Воспоминания - Η. О. Лосский

Когда все ответили, Владимир Яковлевич попросил разрешения дать первой ученице возможность ответить еще по какому» либо билету. Разрешение было дано, и ученица опять ответила блестяще. Епископ похвалил ее, а класс, нервы которого все время были напряжены, как туго натянутая струна, разразился в это время рыданиями. Понимая нелепость своего поведения, епископ рассыпался в похвалах Стоюнину, который принял их холодно.

Не удивительно, что в реакционных кругах Москвы такой человек, как Стоюнин, независимый и повинующийся только велениям своей совести, скоро приобрел себе множество врагов. Удобный случай для решительного нападения на него представился в 1878 году, когда начался известный политический процесс.

Среди арестованных оказалась Армфельд, дочь прежнего инспектора Института, окончившая курс раньше того, как Стоюнин стал инспектором. Тем не менее Стоюнина обвинили в том, что это он внес в Институт революционный дух, и ему было приказано в 24 часа сдать все дела Института и уйти в отставку. Возмущенные такою несправедливостью Сотюнины подумывали уже о том, чтобы уехать в Париж и там открыть курсы русской литературы. Тем временем, однако, Императрица Мария Александровна узнала о всей истории отставки Стоюнина из письма его к А. Н. Мальцевой, которая была дружна с Императрицею и дети которой были ученицами Стоюнина. Согласно желанию Императрицы Стоюнину была назначена пожизненная пенсия в размере жалованья, которое он получал в Институте.

Стоюнины купили домик в Царском Селе и поселились там. Мария Николаевна, обладая живым, необычайно энергичным и предприимчивым характером, не могла примириться с мыслью, что муж ее, полный сил, способный к широкой общественной деятельности, вырван из жизни. Она задумала основать частную женскую гимназию и чтобы подготовиться к этому делу серьезно, стала читать книги по философии и педагогике. Потом она учредила комитет для выработки педагогических основ нового учебного заведения. В комитет этот входил, кроме нее и ее мужа, П. Ф. Лесгафт.

В 1881 г. осенью гимназия была открыта. Помещалась она на Сергиевской ул., потом на углу Фурштадтской и Воскресенской в доме графа Шувалова. Стоюнину недолго суждено было работать в ней: в 1888 г. он умер от рака печени. Но жена его блестяще продолжала руководство гимназиею. Она стремилась привлекать в состав преподавателей талантливых людей. Особенно гимназия стала приобретать известность, когда председателем педагогического совета стал профессор романо–германской филологии О. А. Браун. Подлинного же расцвета достигла она тогда, когда председателем был замечательный педагог Владимир Александрович Герд (с 1904 г.), который заботился неустанно о введении новых методов преподавания, устройстве практических занятий, приобретении пособий для физики и естествознания и т. п.

Среди учителей особенно отметить надо преподавателя литературы Владимира Васильевича Гиппиуса, преподавателей истории Александру Михайловну Петрункевич, Сергея Александровича Князькова, Якова Яковлевича Гуревича, физики — Григория Михайловича Григорьева, географии — Евгению Ивановну Репьеву. Но душою всего дела всегда была сама Мария Николаевна. Она постоянно посещала классы, принимала родителей, знала каждую девочку в лицо и каждую могла назвать уменьшительным именем не только во время учения, но и много лет спустя, когда бывшие ученицы, выйдя замуж, являлись уже в гимназию, чтобы отдать в нее своих дочерей.

Мария Николаевна знала не только каждую ученицу, но и родителей ее. Поэтому в случае каких‑либо зетруднений в учении или поведении ученицы часто можно было индивидуализировать меры воздействия и во всяком случае обходиться без наказаний, которые по правилам гимназии вообще были устранены. Не удивительно, что гимназия М. Н. Стоюниной приобрела широкую известность во всей России, не только Европейской, но и Азиатской. Бывшие ученицы и их родители сохраняли теплые отношения к гимназии и к Марии Николаевне на всю жизнь.

Сношения Марии Николаевны с людьми были чрезвычайно разнообразны. В ее кабинете можно было встретить и учителей гимназии, и родителей учениц, и многочисленных знакомых ее. При квартире ее был пансион. В то время, когда я познакомился с М. Н., она уже ликвидировала его постепенно, но все же и после закрытия его одна, две ученицы оставались жить в семье Марии Николаевны.

Особенно близка была к М. Н. семья помещика Уфимской губернии Ивана Григорьевича Жуковского. В имении их Тюинск (Бирского уезда) М. Н. с дочерью нередко ездила на лето. Две дочери Жуковских, Лидия и Елена, учились в гимназии и жили в семье М. Н., как родные. Обе были очень красивы, младшая, Леночка, была писаная красавица с розовыми щеками, правильным носом и большими голубыми глазами, старшая, Ляля, — с оригинальными тонкими чертами лица, напоминающими английскую аристократку.

В семье Стоюниной жила также с 1875 г. немка бонна, Адель Ивановна Каберман, воспитывавшая Людмилу Владимировну, а потом ее детей и заведовавшая хозяйством гимназии. Членом семьи была также француженка Софи Рено (Raynaud), учившая с 1888 г. французскому языку пансионерок, а потом внуков Стоюниной и детей в детском саду при гимназии.

Вступление в оживленный мир семьи Стоюниной и ее гимназии было чрезвычайно привлекательно для меня, и для всех членов нашего философского кружка. Мы собирались в кабинете Марии Николаевны довольно часто для чтения докладов. Кроме постоянных членов кружка, выступали иногда с докладами и гости, например, художник Н. К. Рерих, в то время бывший студентом Юридического факультета. Студия у него была очень своеобразная: большой зал в два света с хорами. Хоры эти могли служить комнатою для студента. И в самом деле, на них жил несколько месяцев член нашего кружка, Ефим Иванович Тарасов.

Однажды мы всем кружком посетили студию Рериха и были чрезвычайно заинтересованы его искусством изображения доисторической жизни славян, составлявших вместе с природою одно целое, полное вещего, таинственного смысла.

Иногда наши вечера были посвящены не докладам, а слушанию игры Людмилы Владимировны на рояле или пению Любови Алексеевны Мальцевой, исполнявшей романсы и арии из русских опер. Я иногда выступал с импровизациею рассказов, мистических или страшных вроде Эдгара Поэ. На одном из вечеров появился бывший проездом в Петербурге известный историк Е. Ф. Шмурло (прежде он был два года учителем гимназии) и с большим искусством рассказал свою повесть «Симонетта».

По воскресеньям или праздникам мы устраивали часто поездки за город: отправлялись весною в Павловск гулять в парке или слушать музыку, зимою катались на санях в окрестностях Парголова или Левашова, однажды предприняли даже катанье на салазках с гор в Юкках.

Писание рассказов продолжало увлекать меня. Темою одного из моих рассказов «К идеалу» была любовь простодушного маленького чиновника к портнихе, увлекавшейся мечтами о романтической любви к какому‑нибудь блестящему светскому красавцу, титулованному лицу. Свой рассказ я отнес в редакцию «Русского Богатства». Через несколько дней мною было получено письмо от Иванчина–Писарева, приглашавшего меня зайти в редакцию поговорить о моем рассказе.

Не помню, как случилось, что я в редакцию не пошел и дело с печатанием рассказа расстроилось. Если бы рассказ был напечатан в журнале, я, наверное, стал бы энергично продолжать беллетристическую деятельность и стал бы не философом, а романистом. Темы для новых рассказов и даже для большого романа, главным действующим лицом которого был бы молодой ученый, носитель своеобразных идеалов духовной жизни, толпились еще в моей голове в течение десяти лет.

Среди студентов было много лиц, пишущих стихи и рассказы. В 1894—95 гг. возникла у кого‑то из них мысль издать «Литературный сборник студентов СПБ. Университета». Редакторами были приглашены Григорович, Майков и Полонский. Фактически заведовали делом фельетонист «Нового Времени» Сыромятников и редакционная комиссия студентов, в состав которой был выбран и я. Решено было напечатать рассказы не по алфавиту, а в порядке их достоинства, так же было поступлено и с стихотворениями. Мой рассказ был признан лучшим и напечатан первым. Обложку для сборника нарисовал Н. К. Рерих.

Редакционной комиссии пришлось встретиться со следующим странным фактом. Один студент представил в комиссию очень красивое стихотворение «Это было в Барселоне 19 мая». Оно было встречено всеобщим одобрением, но я вспомнил, что моя тетушка Евгения Константиновна читала его мне, как стихотворение Буренина. Ничего не сказав товарищам, я пошел к ней, достал томик стихов Буренина и показал членам комиссии. Уличенный в плагиате студент сконфузился и объяснил свой поступок странным затмением памяти.

Осознав, что подлинные интересы мои направлены на философию, а не на естествознание, я избрал темою зачетного сочинения вопрос о «Локализации функций в коре больших полушарий мозга». Государственный экзамен по Естественнонаучному отделению Физико–математического факультета я сдал хорошо и получил диплом первой степени.