Разоренное гнездо - Алла Холод

газетные киоски, так что в бумажном виде газета продаваться не могла бы, даже если бы печаталась в полном объеме. Но самый большой удар по экономике издания наносил тот факт, что органы власти практически перестали размещать в газете свои информационные материалы. Вся нагрузка перенеслась на сайт. А тот у Виталика был не сказать чтобы очень уж хорошо раскручен, да и стоимость материалов на нем была просто копеечной. Мой братишка пошел к учредителям, но в ответ его похлопали по плечу и сказали примерно так: всем плохо, братан, денег нет, но ты держись. Наверное, думали, что это забавно. Не смешно было то, что учредители отказались участвовать в антикризисных мероприятиях и никакой финансовой поддержки Виталику не оказали, и очень скоро проект, которым он руководил, оказался висящим на волоске.

Наши детки прочно осели дома, и это только осложняло обстановку. Я очень люблю своего племянника, но Артемка, если быть объективным, вырос ужасным снобом, к чему, как я полагаю, немало усилий приложила его мамаша. Он стройный, симпатичный и неглупый мальчик, начитанный, в некоторых вопросах даже проявляющий эрудицию, но он привык часто ездить за границу, дорого одеваться, менять навороченные айфоны. Его компания – это сплошь детки крутых папаш, чиновников и бизнесменов, он постоянно шатается с ними по дорогим кафешкам, катается на катерах по водохранилищу и получает всякие другие небесплатные удовольствия от жизни. Необходимость сидеть дома вызывала его бурный протест, его многочисленные приятели, не встречаясь в университете, стали искать альтернативные способы развлечений, но они тоже – и в еще больше степени – требовали денег. Протестовала и наша Алиса, которая это делала вообще всегда и по любому поводу. Дочь считала, что «режим» собирается окончательно прихлопнуть экономику страны, что ограничение свободы передвижений нарушает ее конституционные права, а в мире нарастает геноцид наций. Она отказывалась носить маску и в знак протеста заперлась в своей комнате и выходила оттуда, только чтобы в очередной раз помитинговать перед тем, кто в тот момент оказывался дома.

Викуся, которая не была привязана ни к какой работе и ни к какому бизнесу, могла бы встретить кризис более терпимо, но и она не скрывала своих панических настроений. Ее можно было понять: Виталик уже еле-еле справлялся с ситуацией, и семейный финансовый кризис день от дня приобретал все более реальные очертания. Я все чаще заставал ее в квартире родителей, но о чем она подолгу беседовала с ними, так и не узнал: когда я приходил, темы, которые обсуждали до меня, сворачивались и больше не поднимались.

Вообще-то, я стал избегать ее еще до ковидной пандемии. С годами в семье к Викусе привыкли, и она уже никого не шокировала своими непомерными декольте или вычурными высоченными сапогами, которые уместнее смотрелись бы не на замужней женщине, а на девушке, скажем так, свободной профессии. Ну да ладно, мы свыклись и с этим. Все остальное – их с Виталиком дело, и я продолжал строго следовать политике невмешательства в чужую – пусть она даже и родственная – личную жизнь. Викуся стала беспокоить меня по-другому поводу, причем совсем незадолго до того, как пандемия произвела свои разрушительные действия в нашей большой семье.

Я уже говорил, что последним из моих проектов был ресторан русской кухни «Матрешка» – самое крутое и изысканное мое «детище». Я оборудовал свой постоянный кабинет именно там, потому что в этом ресторане мне нравилось все: его местоположение в паре кварталов от дома, интерьер, цветы в огромных кадках, картины, запахи. Все! И я заметил, что Викуся стала слишком часто захаживать ко мне в гости. Она являлась посреди дня, спрашивала у администратора, на месте ли я, усаживалась за столик и просила, чтобы меня пригласили. Если бы речь шла о том, чтобы родственницу просто покормили бесплатно, то я вообще не обратил бы на ее посещения никакого внимания – пусть угощается, я не обеднею. Но Викуся настаивала на моем присутствии, она непременно желала разделять со мной времяпрепровождение, даже если у меня был самый настоящий цейтнот. Однажды я ей намекнул, что мне не всегда удобно расслабляться посреди дня, когда еще не закончены все дела, она поняла и… стала приходить вечером. Понять, на месте ли я в конце дня, еще проще – достаточно пройтись мимо здания и посмотреть на окна моего кабинета: в мое отсутствие свет там зажигать некому. И Викуся повадилась приходить по вечерам. Мне ее визиты не нравились. Слишком уж томно она улыбалась мне, слишком сильно трепетали ее ресницы, когда она поднимала на меня долгий, туманный взгляд. Я стал избегать этих встреч. Если бы ковид не вмешался в нашу жизнь, мне пришлось бы, наверное, все-таки выяснить с ней отношения вербальным способом.

Дома заниматься было решительно нечем, наши передвижения ограничивались походами в магазины и в аптеку. Большую часть дня мы молчали, каждый уткнувшись в свою точку: кто в телевизор, кто в ноутбук.

– И что ты собираешься делать? – наконец спросила Рита, когда похоронная тишина ей стала невмоготу.

– А что я могу? – пожал я плечами. – Приготовлю сегодня жареную баранину, если ты не против.

– Я не об этом, – отмахнулась она, – ведь должен быть какой-то выход, мы не можем жить в постоянном страхе и неведении.

– Рит, ты думаешь, что меня вся эта ситуация забавляет, да? Но ведь надо понимать границы своих возможностей. Я же не могу за пять минут придумать новый бизнес и развернуть его на фоне полной заморозки всей деловой активности, правда? Значит, все, что мы можем, – это ждать.

– Это самый худший из вариантов, когда ты не знаешь, чего именно ты ждешь.

– Но ничего другого я предложить тебе не могу, увы.

– Но хоть какой-то план действий у тебя в голове должен быть, я же знаю тебя столько лет! Не пытайся убедить меня в обратном.

– Пока что мой план состоит в том, чтобы сократить наши ежедневные расходы, – вздохнул я, – по крайней мере, до тех пор, пока мы не поймем, насколько все это может затянуться. Пока мы не зарабатываем, надо меньше тратить.

Рита в полном изумлении вытаращила на меня глаза.

– Что ты имеешь в виду? Какие расходы мы можем уменьшить? Начать питаться дошираком? Или перестать платить за телефонную связь и интернет?

– Ну зачем же такие крайности?

Я видел, что разговор начинает ее раздражать и идет совсем не в том русле, в какое бы ей хотелось его направить, и мне это понравилось.

– Для начала сократим расходы на то, что можно убрать без ущерба для качества жизни. Извини за прозу, но