Будни и праздники Ольвии в VI—I вв. до н. э. - Марина Владимировна Скржинская

также от приезжих мореходов. Лекиф с оливковым маслом для добавки в кушанье входил в сервировку праздничного стола, а сюжет его росписи соответствовал обстановке симпосиона.

Научиться играть на кифаре было гораздо сложнее, чем на лире и барбитоне, поэтому она стала инструментом профессионалов или больших любителей музыки. На кифаре исполняли сольные произведения, а также аккомпанировали пению. Кифарист играл почти всегда стоя и держал свой инструмент вертикально. На музыкальных состязаниях самые дорогие призы присуждали кифаристам.

Корпус кифары изготовляли из дерева, он имел прямоугольную форму и был тяжелее и массивнее, чем у лиры. Струны, обычно семь, а иногда и более, крепились особым способом, дававшим возможность хорошо настроить инструмент. Кифара представляла собой усложненную модификацию древней форминги, упоминаемой в поэмах Гомера: «божественный певец» Демодок аккомпанировал на ней своим песням на пиру у царя Алкиноя, а другой рапсод Фемий развлекал женихов Пенелопы игрой на форминге.

Одно из самых древних изображений кифары сохранилось на кратере, найденном на Березани[228]. Его расписал в первой половине VI в. вазописец из малоазийского города Клазомены. На центральном фризе он представил торжественное, скорее всего, религиозное, шествие с участием четырех женщин, играющих на кифарах. Их деревянный корпус и способ крепления струн детально прорисованы. Вазописец хорошо показал, как большую и тяжелую кифару прижимали левым локтем к боку и закрепляли широкой лентой, охватывающей с одной стороны шею, а с другой — запястье исполнителя; более узкой лентой к кифаре прикрепляли плектрон (рис. 41).

Подавляющее большинство изображений музыкальных инструментов сохранилось на чернофигурных и краснофигурных вазах, а также на скульптурах, не передающих цвет. Березанский кратер — редчайший рисунок с раскраской кифары. Корпус дорогих инструментов расписывали орнаментами, в данном случае, меандром; ленты брали ярких цветов; у березанских кифар можно различить вышивку или тканый узор на лентах, а на их концах — кисти. Из письменных источников известно, что дорогие кифары и лиры покрывали золотом и инкрустировали слоновой костью и янтарем[229]. Такие драгоценные инструменты посвящали богам в храмы; например, они включены в опись сокровищницы Парфенона V в.[230]

Не известно, обладали ли какие-нибудь жители Ольвии столь дорогими кифарами и лирами и приносили ли их в дар богам. Во всяком случае, ольвиополиты видели такие инструменты на привозных изображениях и в руках гастролеров, дававших концерты в театрах городов Северного Причерноморья. Несомненно, прославленные музыканты, такие, как Аристоник и Стратоник, выступавшие на Боспоре (Polyen. V, 44, 1; Athen. VIII, 41, 349 d), играли на первоклассных кифарах.

Лира и кифара для ольвиополитов были символами их верховного бога Аполлона. Поэтому на ольвийских монетах эллинистического времени с одной стороны отчеканена голова Аполлона, с другой — кифара, реже лира[231]. Музицирующий Аполлон, как уже говорилось, изображен на местной форме для отливки терракоты, а также на нескольких привозных вазах. Мы видим его играющим на лире рядом с двумя музами[232] и стоящим с кифарой около сестры Артемиды и матери Лето[233]. На лекифе последней трети VI в. сохранилось редкое архаическое изображение бородатого Аполлона (обычно он юный, безбородый) между Гермесом и Дионисом[234]. Сидя на табурете-дифросе, Аполлон играет на кифаре, частично раскрашенной белой краской, возможно, отмечающей костяные украшения корпуса инструмента. Вазописец запечатлел неординарный случай игры на кифаре сидя, а не стоя (рис. 42).

Последний из струнных инструментов — тригон — ближе всего к современной арфе, но гораздо меньше. Он получил название из-за своей треугольной формы. На тритонах играли преимущественно женщины. Женские терракотовые фигурки с тритоном неоднократно находили на Боспоре[235]. В Ольвии известно одно схематическое изображение тритона на кувшине-лагиносе конца III — начала II в.[236]

Среди духовых инструментов господствующее место занимал аулос. Это был один из самых любимых музыкальных инструментов у эллинов.

Аттические вазы из Ольвии иллюстрируют игру на аулосе, как сольную, так и сопровождающую пение. На фрагменте краснофигурной пелики представлен авлет — победитель на музыкальном агоне (рис. 43). Он стоит на возвышении-беме, куда поднимались призеры состязаний, и символом его победы служит изображение подлетающей к нему крылатой богини Ники[237]. На других вазах мы видим, как авлеты аккомпанируют танцорам, певцам и театральным представлениям[238]. Кроме этих рисунков, в Ольвии найдено несколько обломков костяных аулосов[239], дающих самое надежное свидетельство о том, что здесь играли на этом инструменте.

Аулос состоял из трости с несколькими отверстиями и мундштука. Трость изготовляли из тростника, дерева или полой кости животного, а мундштук, составленный из язычка и одной или двух так называемых луковиц, вытачивался из дерева или кости, либо отливался из металла. При раскопках античных городов Северного Причерноморья не найдено целых инструментов, а лишь обломки костяных тростей с разным количеством отверстий и металлические части мундштуков различных форм. Это указывает на многообразие аулосов и разнообразие музыки, исполнявшейся на них.

Обычно играли одновременно на двух трубках, но иногда музыкант исполнял мелодию на одной, отведя вторую в сторону, что редко фиксируется вазописцами. Поэтому для истории античной музыкальной культуры важно выделить найденный в Ольвии фрагмент медальона килика выдающегося мастера Эпиктета, изобразившего такой момент[240] (рис. 44). В качестве параллели можно привлечь килик вазописца Дуриса: на его росписи возлежащий на ложе мужчина играет на одном аулосе, держа его так же, как юноша Эпиктета, правой рукой, левая же со вторым инструментом отведена от губ[241].

Судя по фрагментам и изображениям, аулосы изготовлялись разной длины. Поллукс (IV, 75) писал о пяти видах античных аулосов. Современные ученые следующим образом определяют эти виды: сопрано (20-30 см), альт (40-50 см), тенор (около 50 см), баритон (около 80 см) и очень редко встречающийся бас длиной в 1 м и более[242]. Таким образом, звучание аулоса отвечало пяти тембрам человеческого голоса. На ольвийском килике Эпиктета довольно длинная трубка аулоса, вероятно, соответствует тенору, чаще же изображали сопрано или альт. Глядя на длину нарисованного аулоса, зритель представлял тембр инструмента.

Как правило, обе трубки аулоса рисуют одинаковой длины. Редкое изображение на вазе из Пантикапея[243] показывает, что иногда играли на инструментах разного тембра. Это подтверждается письменными источниками. Поллукс (IV, 80) писал, что свадебная мелодия исполнялась на аулосах с трубками разной длины.

При игре на аулосе исполнитель надевал на голову своеобразную узду из кожаных или матерчатых лент. Греки называли ее форбеей или перистомией. Она захватывала затылок и верх головы, а на лице покрывала щеки и губы, около которых находилось отверстие для мундштука аулоса. Назначение форбеи сейчас