Человек за бортом - София Цой

говорила, что в вас есть то же, что живет в нас, – и я ей верю. Я верю ей, потому что сам это чувствую. Вы Капитан, Софи. Не по званию, не по статусу, а по духу. Я думал, что таких, как вы, не бывает. Вернее, уже не может быть.

Он повернулся ко мне, приложив перебинтованную ладонь к броши с эмблемой Лиги. В глазах, как и в голосе, искрились отчаяние и печаль. После взрыва я боялась, что больше не увижу этих глаз, поэтому смотрела в них не стыдясь, разглядывая покрасневшие веки и длинные ресницы.

Мне так много хотелось спросить. «Почему вы спасли меня? Почему пожертвовали собой? Что значит по духу? Почему уже не может быть?» Что-то подсказывало мне: согласившись, я удовлетворю свое любопытство. Это что-то и произнесло за меня:

– Я вам помогу. Но я должна кое о чем предупредить, Элиот.

Он торжествующе улыбнулся:

– О вознаграждении не беспокойтесь. Оно будет щедрым и своевременным – как только я решу это недоразумение с Валентином.

– О нет, я не об этом… – смутилась я.

Бинт скрыл морщины на его лбу, когда он удивленно приподнял брови:

– Прошу прощения. Тогда о чем же?

– Я хочу, чтобы вы знали, что выбираете человека, которого в редакции L’Ermitage никогда не читали и даже не видели. Никакой газетный или журнальный авторитет не хвалил меня, а редакторы чаще оценивали мой текст словом «сносно» или вовсе критиковали. Винсента придумала историю с L’Ermitage, потому что она лучшая подруга на свете и хотела, чтобы вы заинтересовались мной.

Повисла пауза. Наконец Элиот не выдержал и широко улыбнулся – на бледных щеках появились совершенно очаровательные ямочки.

– Что ж, у нее это получилось. Правда, еще до L’Ermitage, – проговорил он и, кажется, заметил, как мое лицо заливает густой румянец. Я отвела взгляд, но Элиот продолжал смотреть на меня: – Спасибо вам за честность. Я осведомлен о вашем уровне письма и восхищен им. Он подходит для того, что мы хотим сделать. А насчет авторитетов и критики не беспокойтесь. Пока у тех, кто вас осуждает, предел – прийтись к месту, у вас мечта – войти в историю. Пройдемте?

Он кивнул в сторону лестницы и, когда я встала, предложил мне левую руку. Я аккуратно взяла ее – ощущался не только шершавый бинт, но и теплота его большой ладони. Без золотых колец пальцы выглядели изящнее, тоньше. На запястье у него сверкала драгоценность от ювелирного дома Cartier – тонкие золотые часы с браслетом в виде согнутого гвоздя. Видимо, даже бинты не могли препятствовать роскоши.

– На ужин вроде бы сибас… под лимонным… Забыла, простите.

– Сибас под лимонно-соевым соусом с жареной цветной капустой и шатобрианом. По моему распоряжению, – проговорил Элиот с тихой гордостью, пока мы медленно спускались.

– Вы сами составляете меню?

Он кивнул.

– Люблю кухню. Она благоухает. В целом люблю ароматы – это тоже своего рода музыка. Я хотел бы выучиться на шеф-повара, открыть ресторан – ну, так, помимо всех остальных амбиций. Однако это едва ли исполнимо. Открыть ресторан – еще, может быть, возможно, но мое самоличное творчество на кухне вряд ли одобрят.

– Думаете, вашему появлению на кухне удивятся, даже несмотря на вашу любовь к этому делу?

Он оперся правой рукой о мраморные перила и, чуть поморщившись, продолжил:

– Скажем так: прислуга убеждена, что от кухни ничего не останется, едва они пустят меня на порог. С одной стороны, грустно, что они такого мнения обо мне. С другой, зачастую преуменьшение своих возможностей – это только способ их расширения. Я не готовлю, а потому имею возможность заниматься чем-то другим – разумеется, в пределах того, что от меня ожидают. – Его губы тронула легкая усмешка. – Как говорил Келси: «Не надо рвать шаблон, ведь только на этом полотне мир и держится».

Следующий шаг дался ему с трудом, и он сжал мою ладонь. На лбу выступили капельки пота.

– Элиот, вы можете о меня опереться, так будет легче, – предложила я.

Поколебавшись мгновение, он прошелестел «спасибо» и переместил свою руку мне на плечо. Я тут же ощутила ее тяжесть, а еще – пряный и терпкий аромат парфюма. Мы сделали шаг, но очень нескладно. Второй. Мне казалось, что я скорее мешаю. Тогда я обвила его талию, и мы ступили уверенно.

7

Софи Мельес

В просторном зале с колоннами мы сели за овальный стол. За ним, по левую сторону, уже сидели Келси и Найджел, напротив них – Винсента и Освальд. Место во главе стола, вероятно, предназначенное для Элиота, пустовало, как и место справа от него. Если бы лакей в синей форме не отодвинул резной стул, я вряд ли подумала бы, что это место оставлено мне.

Когда все собрались, Элиот произнес молитву, и мы приступили к трапезе. Серебряный продолговатый сибас в окружении поджаренных кочешков цветной капусты был удивителен не только на вид, но и на вкус. Собственно, вкус тающей во рту рыбе придавал именно ароматный соус шатобриан. Прежде я не пробовала ничего подобного и изо всех сил старалась есть медленно. Казалось, Капитаны не особо были увлечены едой: составление плана будущей статьи о Валентине было важнее. Я только и успевала, что кивать и говорить «да-да». Когда подали крем-брюле с малиной, я не сдержалась и закатила глаза от удовольствия:

– Господи, как же это вкусно!

– Спасибо, Софи. Хоть кто-то оценил, – улыбнулся Элиот и тут же поменялся в лице, оглядев всех с наигранным укором.

– Я не оценил сибас, потому что соус шатобриан подается исключительно к говяжьей вырезке, – парировал Келси.

– Верно, не спорю. Однако мне кажется, вышло очень даже неплохо.

– А мне кажется, что лучше было бы с мясом.

– Келси, просто скажи, что ты хотел бифштекс, – наклонился к нему Найджел.

– Неправда, – смутился Келси. – Но правила подачи существуют не просто так.

– Ты знаешь, что я думаю о правилах, – хмыкнул Элиот.

– Для Ричмондов правила не писаны, – произнесли остальные чуть ли не в один голос.

У меня неосознанно вырвался удивленный смешок, и, когда я посмотрела на Элиота, он подмигнул мне – как мне показалось, с гордостью.

После ужина мы поднялись на второй этаж. Арка справа от лестницы длинным коридором уходила в покои Элиота. Весь зал выглядел как перевернутая буква L. Между колоннами, на одном уровне с огромным зеркалом над камином, закрытым резной белой мебелью, журнальными столиками и вазами, висели нежные импрессионистские полотна. Из высоких, утепленных длинной портьерой окон на белый рояль, наряженную елку и тусклый островок над лестницей, куда лакеи поставили небольшой овальный письменный стол и четыре стула, лился голубой свет. Вдоль стен вспыхнули хрустальные канделябры. Служанки в синих платьях принесли стопку белоснежной бумаги, серебряные перья, стеклянные чаши для туши и заточенные карандаши. Журнальный столик с газетами встал под ближайшим окном. Там же встала и худенькая служанка Леа.

– Мадемуазель Софи, мсье Ричмонд назначил меня вашей личной помощницей. Просите меня о чем угодно, все ваши пожелания будут учтены, – поклонилась она.

– Спасибо большое. – Я поклонилась в ответ и поймала ее растерянный взгляд.

Винни, Найджел и Ос улыбнулись и развели руками, Найджел хмыкнул: «Привыкайте».

Винсента отвела меня в сторону и шепнула на ухо:

– Скорее всего, мы задержимся допоздна, и Элиот предлагает переночевать здесь. Конечно, только если ты хочешь. Слуги подготовят для нас гостевую спальню. Но, если хочешь, могу оставить тебя одну.

– Винни, – я почувствовала, что мои щеки пылают, – я не останусь в его доме одна. Ты должна быть со мной.

– Хорошо-хорошо, именно это я и сказала, – сквозь смех пробормотала подруга.

– Прекращай с этими непристойными намеками.

– Дорогая, как будто ты против.

– Винсента Мария Елизавета. – Я посмотрела на нее с укором.

Винни провела пальцами по губам и выкинула невидимый ключик.

Спустя несколько минут Найджел уже рассказывал мне о Валентине. К моему удивлению, Валентин был всего четырьмя годами меня старше – ему было 29 лет,