A&B - Tais

собой разумеющимся, как о некоей аксиоме, вовсе не требующей каких-либо доказательств. И вот сейчас они невольно все же задумались над сложившейся ситуацией. Им казалось, будто у них почву вырывают из-под ног. Их устоявшийся, привычный мир пошатнулся. «Да что за бред? Это невозможно! Но…А если он и в правду невиноват? Что же тогда? Кто они тогда? Что же они натворили? Нет. Этого просто быть не может. Нет. Нет…»— проносилось одно и то же у всех в головах. Шарифов заметил смятение остальных.

— Ты говорил о каком-то неопровержимом доказательстве его невиновности.

— Ах да, конечно. — Наигранное удивление на лице Себастьяна было крайне странным. — Тут все просто. Он не является убийцей, потому что реальный убийца стоит перед вами. И вы мило беседуете с ним уже невесть сколько времени.

Все взгляды тут же устремились на белобрысого. Такого никто не ждал, да и не вязалась его внешность худощавого интеллигента со всеми этими зверствами. Но ведь он признался! Только что!

— Если вы не верите, то можете спросить любую мелкую подробность про любую из жертв или, если хотите, могу рассказать в красках про любое убийство.

Зависло напряженное молчание. Никто не мог понять, этот парень шутит так или что? «Он убийца? Да нет. Убийца же там лежит еле живой. Но какой смысл ему врать? А какой смысл тогда вовсе признаваться? Что, вообще, происходит?»

— Как выглядела твоя первая жертва? — неожиданно раздалось позади парней. Это была Оливия. Она отказывалась верить, что этот белобрысый парень и есть убийца. «Он просто хочет выгородить своего приятеля. Какая глупость пособничать насильнику»

— Ты про Лилит? — Себ искусно сделал вид, будто задумался.

Услышав это имя, Оливия резко изменилась в лице. В последнее время никто не произносил ее имя. Если она и натыкалась на это имя, то только в новостях и официальных документах. Все боялись задеть ее лишний раз, не хотели бередить старую рану, не хотели напоминать о ней. Все вдруг решили, что лучше про нее забыть. Так будто ее и не существовало никогда. Но она была! Она жила! Смеялась, плакала, ошибалась, чувствовала боль, надеялась, строила планы на будущее, ужасно готовила, порой вредничала, гуляла с их пуделем Пикли, мечтала стать актрисой и любила. Любила так, как, вероятно, могла любить только она. Она любила всех и вся. И мир, в котором жила, и людей вокруг, и животных. Всегда отдавая себя без остатка. И пусть ее порой обманывали, обижали, оскорбляли, она все равно любила. Она часто повторяла: «Лучше я сто раз ошпарюсь, чем вечно буду носить тяжеленный скафандр, защищаясь от мира. Этот мир таков, какой он есть, и в нем есть место как доброте, так и злу, но именно поэтому мир прекрасен. Я не хочу от него прятаться, даже если он сделает мне больно». Оливия всегда считала это откровенным бредом. «Посмотри, что с тобой сделал этот «прекрасный» мир! Какая же ты все-таки глупая и наивная… была»

Погруженная в свои размышления, Оливия не ответила на вопрос белобрысого и даже пропустила некоторые его слова мимо ушей. Но Себастьян все равно продолжал говорить.

— … Длинные волосы до поясницы красивого пшеничного цвета. Прекрасные пухлые губы, пусть и не к месту накрашенные розовым блеском с мелкими стразами. Узкие, но выразительные глаза небесного цвета. Крайне хрупкое на вид телосложение. В тот вечер она надела короткие серого цвета шорты с плотными черными гольфами выше колена, вязаный рыжего цвета свитер, а сверху едко-желтого цвета пальто. Когда я ее увидел, я подумал, что ни эти вещи, ни цвета вовсе не могут сочетаться, но, как не странно, ей эти вещи очень шли…

«Это все было в новостях. Как глупо просто это пересказывать. Признай уже, что ты — наглый врун!»

— … И да, чуть не забыл. На ней еще было забавное, на мой взгляд, нижнее белье. Мало кто такое носит. Белое в мелкий рисунок мультяшных котиков. Веселенькое…

Услышав это, Оливия едва заметно побледнела. «Я помню это белье. Я ей его сама в шутку подарила на Рождество. В новостях не было таких деталей. Это посчитали слишком личным и интимным, поэтому ни фото, ни статей, где бы хоть вскользь упоминали про них, не было».

— … Я думаю, этого достаточно, чтобы ты убедилась.

Все глядели на белобрысого растерянно и с испугом. Никто кроме Оливии не мог знать, правда ли то, что он сказал или нет. А Оливия и слова выжать из себя не могла. Она лишь стояла и неловко хлопала ртом, словно рыба, пытаясь что-то сказать. Остальные косились на нее взглядами, но отводить их от Себастьяна надолго не решались. Шарифов решил нарушить тишину.

— Правда то, что он сейчас сказал, Оли?

Оли честно пыталась что-то ответить, но получилось лишь бессвязное мычание.

— Оли! Я спросил, это правда? — уже более настойчиво сказал Шарифов.

— А..ага. д-да…

— Но зачем? — внезапно вмешался Ли.

— Зачем, говоришь… «Мало ли какой мотив может быть у больного на голову человека?» — твои же слова?

— Но… — Ли запнулся. Он хотел бы сказать, что тот вовсе не похож на маньяка, что стоит прекратить врать и много чего еще, но все это теперь казалось ему неправдоподобным.

— И что теперь вы собираетесь делать? — Себ все так же был спокоен и холоднокровен.

Единственным из всех только Шарифов сохранил способность к действию. Он выхватил электрошокер из рук Оливии и немедля направил на Себа. Проволока-леска выскочила и впилась в его руку, но белобрысый и бровью не повел. Всех это удивило еще больше.

— Она весь заряд в Хиро всадила. Можешь не пытаться, — все тот же размеренный тихий голос.

Он небрежно смахнул леску со своей руки, будто назойливую муху, и прямо смотрел в глаза Шарифова без тени страха. В этот момент Ли решил повторить попытку неудачливого Бастера и зашел за спину Себа настолько тихо, насколько мог, и, пытаясь схватить его на удушение, начал заносить руку. Себ резко развернулся и попал локтем ему под ребро. От резкой боли Ли согнулся. Шарифов решил не упускать момента и попытался точно так же взять на удушение, но куда быстрее. Себ заметил это, и, легко извернувшись, ударил его в солнечное сплетение. К сожалению, он совсем забыл про валяющегося в ногах Бастера, едва ли подающего признаки жизни. Тот во время удара успел схватить Себа за ногу, на которой он стоял, и, притянув ее к себе, повалил его на землю. Пока Шарифов боролся с приступом удушья, Ли со всей силы ударил