между кем и кем были греко-персидские войны?»

«Если тебе скучно, нарисуй вагончик».

За последней надписью тянулся целый состав разнокалиберных вагончиков.

Вдруг все задвигались, загудели в лад – так сливаются воедино звуки настройки оркестра перед увертюрой.

Яна зашуршала, комкая бумажный пакет.

– Наконец-то.

В лекторий пружинисто вошел Смаргадов.

К концу встречи он Зое понравился: неожиданно обнаружилась органичная самоирония, которой большинство актеров лишены напрочь.

Он разворачивал и сам читал вслух трогательные бумажки, которые приплывали по рядам. Организаторы встречи создали специальный чат для вопросов, но затея провалилась: внутри лектория мобильная сеть не работала, а слабосильный факультетский вай-фай постоянно отваливался, выдавая плашку с виноватым сообщением.

После встречи слегка утомленного Смаргадова обступили охотники за автографами. Яна попросила сделать селфи.

Яблонский стоял у выхода со смазливой блондинкой и что-то объяснял, активно жестикулируя. Зоя с трудом пробилась к нему.

– Константин Евгеньевич! Можно вас на секундочку?

Все полтора часа она пыталась открыть его личную страничку на сайте университета. В итоге загрузилась только краткая биография. Ладно, хоть имя-отчество узнала.

Яблонский обернулся, увидел Зою и сразу избавился от собеседницы. Это удалось ему мастерски: пара слов, почти случайное касание рукой, и блондинка, сияя, исчезла.

– Константин Евгеньевич, простите меня. Я не знала, что вы преподаватель.

– Господи, какая ерунда, – он брякнул смешком. – В сущности, вы ведь были правы. Это я снагличал и занял чужое место, не спросив. Я прекрасно видел, что там стоит ваш пакет. И все равно сел. Вас как зовут?

– Зоя.

– Интересное имя. Зоя. По-древнегречески означает «жизнь». В святцах используется форма Зоис. Красиво звучит. Жаль, редко встречается сейчас.

– Это в честь бабушки.

Подошла Яна, победно размахивая фотографией с автографом.

– Константин Евгеньич, здрасте.

Зоя, сколько ни пыталась, не смогла отучить ее от этого раздражающе-провинциального «здрасте».

– Яночка! Это ваше место я вероломно пытался занять?

– Мое. Константин Евгеньич, а кружок в этом году будет?

– Да, конечно! Думаю, к концу ноября соберемся. Докладчик уже есть, Вика Флавицкая. Тема восторг! «Интерпретация темы “Анна втроем” в ренессансном искусстве». Будет профессор из Мухи. Жду! Зоя, приходите тоже.

– Приду.

После многих часов в тепле на Зою напала дрожь. Пришлось застегнуться наглухо, спрятав миленький цветастый шарф. Поздно: холод влез под пальто и увил тело.

Ветер вслепую ощупывал пустую площадь, подгоняя скрученные листья. Они ползли через пешеходный переход вереницей калечных существ и выскакивали на набережную, под колеса, на верную гибель.

Фонари в сетке проводов раскачивались туда-сюда, плясали тени.

С Невы дохнуло холодом, гибельным петербургским предзимьем.

– Инферно какое-то, – вытолкнула Зоя сквозь сжатые зубы.

– Ко мне пойдешь? Можем вместе материалы к семинару почитать.

Зоя мотнула головой.

Над их головами неслись невидимые тучи.

К северу.

Навстречу зимней беде.

На кружок Зоя опоздала.

Однажды в детстве, когда она, обламывая ноготки и путая петли, застегивала клетчатое платьице и тянула к пупку тесные колючие рейтузы – проспали и опаздывали на утренник – мама сказала ей: «Не бойся. Это к лучшему. На опаздывающих всегда смотрят. У нас на работе есть Авия Семеновна, так она всегда приходит минут через пятнадцать после того, как все соберутся, чтобы на нее смотрели. Заходишь с высоко поднятой головой и улыбаешься – все простят».

После этого Зоя не то чтобы специально начала опаздывать, но больше не видела в этом ничего смертельного. Она задирала нос к потолку и старательно улыбалась. И ей, кудрявой, ангелоподобной, действительно почти всегда прощали. Все, кроме школьной химички, но та была едкой, как рыжий муравей.

Когда Зоя вломилась в аудиторию – скользить, идти на цыпочках, ползти по стенке было не в ее привычках – Флавицкая уже вовсю вещала про фреску в Оратории Пьемонта. Круглые очочки прыгали на ее курносом, словно обрубленном, носике. Дверь за Зоей заскрипела, и Флавицкая поморщилась.

Яблонский стоял слева от трибуны, скрестив руки на груди. Вся его фигура казалась какой-то свободной, текучей, лишенной лишних шурупов. При виде Зои он качнул головой с веселой укоризной.

Зое пришлось пересечь зал, чтобы сесть на свободное место возле Яны. В какой-то точке она ворвалась в луч проектора, сделалась на миг бело-зеленой, узорчатой, а на экране за спиной Флавицкой проплыла, словно большая рыба, закрывая очередную Anna selbdritt, ее взлохмаченная голова.

После заседания Зоя подошла к Яблонскому:

– Здравствуйте, Константин Евгеньевич!

Она нарочно избегала провинциального «здрасте» и «Евгеньич» – мама говорила, так лучше, столичнее. Еще требовала говорить «полиэтиленовый пакет» вместо «целлофанового», мол, выдает.

Яблонский сразу повернулся к ней, и курносая Флавицкая шумно выдохнула.

– Как вам заседание?

– Очень здорово, – Зоя неожиданно для себя смутилась. – Доклад был замечательный.

Наградой ей послужила кислая мина Флавицкой.

– Не хотите тоже выступить?

– Хочу.

– Так за чем же дело стало? Выбирайте тему, присылайте мне черновик – и вуаля! Определим дату, сделаем афишу. Мирра?

Из-за спины Яблонского выступила еще одна девица, крепкая, с золотистыми волосами, точь-в-точь луковка.

– Сделаем. Вы только команду дайте, Константин Евгеньич.

– Ты зачем в его фан-клуб полезла? – отчитывала Яна Зою, пока трамвай тащил их в сторону залива. – Они тебя сожрут. Он же их божество!

– Да никуда я не лезла. Он просто очень приятный – и все.

– Да, кажется милым. Но есть в нем что-то… Какая-то червоточина, что ли. Даже не знаю, как объяснить.

– Третий сезон «Битвы экстрасенсов».

Зоя уставилась в окно, за которым проплывали обрюзгшие, с соловыми окнами, дома.

За доклад Зоя села только в середине декабря. Они долго не могли определиться с темой: Яблонский требовал, чтобы она сузила предмет исследования. «По таким темам, Зоя, пишут диссертации лысые пузатые дядьки!» – отстучал он ей сообщение в мессенджере.

Следующее было такое: «И вообще, давайте созвонимся на неделе. Так процесс пойдет быстрее!»

Созвонились.

Сошлись на «Новаторстве Джотто в капелле Скровеньи».

Текст она написала быстро, но Яблонскому не понравилось. Он прислал ей список источников, половины из которых в электронном виде не существовало.

И, словно издеваясь, позвонил на следующий день:

– Приветствую! Литературку подобрали, Зоя?

– Нет, – она была расстроена, устала, успела поругаться по телефону с матерью из-за какой-то ерунды. – Мне вообще кажется, что я немного поторопилась с докладом. Ничего не выходит. Может быть, передвинем заседание на второй семестр? За каникулы я все найду…

– У нас так не делается, – голос у Яблонского был не сердитый, скорее расстроенный. – Мы готовим всего один доклад, параллельно я ни с кем не работал. Получается, что у нас не состоится новогодний кружок. А это значит, что Варвара Николаевна может убрать нас из плана, забрать часы, зал, финансирование – небольшое, но все же оно существует… Вы же понимаете, что качественный доклад потом можно подредактировать и превратить в публикацию, которая пригодится вам в будущем?