Осень на Луне - владимир игорьвич кузнецов

каждому свою благодать, свою осязаемую и непостижимую красоту.

Радуйся и наслаждайся!

Я восхищался поступью этого тела, принадлежавшего раньше только мне. Восхищался самой прекрасной из всех возможных для моего тела походкой, гармоничными и благородными движениями. Мои руки и ноги, переполненные горячим блаженством, наслаждались любым малым движением, любой возможностью проявить переполнявшую их высокую энергию.

Я привык говорить «Я», а, вообще-то, слово-понятие «Я» не должно бы мне употреблять в описании того Дня.

Сознание «Я» не приходило и не могло прийти, невозможно было даже произнести: «Я».

И так было весь День! За целый День ни одной мысли, только Блаженство, Восторг и Любовь! Ликование! – Вместе со своим ликованием я слышал и внутренне был приобщен к голосам тысяч ликующих людей, пребывающих в таком же абсолютном счастье…

Всего несколько раз наперечет моя мысль собиралось возникнуть – и тут же, в самый момент зарождения, она получала ответ – чудесный дивный ответ, стиравший ее полностью, полностью очищавший сознание – ни единой тучки на небе, ничто не мешало любоваться Солнцем.

Первая моя мысль! – она не успела оформиться в вопрос, а если бы успела, вопрос был бы таким: Что произошло со мной? Наверное, это и есть то самое – великое «самадхи»? Где-то в глубинах сознания, в момент возникновения, санскритское слово «самадхи» – просветление, божественный экстаз – разложилось в простую русскую фразу: «Сам Ад – Хи!» – я с этим полностью согласился, когда – такое! что мне сам Ад!

Это теперь я пытаюсь развернуть переживание в словах, а тогда – пришла бесконечная радость осознания, ударившая в начальную точку, из которой пыталась возникнуть мысль и снова – чистое прямое знание обо всем, прикосновение, проникновение во все… – Ни мыслью, ни чем другим не затуманенное присутствие ЗДЕСЬ, СЕЙЧАС в самом прекрасном и лучшем из миров.

Сначала я только смеялся, исчезая в смехе, потом, увидев первого же человека, – заплакал. После – весь День – смеялся и плакал одновременно. Мое лицо приобрело единственно возможное для такого состояния выражение – я всегда узнаю это выражение, если увижу…

Когда каждый лист сгорает ради дерева, отдает последние силы, последние соки, и вместе с ними – душу. Когда лист уходит в дерево, а дерево – во всю земную Природу. Когда дерево становится листом, и в каждом листе – вся земная Жизнь. Когда такая благодать вокруг, такой ее переизбыток, который огненным потоком Любви и Красоты изливается на всех, на каждого человека…

А люди? Они здесь и не здесь, они – какие-то лунные жители, непричастные истинной Земле. У них свой жестокий, заполненный их делами и заботами мир, своя частная, частичная жизнь…

У них сейчас тоже осень, они говорят, что осенью надо запасти жир на зиму, и делают все, что угодно, но – не видят настоящей ОСЕНИ, которая НА ЗЕМЛЕ. Их осень – это ОСЕНЬ НА ЛУНЕ.

Как больно за них, как жалко всех этих НЕСЧАСТНЫХ (которые не сейчас) людей, как хочется им помочь!

Да бросьте вы свои заботы, вернитесь на вашу Землю! Отдайте себя большему, целому, частью чего вы сами являетесь – придет Любовь, Радость, Счастье… Что вы за листья такие, – ничего не знающие о Дереве? Или пальцы, – не ведающие о Руке…

Я говорю сейчас неуверенно, не зная как лучше сказать… А тогда «Мы» знал, что надо говорить, и говорил каждому человеку именно то, что надо сказать, без единой ошибки – и в интонации, и в жесте. Но мало кому чего-нибудь было надо – кроме очередной заботы…

«Мы» мог бы сотворить любое ЧУДО, если бы оно пробудило душу человека. Этот голос мог все, – я помню его и узнаю, если услышу…

Голос рождался где-то в недрах, в глубинах, ощущение, что ниже диафрагмы находится огромное пространство, как бы заполненное белым дымом или паром, именно там рождалось Слово и, насыщенное паром – Любовью и Силой, выходило. «Мы» мог бы вдохнуть в слово огромную силу, и ничто вокруг не смогло бы противиться ему.

Понадобилось лишь чуть, чтобы остановить электричку и держать ее, пока, говорил, я – снова следует понимать – «Мы», с Человеком.

Моей – НАШЕЙ главной миссией и было – говорить с Человеком!

Поверьте! – я знаю вне сомнений —

Один Кто-то – точно есть!

Тот, Кто может ВСЕ!

Может лечить, даже ДУШУ, и так просто – простыми словами…

«Чужие кто лечить недугиСвоим страданием умел,Души не пожалел за други,И до конца все претерпел».(Ф. Тютчев)

Первое время мой язык совершенно разучился произносить «Я». Настоящего затруднения возникнуть не могло – потом, если было надо, говорил «Я», не вкладывая в слово его смысла, но в первый момент мне показалось, что – затруднение… И тогда еще раз возникла мысль, именно тогда я хотел подумать: «Была бы собака…»

«Собака», – и тут же, прижимаясь брюхом к земле и неистово виляя хвостом, кинулась ко мне собака. Это была любая собака, какую бы я ни пожелал! Я не соблазнился ни на пойнтера, ни на лайку – только смеялся, тогда «Мы» сказал ей, чтобы стала такой, как есть, и низкорослая хромая дворняга предстала передо мной. Я тут же исцелил ее кривую больную лапу – одно из чудес, совершенных не мной, а тем – Всесильным! – кто был больше меня неизмеримо и все же, как-то помещался в моем теле.

Но дворняжка не была просто собакой, – это был – Главный Пес (общесобачья индивидуальность). Только он мог быть со мной тогда – добрый, вполне разумный, прекрасный верный друг.

А еще как-то в разговоре с человеком, ради этого человека, понадобилось маленькое чудо. «Мы» сказал, что вон те вороны – ручные. Позвал Главного Ворона, протянул руку – вороны, к удивлению собеседника, подлетели и сели на плечо и на руку, а потом важно шли следом. В них был сам Главный Ворон – сознательное мудрое существо – ДУХ, сущий во всех врановых птицах и отдельно – сам по себе.

Воздух вокруг меня светлел и светился синевой, даже в помещении он был разряженным и чистым, каким бывает только высоко в горах…

Время шло гораздо медленнее, к тому же, постоянно останавливалось: стоило залюбоваться чем-нибудь и мгновение уже не сменялось другим мгновением – замирала летящая птица, человек, идущий навстречу, зависал над землей…

Было все еще утро, впереди был – целый День!

Безмерно больше любых мечтаний, желаний и предчувствий оказался Мир за стенами, Свет за стенами. Один глоток настоящего вольного воздуха мгновенно стер все страдания, всю скорбь, накопившуюся за годы заточения. День тот – сверкающая точка в памяти, окно, залитое ярчайшим светом.

Даже, если не удаться мне еще раз «пройти сквозь стену», все равно, совсем темно уже никогда не будет, т. к. – окно есть!