Осень на Луне - владимир игорьвич кузнецов

и закрывалась дверь, окно, и приходила Благодать, и уходила, – оставляя меня стонать. А ведь теперь – я прыгнул через пропасть! Неужели и на этот раз – покинет?!

И вот, среди цветов, не отдаваясь блаженству и созерцанию, не отдаваясь по мере сил – слишком уж хорошо… Среди цветов я плакал и молился, просил Бога не оставлять меня больше – не хочу обратно! Я не стал смотреть, пользоваться и вкушать, пока это есть. Я сказал, что здесь всегда это есть: и понимание всего, и мысли гениальные – прекрасные цветы… Нет смысла торопиться рвать – живые и объемные здесь, они завянут там, и снова – печальные плоские тени…

Огненные цветы раскрываются в сердце, блаженным жаром опаляя грудь, но я не буду наслаждаться – буду молиться.

Отвернувшись от цветов, все силы и весь жар отдал я молитве, и, веруя без сомненья, заснул среди цветов и, засыпая, – понял! Это был ответ, успокоивший меня совершенно, божественная ласковая рука опустилась на мою пылающую голову, и я растаял…

Я понял, что мне довольно и достаточно полного, правильного осознания, – я видел все прекрасные следствия и возможность всегда быть счастливым, – мне довольно и достаточно истинного понимания двух слов – Бог есть!

Остальное все, что бы ни случилось, судьба и жизнь, не столь важны, – главное – шаг к пониманию Истины.

Быть может, я упал на дно пропасти, в самое темное и злое место – сам виноват, ведь не раз реально разбивался из-за своих отчаянных прыжков. Это теперь не важно, теперь я знаю и помню, и буду твердить, чтобы не забыть и в бездне темной – Бог есть!

Никогда эти цветы не завянут…

Вверх, только вверх! От подступающей мглы забвения и смерти к ослепительно сияющим вершинам.

Да, я бывал в горах, там такой воздух, что тихий голос слышно за сотни метров. Вдохнуть бы в полную силу! Чистый белый снег и голубой прозрачный лед…

Мне немного легче, когда я пишу, – оживает мечта рассказать о главном, сокровенном. И не столь бессмысленной кажется жизнь, ведь именно о смысле жизни я думаю и пишу.

Я не знал, что бывает такая безмерная усталость. Какой смысл в этом постоянном усилии? В таком напряжении и натяжении нет жизни…

Слово «терпение», наверное, от – тереть пень? Надоело мне его тереть, а куда денешься? Туда бы сейчас – в родные Горы!

День пережил еле-еле, а до весны – так далеко…

Стараюсь надеяться, стараюсь жить и делать, что надо, и даже ползти, пусть медленно-медленно, как улитка, но! – «по склону Фудзи до самых сияющих высот».

Проигранный поединок

Но есть кто-то единый,

Кто бесконечно бережно

Держит в своих ладонях

Каждое падение.

Райнер Мария Рильке Мой Друг! Когда невидимые вещиСтучат по нашим головам,К чему нам слушать голос вещийПро вещи, чуждые всем нам? Бродить в других координатах,Где бесы злобные живут?Сраженья ангелов крылатых —Сознанье нам туманит тут. К чему нам «Хроники Акаши»?Уж лучше динозавра след…Все сущее не в жизни нашейТуманит только – Белый Свет.

То, что таилось в углу комнаты, не было чем-то неведомым, я знал, чего именно боюсь, от чего такой ужас панический. Хотя передо мной и было нечто, не принявшее еще ни какой определенной формы, назвать я это мог – темные силы!

Они были знакомы не только из повторяющихся с детства кошмаров – в их присутствии какое-то определенное чувство и знание возникало внутри меня…

Жуткие образы этих снов были вторичны, сначала появлялось переживание…

Нечто, скрытое в темноте, тянуло меня к себе, физически тащило. Я, отчаянно сопротивляясь, старался дотянуться до выключателя, чтобы – свет! – уничтожить тьму… Лампочка неярко вспыхивала и гасла, я бросался в другую комнату, к другому выключателю, – лампочка загоралась и тут же начинала меркнуть. Гори! Гори! – напрягал я все свои силы. Но тьма опять наполняла комнату, и Оно уже было здесь и тащило меня к себе…

Начинался обычный кошмар погони, и только тогда Нечто принимало образ: черт, страшный зверь, человек с ножом… Я убегал – он преследовал, гнался и гнался за мной. Мучительный сон, после которого долго не по себе, и страшно уснуть. Кажется, что ночь еще хранит мерзкие следы враждебных сил, явившихся сюда из темного, жуткого, отвратительного, не нашего мира.

Не так уж часто, но с детства повторялись эти страшные сны. И вот однажды, видимо, достаточно повзрослев, когда вместе со мной выросла сила и отвага, – я не стал убегать. Когда начался знакомый кошмар, я нарушил известный заранее сценарий.

Не убежал, а кинулся в темный угол, где Оно таилось и росло, – навстречу всем темным силам, с гневом и яростью, желая драться, бороться!

Оно проникало в меня, хотя и отступало, щекотало – длинные пальцы копались в моем теле. Я злился и сражался – оно, хохоча, убегало и вдруг снова касалось меня своими корявыми лапами…

Изматывающая до предела, бессмысленная бесконечная борьба – все тот же кошмар!

Это теперь я знаю, что надо делать. В каком бы глубоком сне не явились бы темные силы, я не бегу от них и не кидаюсь навстречу, а – молюсь. И молюсь даже усерднее, чем наяву, видимо, во сне я лучше и чище…

Я твержу одну простую, прекрасную молитву, которую не забываю даже в самом страшном и бессознательном сне. И тьма – отступает.

Есть темные силы, есть мир, в котором еще темнее и хуже, чем в нашем социуме. Я знаю это, как знаю, что есть другой, светлый мир над нами. Стены нашего мира не пускают нас вверх, но они же отделяют от нас и более темные миры…

В желании бежать к Свету я разрушал свою Тюрьму и случайно, а может, иначе нельзя было, – сломал не те стены…

То, что неясно пугало меня во сне, реально и осязаемо, обнажив свою мрачную тайну, – предстало наяву.

Толпа уродливых бесов била меня палками – это было так же реально, как, например, реально, долго и основательно била меня милиция, «которая нас бережет».

Как больно били меня бесы! Когда они ненадолго оставили меня, чтобы с новыми силами, выпрыгнув сразу из всех стен, наброситься и уже окончательно, растерзать, – я успел позвонить Другу. Бьют, – говорю, – сильно…

– Сосредоточься и подумай – это очень важно. По пяткам они тебя били?

– Нет, по пяткам не били.

– Очень хорошо! Значит это не китайцы.

Я понял и рассмеялся. Как я обрадовался! Значит, это пока еще наши российские бесы. Так я их молитвой и крестным знамением!

И бесы остались за стенами.

Но тяжесть грехов моих была столь велика, что пол подо мной проломился, и я полетел в Ад.

Полетел вниз, в огненный Ад, и Ад уже возник, появился характерный признак – не стало