Разоренное гнездо - Алла Холод
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут мама выдала:
– Прав был Женик, надо было тогда купить там квартирку и жили бы сейчас там, радовались солнышку и морем дышали.
– Мама, вирус везде, – напомнил я, – не только у нас.
– Ну, не совсем, – загадочно завела глаза Ксения Алексеевна, – если мы покончили с кроличьими ногами, давайте унесем блюдо и сделаем перерыв до десерта и кофе. Алиса, вперед.
Девочка послушно встала с места, и едва опустив ресницы, тихонько сказала:
– Алекс, помоги, я тут не справлюсь одна.
Рита, которая, видимо, так же, как я, почувствовала неладное, поправила дочку:
– Алиса, Алекс – гость, возьми в помощники Артемку.
– Ох, от Артема толку как от козла молока, – фыркнула девочка, – обязательно что-нибудь уронит, – и почему это Алекс гость? Он же живет тут, разве нет?
И взяв со стола одно блюдо, гордо двинулась в сторону кухни. Артем не стал защищать свою честь и достоинство, только усмехнулся, обрадованный, что его вроде бы пока не достают.
Мама медлила, судя по всему, ждала группу поддержки в лице Алиски, и когда наша полуголая деточка вернулась, Ксения Алексеевна продолжила тему.
– Ты всегда бываешь прав, Женик, просто мы не может уследить за ходом твоей мысли. Ты разбираешься в тенденциях, или, как вы сейчас говорите – в трендах, – мама хихикнула, – а мы сильно отстаем. С другой стороны, никто же не мог предвидеть, что мир полетит в тартарары.
– Мама, ты не обязана ничего предвидеть, ты не медиум, в конце концов, – спокойно сказал я, сделав крошечный глоток изумительного напитка, который сварила подаренная мною родителям кофемашина, – никто ничего предугадать не мог. Так что тему надо оставить.
– Ну как же оставить, Женечка? – встрепенулась мама. – Сейчас жить тут стало совершенно невозможно! Мы в полной изоляции, в неизвестности, нервы на пределе. Нет, это очень сложно. Надо вернуться к обсуждению той темы, которую мы временно отложили.
– Мама, мы тему не откладывали, – заметил я, уже понимая, куда клонит Ксения Алексеевна, – вы с папой решительно отказались от моего предложения, и теперь его актуальность сошла на нет, так что продолжать нечего.
– Ну как это нечего? – Мама высоко подняла подкрашенную в честь папы бровь. – Ты что, отказываешься от своих слов? За тобой раньше такого вроде не водилось…
– Мамочка, предложение, которое я вам делал, было действительно тогда, когда оно имелось на рынке, сейчас его нет, так что говорить не о чем.
– Но последнее, что ты предлагал, находилось в Болгарии, на Черном море, – брезгливо скривилась мама.
– Для людей, проживших жизнь на Лазурном Берегу, это, конечно, существенное понижение кондиций, но тебя-то чем не устраивает Болгария? – Я чувствовал, что начинаю злиться, причем с большим ускорением.
– Не раздражайся, сынок, – лучезарно улыбнулась мама, – я не хотела тебя обидеть или умалить ценность твоего предложения, но ты же знаешь нашего папу: он не любит длинных переездов. Пересадки и все такое – это так сложно для него. Ему нелегко было принять твое предложение.
Папа не подтвердил правдивость маминых слов, он, как всегда, сделал вид, что ничего не слышит. Даже не кивнул, хотя мама и бросила на него выразительный взгляд.
– Мам, – не выдержал я, – к чему ты ведешь этот разговор? Рынок замер. Сейчас ничего не продается и не покупается, границы закрыты. Чего ты хочешь, я никак не могу понять.
– Сынок, я только вижу, как тяжело нам всем, надо что-то с этим делать, вырваться из этой тюрьмы, а уж ты придумай сам, как и куда…
И тут я взорвался. Гнев закипал во мне, еле давая дышать, я старался перекрыть ему выход, но это получалось с трудом. Особенно после выступления Алисы, которая (видимо, по предварительной договоренности) решила поддержать бабушку.
– Папа, мы все сейчас как в карцере! Ни шага туда, ни шага сюда! Ты же взрослый, умный человек, ты же понимаешь, что скоро из нас сделают зомби, я уже задыхаюсь, здесь просто невозможно находиться.
– Да ты что? Бедная девочка! От чего ты задыхаешься, можешь мне объяснить? – не выдержал я. – От безделья? От того, что в 20 лет не можешь понять, чего ты хочешь от этой жизни?
– Мы живем в полицейском государстве, – выкрикнула Алиска, – и если ты думаешь, что оно тебя поддержит, ты сильно ошибаешься! Нас всех загонят в одну братскую могилу. Если ты, папочка, не вытащишь нас всех отсюда.
– Какую могилу, что ты плетешь, ребенок? Ты только что наелась кроличьего жаркого, с удовольствием запила его французским «совиньон-блан», на тебе джинсы «Москино», если я не ошибаюсь, ты живешь в особняке, в самом центре миллионного города. Чем ты недовольна?
На этих словах мое терпение кончилось. Я вскочил.
– Что не так? Ты не хочешь учиться, не хочешь думать, ты вообще ничего не хочешь, кроме как ездить на курорты, пить коктейли и митинговать по любому поводу. Кто тебе чем обязан, хочу я тебя спросить? Ты совершеннолетняя, не нравится, как тебя содержат родители, – дуй в свободное плавание и обеспечивай себя сама. Что из сказанного мною – несправедливо?
Но Алиса и не думала сдаваться.
– Я могу сказать, о чем я думаю! О том, что не хочу жить в полицейском государстве, где попираются свободы и права граждан!
– Какие твои права конкретно оказались попранными? Почему ты не пошла на юрфак, чтобы защищать права тех, кто в этом нуждается? Какое ты,
