Ткань наших душ (ЛП) - Моронова К. М.

На мое плечо давит теплая рука. Я оборачиваюсь и вижу, что за моей спиной стоит Лиам. На его губах растягивается грустная улыбка, будто он понимает, почему я колеблюсь.

Он был осторожен со мной с тех пор, как мы переспали. Я тоже была осторожна с ним.

— Можно я попробую? — бормочет он. — Надеюсь, это дойдет до тебя.

Я хмурю брови, но киваю, соскакиваю со скамейки возле пианино, возвращаюсь в группу и сажусь на стул рядом с Лэнстоном. Что он имел в виду?

Лиам на мгновение застывает, уставившись на клавиши, как будто это старые друзья, по которым он очень соскучился. Он делает это каждый день.

— Лиам играет? — шепчу я Лэнстону.

Он чешет свои светло-каштановые волосы под кепкой и пожимает плечами.

— Он никогда не делал этого раньше.

Почему тогда он казался таким спокойным?

Осанка Лиама выпрямляется, и одна из его ног опускается на три педали у подножия маленького рояля. Его пальцы беззвучно скользят по клавишам, пока не оказываются на предназначенных им местах.

Я наблюдаю, как синее море, такое же яркое и солнечное, как день на пляже, наполняет его обычно мрачные глаза.

Его пальцы ловко нажимают на клавиши с быстротой и элегантностью.

Мои кости успокаиваются. От холода мурашки бегут по рукам, а сердце сжимается.

Я знаю эту песню, только один куплет.

«London Calling» Майкла Джаккино.

Ею трудно овладеть из-за быстрого ритма, но Лиам играет так, будто изгоняет демонов меланхолии, которых запирает в себе. Он не смотрит на ноты и не заботится о том, правильно ли играет.

Он играет от души.

Слезы наполняют мои глаза, но я не знаю почему. Я пытаюсь их смахнуть, но они остаются, желая вырваться из клетки, в которой я так долго держала свои эмоции взаперти.

Он даже не смотрит на руки. Смотрит сквозь эркерные окна на роскошные осенние сады, мелкий дождь падает в такт его песне.

Мох растет на темных, пропитанных дождем камнях, а глубокие оранжевые и желтые хризантемы выстроились по краям сада. Стая птиц поднимается в небо и кружит над низкими облаками, прежде чем исчезнуть в них.

Когда мои слезы катятся по щекам, я осознаю то, о чем не решалась думать годами.

Я все еще страдаю из-за мрачной, жестокой учительницы фортепиано, которая украла у меня музыку. Страдаю из-за того, что моя мать заставляла меня в детстве играть в точности так, как меня учили, быть вундеркиндом, каким она так отчаянно хотела меня видеть. Я до сих пор держу на них обоих такую же темную и зловещую обиду, как и облака на улице.

Потому что меня всегда было недостаточно, я никогда не была тем золотым билетом в жизнь, к которому они стремились.

Тогда я впервые поняла, как жестока может быть жизнь. Как легко потерять любовь хранителей моей души.

Легко меня отвергнуть как ненужную.

Лиам заканчивает свою песню и поворачивается на скамейке лицом к остальной группе. Он избегает моего взгляда, когда стоит, преувеличенно кланяется, а мы все аплодируем ему. Лэнстон толкает меня локтем и бормочет:

— Чертов король драмы.

Его голос затихает, когда он смотрит на меня.

Слезы до сих пор катятся по моим щекам, и их невозможно остановить.

Я не плакала много лет… То, что Лиам играл от души, так свободно, было как пуля в грудь. Никакие оковы не удерживали его музыку от мира.

Она дошла до меня.

И мне…грустно.

Это ощущение настолько же болезненное, насколько и освобождающее. Когда я эмоционально отстранена, все проще, потому что ничего не имеет значения.

Даже если я умру, это не будет иметь значения. Но когда горе проникает в мои кости, я становлюсь более меланхоличной в определяющие моменты своей жизни, чем когда-либо считала возможным.

Лиам поднимает голову, и его глаза останавливаются на мне. Его брови обеспокоенно хмурятся, когда он подходит ко мне, берет меня за подбородок и поднимает его, чтобы я посмотрела на него. Подушечкой большого пальца стирает слезы с моей щеки, а затем бормочет:

— Я до тебя достучался?

Он нежно касается меня. Это первый луч тепла, который он мне подарил.

И это меня тоже очень расстраивает.

— Да, тебе удалось.

XIV

Уинн

Елина и Поппи лежат в джакузи по самую грудь.

Честно говоря, я даже не знала, что в «Харлоу» есть оно.

Оно хорошее, но не обособленное, как у людей на заднем дворе. Джакузи встроено в пол и размером с небольшой бассейн.

Две женщины внимательно смотрят на меня, когда я погружаюсь в воду напротив них.

Выпускаю длинный, облегченный вздох и прислоняюсь головой к стене.

Я стараюсь не зацикливаться на том, что обо мне думают другие, но иногда это бывает трудно.

Очевидно, Елина влюблена в Лиама, и мы с ним… чертовски ненавидим друг друга, наверное.

Моя внутренняя совесть до сих пор кричит на меня за то, что я его развлекаю. Но знаете что? Мне не нужны морали о сексе в таком месте. Если уж на то пошло, я просто буду воспринимать это как еще одну форму терапии.

Я имею в виду, что так и есть. Я так думаю? Секс-терапия? Я сделаю себе заметку в голове, чтобы потом погуглить это.

В основном здесь тихо, но я подслушала кое-что, что привлекло мое внимание.

— Нам, наверное, пора заканчивать купание. Я не хочу опаздывать. Я слышала, что иногда в поле стоит какой-то человек и наблюдает за нами. Ли сказала, что это призрак одного из людей, которые исчезли много лет назад, — говорит Поппи, ее голос дрожит от страха.

— Я видела его однажды, так что он не призрак, — возражает Елина и отбрасывает свои светлые волосы набок, погружаясь в горячую воду.

— Серьезно?

Глаза Поппи широко раскрываются.

Я не могу удержаться, чтобы не наклонить голову к ним еще больше. Мой взгляд устремляется к большим окнам. Интересно, действительно ли там кто-то есть.

Елина кивает.

— Да, было темно, и я так испугалась, что убежала так быстро, как только могла, но я увидела его фигуру. Он выглядел молодым.

Они оба неловко потирают руки, прежде чем Елина замечает, что я смотрю на них.

Черт возьми. Я быстро отворачиваюсь и делаю вид, что ничего не понимаю. Откуда бы еще я узнала обо всех этих слухах, как не из подслушивания?

Дверь открывается, и кто-то заходит, привлекая внимание Поппи и Елины.

Я не вижу, кто это, но по тому, как они пялятся, могу догадаться.

Пожалуйста, Боже, только не он.

Свет здесь и так тусклый. Днем окна в крыше пропускают много света. Но по вечерам, как сегодня, когда даже луна еще не взошла, это похоже на освещение сексуальной сцены в кино. В дальнем конце бассейна уже целуются несколько пар.

Пожалуйста, только не он.

Лиам плюхается в воду рядом со мной и одаривает меня натянутой улыбкой. Он снова выглядит равнодушным.

То короткое мгновение в комнате отдыха, когда он был на самом деле добрым, теперь кажется таким далеким.

Я глубоко вдыхаю.

— Что?

Он поднимает бровь, глядя на меня.

— Я не могу прийти потусоваться с моей соседкой по комнате?

Его глаза опускаются к моей груди, погруженной в воду.

Мы принимаем душ голышом — сидим в джакузи голышом. По крайней мере, в этой комнате много пара, поэтому здесь меньше видно, чем в душевой.

Такие неофициальные правила. Как я уже говорила, секс-терапия.

— С каких это пор ты решил, что я хочу с тобой тусоваться? — недоверчиво спрашиваю я. Его темные волосы уже прилипли к голове от пота. Его голубые глаза становятся сексуальными, когда он смотрит на меня. Не знаю, думала ли я так раньше о его глазах, но теперь я уверена, что так и есть.

Я пытаюсь выбросить эти мысли из головы.

— Не притворяйся, что не хочешь снова почувствовать мой язык на своей киске.

Я моргаю и говорю с фальшивой улыбкой:

— Иди полижи киску Елины, она вон там.

Его щеки краснеют, и он прижимается ко мне, обхватывая руками мою голову, заглядывая мне в душу.

Елина и Поппи смотрят на нас с шокированными выражениями лица. Еще несколько человек в дальнем конце бассейна тоже замечают это.