Времена не выбирают - Владимир Владиславович Малыгин

поездки в Новгород не вернётся. И перед самым отъездом вызвал меня к себе. Поручил всё это добро припрятать. И на столе у него несколько больших кошелей лежало. Так что есть тайник в кабинете, есть. Только где он находится, то мне не ведомо!

— По слову боярина, говоришь, — повторил в раздумье. — Выходит, доверял тебе мой отец, раз поручил такое дело?

— Так я всю свою жизнь вашему батюшке служил верой и правдой, и отец мой, и дед так же служили! — Выпрямил спину седой. — Неужель и впрямь ничего не помнишь, боярич?

И тут же спохватился, поправился:

— Боярин…

— Как на стене по голове топором получил, так всю память напрочь у меня и отшибло.

— Выходит, люди правду говорят?

— Правду, правду.

— И как же ты без памяти-то, боярин? Как можно жить, не помня ни роду своего, ни племени?

— Да как-то так и живу. Что-то Данила рассказал, что-то ты вот сейчас.

— Может и вернётся память-то?

— Может и вернётся. Так что ты там про тайники ещё говорил? Показывай дальше. И, кстати, тебя как кличут?

А то я всё ему — седой да седой. Не дело это.

— Прохором зови, — поклонился в пояс седой.

— А ключницу как?

— И это забыл? Ты же за ней дитём сколько бегал, всё сладости требовал!

— Ничего не помню, — наконец-то поверил старому и снял руку с его плеча.

— Марья она. Лушу я тебе называл… А конюха Копытом кличут. Его в отрочестве на конюшне у батюшки твоего жеребец прямо в лицо копытом крепко приложил. Повезло ещё, что глаза не выбил. Так с тех пор прозвище и прилипло к парню. Так-то его Лех зовут, но об этом уже мало кто помнит.

— Почему Лех?

— Из ляхов он, — с готовностью принялся рассказывать Прохор. — Из набега полон привели, так боярину тогда в числе прочих и он мальцом достался. Лехом тогда же и прозвали. Лях — Лех…

— Понятно. А кроме вас больше никого не осталось?

— Так все остальные в закупе были. И в рабах. Так всем скопом и увели. Куда, не знаю, не спрашивай даже. Но точно в городе никто не остался. Я бы знал.

Дальше расспрашивать не стал. И так всё понятно. Или в деревни отправили, или на сторону продали.

— Ладно, ты ступай, делом займись, — отпустил седого.

Постоял, да и пошёл в верхнюю горенку, которую кабинетом про себя называл. Остановился в дверях, огляделся по сторонам, на голые бревенчатые стены полюбовался. Протянул руку, провёл пальцами по гладкому бревну — ну и где тут тайник?

В стенах ничего не нашёл. Несколько раз пустую комнатку по всему периметру облазил, внимательно к малейшей щели присматривался, даже простукивал на предмет возможных пустот и ничего!

Исползал вдоль и поперёк пол. И тоже безрезультатно.

За поисками время пролетело, Данила заглянул, на ужин позвал. Спустился вниз, а там стол накрытый. Откуда? Денег ведь дал всего ничего!

Седой многозначительно улыбается, лицо довольное. Понравилось, значит, моё удивление.

После ужина снова в одиночестве остался. Данила в город умчался, полагаю, решил продолжить гулянку. А я снова в кабинет поднялся.

День к закату клонится, солнышко красное как раз в окошко светит, полы тёсаные лучами за день прогрелись. А я за день ноги натрудил, да и неделя непростая выдалась, накопилась усталость. Ещё раз стены обошёл, но уже так, больше для самоуспокоения. Понятно уже, что так я ничего не найду.

С устатку, да на полный живот разморило, решил в свою спаленку не идти, тут же на полу и расположился. Прилёг на спину. Мысли разные лениво в голове бегают, планы на завтрашний день строю. Ну и на последующие дни тоже. Хотя чего тут особо строить-то? План у меня на ближайшие месяцы один — стать настоящим воином! А вот продумать свои собственные тренировки можно и нужно! Никто лучше меня самого не знает, что моему организму требуется.

Лежу на спине, голова думами занята, а глаза… А глаза, само собой, в потолок уставились. Бегают бездумно, с одного сучка на другой перескакивают. И солнышко заходящее как раз каждую досочку подсветило.

Лежу, на щели узкие объявившиеся смотрю. За никуда не девшимися ленивыми размышлениями гадаю, что это за контур такой интересный прямо надо мной? А потом как прострелило! Да это ж как раз то и есть! Самый натуральный люк! И стол как раз под этим люком находился! Вон пятна светлые от ножек до сих пор на досках видны…

* * *

На ноги вскочил, к потолку пару раз прыгнул, в попытке дотянуться рукой. Ничего из этого не вышло, само собой — даже кончиками пальцев не достал. Так что пришлось умерить пыл и спуститься вниз. В первый момент хотел Прохора озадачить поисками чего-то такого, что можно вместо подставки использовать, да опомнился вовремя. Никому не нужно знать, что я тайник этот нашёл!

Сделал вид, что пить захотелось. Прошёл на кухню, просьбу приказал исполнить. Именно что приказал, а не попросил. Привыкать мне нужно людьми управлять. Тут другая жизнь. Я в неё, конечно, вроде бы как встроился, но уж точно не до конца. И по большому счёту нужно было сверху крикнуть, чтобы питьё мне в кабинет и принесли. Так тут принято, а то смотрят на мои странности круглыми глазами и ресницами от удивления хлопают. Злит! Ладно, всё постепенно образуется.

Но ключи от кабинета у ключницы забрал. Тайник никуда не денется, чуть позже прикажу перенести сюда кровать. Потому что отныне спальня моя будет находиться вот в этом помещении! Стол и стул какой-нибудь прикуплю, тогда только и полезу люк вскрывать.

Отличный у меня выходной получился…

Глава 6

И полетели недели одна за другой в тяжком труде и непомерных физических нагрузках. Через некоторое время попривык, стало легче, я уж было выдохнул, но наставники мои своих денег стоили, поэтому нагрузки тут же увеличили. И всё началось сызнова. Пришлось вдохнуть и поднажать. Выдыхал уже в процессе…

К середине осени научился сносно владеть почти всеми видами холодного оружия. Одно исключение было — никак не давалось мне копьё. В строю — пожалуйста, всё на «отлично» получалось! И даже самому нравилось, как я в единодушном порыве с товарищами на выдохе вперёд крепкое древко выбрасываю, колю воображаемого врага. А в поединке всё, сдуваюсь. Как околдовали! Оно отдельно от меня существует. Машу им, словно оглоблей. И это не мои слова, так наставник говорит.

Меч, нож — стали продолжением руки, топор почти тоже,