Выйду замуж за спасателя - Янка Рам

это снять, как слышу из гостиной недовольный голос свекрови.

— А-а-а-а-а!!! — подпрыгиваю на месте от ужаса.

Ты зачем её пустил?! Боже.….

Глава 19 — Мальбертовна

— Ирина Альбертовна, — представляется бабушка.

И я сразу же отдупляю, что это не Верина мать, а мать гнома. Сходство налицо.

Карие шныряющие глаза. И такое же недовольное выражение, но уже на женском обрюзгшем лице. Морщины начинающиеся в уголках рта, скорбно обрамляют подбородок. Нос длинный....

Неприятная дама. Но.... бабушка!

— Добрыня Никитич, — представляют я.

— Шутите, молодой человек? Я шуток не понимаю.

— Никак нет.

— Имя какое у вас странное. Родители придумают глупые имена, дети всю жизнь потом мучаются. Старшую вот Алиной без спроса назвала. Что за имя такое — Алина. Нерусское какое-то. С младшей уж мы не позволили...

— М-м-м.... - понимающе мычу я провожая её в дом. — Поня-я-я-ятно.

Младшая, значит, в честь бабки?

Неприятная — не то слово!

— Готовит хоть что-нибудь она? Или так и кормит детей подножным кормом?

Мне кажется, она даже не со мной говорит, а больше сама с собой. Потому что, ответов она не ждёт.

— Она сразу такая ленивая была. Девочек и до двух лет грудью не докормила. Мать! — скептически. — Я своего сыночка до четырех с половиной кормила ради иммунитета. И зубы и волосы потеряла. Все для него....

— Я-я-я-ясно.... - дёргаю бровями, слегка охуевая.

— А я, чтобы дитя хорошо кормить, уже после его рождения пошла на повара учиться, не поделилась сменить специальность. Хоть и трудно было! Работала потом в шикарном ресторане. Люди меня по имени знали, презенты носили. А как Алина в школу пошла, все ведь бросила, устроилась в эту школу в столовую, чтобы присматривать, да кормить хорошо. На Веру то.... надежды никакой не было. Алина-то у нас дистрофиком росла. Совсем не ела. Пришлось все бросить... Все ради детей... Нашел невестку сын, вот до сих пор мучаемся. Детей спасать надо... Вцепилась в них, не выцарапать. А зачем они ей, коли по мужикам пошла?

Ебанутая! — ставлю вердикт.

— Проходите. Ира собирается. Поспасаете её сегодня до вечера, — пытаюсь пошутить я.

— А Вера что.... Ни по дому ничего не хочет делать, ни работать не хочет... - продолжает она монолог.

Упирая руки в бока, разглядывает наш лёгкий бардак после утренних сборов детей.

— Нда..... Такую хозяйку куда не пусти, везде свинарню устроит. Ира! Ну что ж ты нечесанная, — замечает Иринку на лестнице.

Та молча и страдающе взирает с лестницы, держа за ногу вязанного зайца.

— Ты почему не здороваешься? — оскорбляется на девчонку. — Или совсем голову отбила уже и бабушку позабыла.

— Ждравштвуйте, Ирина Мальбертовна.

— К логопеду хоть водит тебя мать?

— Нет. Мне не надо. У меня жубы выраштут, и я не буду шепелявить.

— Ленивица! Неужели сложно ребенка водить. Все равно же не работает... Только алименты сосет.

Внутри меня начинает накалять.

Сжимаю челюсти, запуская внутренний отсчёт до эвакуации этой токсичной бабки. И нет, не потому что я её собираюсь спасать, а потому что, эвакуация переводится с латыни как.... "опорожнение". Вот вообще наш случай!

— Ну что встала-то, как вкопанная?! Надевай куртку, сапоги... До сих пор ребенка самостоятельно одеваться не научила.

Поджав губы, Ира идёт мимо меня.

— Ты хоть завтракала? — пытает её.

— Жавтракала.

— Чем? Бутербродами поди??

— Шупом! — ворчит ядовито Ира. — Ш тештелями!

— Распустилась совсем.... - сетует Мальбертовна.

А может, Иришку на Чужого лучше взять? Тот Чужой будет погуманнее её бабки! — проносится мысль.

Бабка переводит взгляд мне за спину.

Осуждающе цокает.

Поворачиваюсь за её взглядом.

Повисает пауза.

Вера.... Вау какая Вера! Красавица.

Ей, как Царевне-лягушке надо шкурку сжечь! Прячет такую ляпоту в балахонах своих.

Вера расстроенно заламывает пальцы. Лицо в контрастных пятнах.

— Нарядилась она! Лучше бы детям каши с утра сварила.... Будерброды едят, желудки портят.

— Здравствуйте, Ирина Альбертовна, — вздрогнувшим голосом здоровается Вера.

— Здравствуй-здравствуй... Поболеть ты тоже мастерица. Вот... рассказываю твоему мужу, что ты за фрукт.

— А я в курсе, что Вера за фрукт, — решительно притягиваю Веру к себе, пряча в объятиях от оскорблений. — Распробовал. Вам, вижу, не по вкусу был.

Глажу Веру по обнаженным предплечьям, желая поддержать.

Нормальная Вера мама, нехуй тут....

— Не по вкусу.... - ворчливо.

— Тут дело не во фрукте, а во вкусе.

Ощущаю, как колотит в моих руках Веру.

Отпускаю её.

— Я Вас провожу, Ирина Альбертовна.

— Так.... не собралась ещё Ирина-то.

— Придется на улице подождать, — подхватываю вежливо её за локоть. И.... эвакуирую. Пора прекращать этот поток дерьма.

— Что Вы меня тащите?!

Выпроваживаю за дверь.

— У меня в доме есть правило — гости о хозяевах плохо не говорят.

— А я не плохо. Я правду. Чтобы предупредить!

— Это вы на рынок сходите, предупредите там товарок. С удовольствием вас выслушают.

— Не смейте меня оскорблять!

— Отныне и впредь, детей ждёте здесь.

Захлопываю дверь перед ее носом, оставляя за забором.

Делаю глубокий вдох в поисках дзена.

— Малахольный какой-то! — возмущается за забором. — Ему правду говорят, а он человека гонит. Нашел с кем связаться, с Веркою...

От "Верки" меня корежит до зубовного скрежета. Какая она ей "Верка"?!

Вера — скромная и трепетная. Она — Верочка...

От крыльца к выходу идёт Иринка. Останавливается у Барса. Протягивает ему корочку от бутерброда, которую не доела.

Он аккуратно забирает у нее из пальцев.

— Его надо отпуштить с цепи.

— Не забоишься?

— Не-а....

— Ну, прально, после вашей Мальбертовны, никакие собаки не страшны...

— Шочувштвуешь мне? — пытливо скашивает взгляд.

— Сочувствую.

— Попкорна тогда купите! — повелительно. — И жвачки... И....

— Страдалица... - начинаю прикалываться я. — Как на казнь отпускаю! Через четыре часа заберём. Продержись! — сжимаю кулак в стиле "военного сопротивления".

Вздохнув, отвечает мне таким же брутальным жестом.

Фыркаю от смеха.

Прикольная деваха.

Возвращаюсь к Вере, помогаю надеть ей пальто. Она бледна и молчалива.

— Тяжёлая женщина.... - комментирую я. — На мачеху мою похожа.

Спускаясь с крыльца, машинально подаю Вере руку. Хотя откуда у меня такие "машинальности" — хз. Просто она такая женственная... И рука сама тянется.

— Ты с мачехой рос?

— Четырнадцать мне было, отец привел. Она меня не любила. А сына своего — да. Очень. Я страдал от контраста. Пока я в армии был, отец умер. Она все отжала до копейки, даже дом наш. На улице меня оставила. Ещё и виноватым выставила. Перед всеми поливала меня... Вот один в один ваша Мальбертовна.

— Грустно...

— Нормально! С братом потом, как он подрос, разрулили по-братски с наследством. Так что — не грусти, Верочка. За пиздецами всегда леденцы!

В кинотеатре тепло пахнет сладким попкорном.