Времена не выбирают - Владимир Владиславович Малыгин

На Рыбный рынок на реке Пскове всё-таки пришлось зайти. В короткой схватке между тощим кошельком и голодным желудком победил понятно кто. И рука сама собой потянулась к завязкам кошеля.

Цены здесь оказались настолько демократичными, что на резан мы с товарищем моим натрескались по самое не хочу и ещё с собой унесли столько, сколько в руках смогло уместиться.

Была у меня мысль тут же прикупить лукошко из лыка, чтобы больше еды прихватить, да не тут-то было. Не прошёл мой фортель. Только то, что унесём в руках! Такой, оказывается, был уговор.

Жаль, не обратил внимания на то, как Данила торговался. Всё по сторонам смотрел, любопытничал да прислушивался, уши развесив. Интересно же. Теперь буду знать, когда можно клювом щёлкать, а когда категорически не стоит этого делать.

Лукошко всё равно купил. Не в руках же рыбку жареную таскать? Только за покупку расплачиваться пришлось Даниле. Да он и сам сообразил о своей промашке, потому и не возражал моему прозрачному намёку, и кошель развязал без спора.

В этом случае совесть моя предпочла заткнуться и промолчать. За рыбу я расплачивался, так что если за лукошко Данила заплатит, то будет всё ровно…

Живой рыбе в огромных дубовых бочках не удивился. Бывает, чего уж там. А вот распластанной на деревянных прилавках красной рыбе поразился. Даже подошёл вплотную, чтобы пальцем в жабры потыкать. Не поверил, что свежая. В этих-то краях! На соседнем прилавке стерлядь увидел и форель. Думал — привозная рыбка. Не выдержал, расспросил Данилу, откуда привозят. Оказалось, всё местное. Надо же…

Поднялись от рынка наверх, прошли вдоль берега мимо деревянной церковки по купеческой улице, свернули к центру, и я замедлил шаг.

Поразили стоящие возле своих домов неподвижные и молчаливые женщины разного возраста. Больше всего, само собой, зрелого! Молоденьких совсем немного стояло. И, что самое интересное, каждая из этих женщин держит во рту монетку. Медную или серебрушку.

И тишина на улице. Даже рыночный шум сюда почти не долетает.

— Это что тут такое? — спросил товарища. Правда, уже и сам сообразил, что это такое.

— Это весёлая улица, — отмахнулся от вопроса мой спутник. Мол, чего спрашиваешь? И так всё понятно.

А сам головой крутит, то к одной бабёнке присмотрится, то к другой.

Спрашивать, почему у одной во рту медь, а у другой серебрушка, не стал. И так всё понятно.

Кстати, а губы у тех, кто медяху держит, как будто тёмной помадой вымазаны! Уж не отсюда ли пошла мода губы помадой пачкать?

Мужички по улице ходят, присматриваются. То к одной бабёнке подойдут, о чём-то перемолвятся, то к другой. Договорятся и скроются в доме. Даже кое-кого из дружинников знакомых здесь увидел. И Данила вдруг засуетился, заметался взглядом, притормозил меня:

— Я тут отлучусь ненадолго?

А сам так взглядом к одной разбитной бабёнке и прикипел. Что ж, всё понятно. Я бы и сам не прочь оторваться, да денег у меня на подобное развлечение не предусмотрено!

— А я пока в сторону дома пойду, — отпустил обрадованного товарища.

Тот даже не стал выспрашивать, почему это я его примеру не следую, так и направился сразу же по намеченному адресу с неотвратимостью выпущенной по цели торпеды.

Пока добирался, то и дело ловил на себе любопытные взгляды прохожих. Открыто никто не пялился, так, мельком поглядывали, и всё. Даже пацанята и то не проявляли открытого интереса. Так, сопроводили немного, держать в некотором отдалении и отстали, стоило мне только оглянуться на них разок.

На набережной у дома никого. Чуть поодаль какая-то мелюзга по колено в воде бродит, то и дело наклоняется, руками по дну шарит. Вылавливают что-то, наверное.

Калитку за собой на засов закрывать не стал. Ещё же Данила прийти должен.

Не успел до крыльца дойти, как калитка за спиной скрипнула! Ледяным холодом спину проморозило, крутнулся на пятке, и меч в руке сам собой оказался.

И тут же выдохнул, расслабляясь. Клинок плохонький, что мне выдали, в ножны пихнул, ещё и ладонью по оголовку рукояти прихлопнул, чтобы в раздолбанных ножнах его хоть как-то зафиксировать.

Эти явно не по мою душу пришли. Тем более, не успели в калитку протиснуться, а уже спину переломили, в поклоне склонились. Значит, люди несвободные. И ножей я на поясах ни у кого не наблюдаю. Точно, несвободные. А кто тогда?

— Боярин, прими обратно на службу! — развеял тут же моё недоумение самый старый из них.

Голова седая, волосы чистые и сам весь опрятный такой. Аккуратный даже. И цену себе явно знает. Даже кланяется с достоинством.

Всех рассмотрел. Стоят, не разгибаются, ответа ждут. А какой ответ я могу дать, если у меня на весёлых девок денег нет! А девки мне сейчас всяко разно важнее всего непонятного будут. От них великая польза молодому организму бывает. Тем более, что болячек интересных здесь ещё нет. Наверное…

— Вы кто такие?

— Неужели забыл? — старик от удивления даже распрямил спину. И остальные головы тут же позадирали. Смотрят, рты пораззявили, но спину продолжают держать согнутой. Точно, смерды! Или холопы? Нет, смерды вроде бы называются.

— Я многое забыл, — протянул в раздумье, что с этими людьми делать. Понятно уже, кто это. Вопрос — почему их наряду со всем нашим добром сразу не прибрали? Или они из вольных? Не знаю, нет у меня информации. Другое дело — принимать их назад или нет? Вот зачем они мне нужны? Они же удрали один раз? Значит, предали! И запросто предадут ещё. И ещё. Платить опять же нечем…

Да и вообще, за чем можно в пустом доме присматривать? Если только сами стены охранять в моё отсутствие? У меня даже пыль с брёвен протирать не нужно, отсутствует она напрочь. Пылиться потому что нечему!

И даже кухарке тут пока делать нечего! Конюху тем более.

Ключнице? Пальцы сами по себе по ключам в кошеле пробежали, словно по клавишам. Каждую железку ощупали, уложили там покомпактнее, рядком, чтобы не торчали в разные стороны, острыми гранями наружу не выпирали. Кожа тонкая, легко прорваться может.

Тут я завис. Потому что одно только это слово всколыхнуло огромный пласт воспоминаний. Сначала знаменитая комедия припомнилась, потом та жизнь перед глазами промелькнула со всеми её хорошими и плохими моментами. Почему-то плохих оказалось больше. Наверное, потому что всё хорошее быстро забывается?

Вздохнул — да мне даже водку пока не из чего перегонять!

Седой вмиг сообразил, что нет у меня никакого желания всю эту братию назад принимать.