Тропы Подземья - Артемис Мантикор

вопрос. Я же всё-таки съедобная белая белка, мне по статусу полагается задавать глупые вопросы. Глупо, но потом я точно в мыслях не раз вернусь к этой ситуации и будут тихо себя ненавидеть за малодушность. А потому лучше сделаю хотя бы что-то.

— Забавно, зверёк решил завести зверька? Ну, если мой ученик вернётся ко мне с победой, и ты вдруг всё ещё будешь жив, то почему бы и нет. Я подумаю об этом. — стальной ворон вопреки моим опасениям, не разозлился, что я без его разрешения осмелился обратиться к нему.

Наверное, в этом было нечто особенно обидное — они ведь сами не считали нас своими рабами. Они просто не принимали нас всерьёз. Словно милых зверьков, что живут в ящике у тебя рядом с домом, за которыми забавно наблюдать, кормить с рук, и по нужде взять парочку на обеденный стол или на опыты. Всё равно ведь они не особо разумны.

И тем удивительнее, что всего этого не чувствовалось в Сайрисе. Человеку было глубоко плевать, хотя его дурацкое чувство юмора и заставляло думать об обратном. Но я уже начал замечать, что в его издёвках нет настоящего презрения или враждебности ко мне, как к сиин.

Вот если я своими действиями натворю ошибок, тогда действительно услышу его фирменное «бесполезен».

Не дожидаясь, пока её об этом попросят, девушка сиин опустилась на камни, одновременно принимая форму втрое меньшего белесого зверька, напоминавшего воронам белку с четырьмя заячьими ушами.

Затем так же быстро зверек вновь обратился прекрасной и грустной жрицей с копной грубо обрезанных по плечи темно-бирюзовых волос:

— Я не чувствую опасности внизу, крылатый владыка.

Голос девушки дрожал — слишком привык к тишине, да и безмятежную сонливость с неё разом сдуло, словно ледяным ветром с верхнего мира. Близкое присутствие стального ворона делало из Хьёны ожившую ледяную скульптуру.

* * *

Сайрис никогда не говорит всё до конца.

Я ошибался, когда счёл желание ненастоящего ворона спускаться вороньим маршрутом, а не моим, за признак недоверия. Нет, я просто не смог бы провести его так далеко.

Спуск в Подземье был долгим. Поначалу человек вёл себя расслабленно, достав в свете гирлянд свисавших лампочек вокруг лифта, принадлежности для раскуривания чёрного дыма. Присев на медный пол, он принялся чадить мерзостью, заставив меня с отвращением отвернуться и почти перевалиться через край.

Сам лифт представлял собой платформу с решёткой примерно по пояс. Далее шли четыре колонны, на которых держалась плоская крыша конструкции из медной решётки. Возможно, я бы рассмотрел все это подробнее, но даже находиться рядом с едким химическим дымом человека было неприятно. Сердце начинало биться чаще, а жуткие чёрные тени вокруг — казаться ещё более зловещими.

Крошечный светлячок посреди чёрной пустоты.

Когда-то давно, в детстве, я видел картину, где огромная рыба с открытой пастью готовилась проглотить крошечный источник света в лодке, несоизмеримо меньшей от размеров подводного чудовища.

Как и в прежние разы, после курения, человека потянуло на разговоры. Я был в целом не против, искренне надеясь, что беспечность вызвана не действием снадобья, а знанием реалий этого места и особенностей спуска из замороженного города древних ворон в недра мира Подземья.

А ещё я надеялся, что наша беседа станет своеобразным итогом его разговора с учителем. Если затронуть эту тему, можно будет невзначай узнать и о пределах доверия ворона лично мне.

— Что, запал на эту мелкую? Ну, ты слышал слова шефа — будешь полезен и будет у тебя жена. Если доживешь, конечно.

Сайрис хохотнул, но что именно в этом нашёл смешного человек, я так и не понял.

— Я знаю, что воронам неведомо слово «сочувствие». Вам тоже, человек?

— О, мою расу ты зря сюда лепишь. Люди — это самый разнообразный в мировоззрении вид под этим солнцем. Среди нас есть как полные говнюки, так и относительно неплохие ребята. Хотя, конечно, таких наивных аутистов, как вы, сиин, среди нас точно немного. Впрочем, готов поспорить что и такие найдутся…

Словоохотлив, как всегда в такие моменты. Или даже чуть больше. Если подумать, чёрный дым в этот раз был заметно гуще обычного.

А что, если я не буду мудрить и просто спрошу в лоб?

— Что обсуждали? — как бы невзначай уронил я, не меняясь в лице, и ничем не выдавая своего интереса.

В ответ Сайрис громко рассмеялся.

— Не твоего ума дело, Лин Хитрожопый. — ответил он, но после в привычной манере, вопреки первым словам пояснил. — Да так, зарезать по пути древнюю тварь, которой хрен знает сколько лет. Хотя, если сравнивать по сложности с храмом грёбаного местного антихриста, получится, наверное, то же самое. Но это тебя волновать не должно. Вот тебе правило номер три. Не пытайся скрывать свои эмоции и мысли от меня. Раньше это забавляло, но уже поднаскучило, а я всё равно вижу тебя насквозь. Магия, мать её!

— Понял, — только и нашёлся что ответить я.

Но человек не желал молчать. А потому заглохший разговор ему же и пришлось вновь заводить заново:

— Понятия не имею, ни как завалить эту Арахну, ни как пройти храм, но сделать нам придётся и то и другое, пацан. То, что мне нужно, лежит в этом чёртовом храме, да и это отрабатывать тоже придётся.

Человек вытащил из инвентаря крошечный стеклянный пузырек с алой жадностью, встряхнул и принялся любоваться.

— Я не подписывался убивать кого-то, кроме посланников, — решился возразить я, но Сайрис даже внимания не обратил.

— Ошибаешься, бельчонок. Большой крылатый босс подарил тебя мне, а значит мои проблемы — теперь и твои тоже.

— Как скажете, господин Сай, — я решил, что тему моего участия не стоит поднимать прямо сейчас. Слишком многое пока что мне неясно, но никаких магических пут на мне нет, а значит, возможны варианты и помимо рабского подчинения ненастоящему ворону. Возможно, мне представится шанс сбежать, а возможно, в этом и нужды не будет.

— Опять это твоё «господин». Ты настолько ненавидишь ворон, да?

Надо же, он это заметил за простым обращением. Неужели и вправду человек может читать меня, словно какую-то книгу?

— Вы как бы едите нас, — напомнил я.

— Ну, у всех есть недостатки, — пожал плечами Сайрис. — Ладно, демоны с тобой, пацан. Сыграй что-то на этой своей хреновине.

Следующие часа полтора над нами плыла тоскливая грустная мелодия хаани, а человек с каждой минутой становился мрачней. Веселое расположение духа сходило на нет. Возможно, виной тому воздействие Равноденствия на душу, а может, из него просто выходило опьянение чёрным дымом, возвращая